Я пробыла в HBI три с половиной минуты, когда встретила первого знакомого, бывшего ассистента в лаборатории Сэм, который сейчас является аспирантом в университете — я взглянула на его бейдж — в Стоуни-Брук. Мы обнимаемся, немного общаемся, обещаем встретиться за выпивкой на выходных (но не встречаемся). К тому времени, как я оборачиваюсь, Леви уже встретил кого-то из своих знакомых (пожилого парня с рюкзаком и цепочкой для очков, которые кричат «инженер» с вершины Большого Каньона). Цикл длится около двадцати минут.

— Господи, — бормочу я, когда мы остаемся одни. Не то чтобы мы были знамениты или что-то в этом роде, но мир нейровизуализации очень замкнут. Инцестуозный. Неизбежный. И множество других прилагательных.

— За последние двадцать минут у меня было больше социальных взаимодействий, чем за последние десять месяцев, — бормочет он.

— Я видела, как ты улыбалась, по крайней мере, четыре раза. — Я успокаивающе похлопываю его по руке. — Это не могло быть легко.

— Возможно, мне придется прилечь.

— Я принесу пакет со льдом для твоих щек. — Я оглядываю переполненный зал, внезапно вспомнив, почему я ненавижу научные конференции. — Зачем мы вообще пришли сегодня? Презентация MagTech только завтра.

— Приказ Бориса. Слабая попытка выглядеть так, будто мы здесь не только для того, чтобы шпионить, я полагаю.

Я усмехаюсь. — Тебе когда-нибудь казалось, что мы — супершпионы, а он — наш куратор?

Он бросает на меня полузабавленный, полуизумленный взгляд. — Нет.

— Да ладно. Борис — это точно М для моего Джеймса Бонда.

— Если ты Джеймс Бонд, то кто я?

— Ты — девушка Бонда. Я собираюсь соблазнить тебя в обмен на чертежи и зарезать тебя, пока я потягиваю свой мартини. — Я подмигиваю Леви, а потом понимаю, что он покраснел. Я зашла слишком далеко? — Я не хотела…

— Есть пара инженерных докладов, на которые я хочу пойти, — резко говорит он, указывая на программу конференции, и звучит удивительно нормально. Должно быть, мне это показалось. — Ты?

— Есть группа в четыре часа, которая звучит интересно. Кроме того, это мой священный долг — пойти куда-нибудь выпить. Big Easy и все такое.

— О. Ты хотела…

Я покачала головой. — Хотела?

Он прочищает горло. — Ты хотела компанию? Ты уже планировала пойти со своей подругой, или…

— Моей подругой?

— С твоей подругой.

— Кем?

— Я забыл ее имя. Та девушка, которая была в лаборатории Сэм? Темные волосы, занималась исследованиями FNIRS, и… — Он прищурился. — Нет, это все, что я помню.

— Ты говоришь об Энни Йоханссон?

Он оглядывается на программу. — Может быть? Звучит правильно.

Я не могу поверить, что Леви забыл имя Энни после того, как она безжалостно преследовала его целую вечность. Она знала его чертову группу крови, черт возьми. Возможно, и номер социального страхования тоже. — Зачем мне идти с ней пить?

— Я просто предположил, — рассеянно говорит он. — Вы двое были неразлучны.

Мое сердцебиение учащается. Наверное, без причины. — Но ее здесь нет.

Леви все еще читает программу, не обращая на меня внимания. — Мне показалось, что я видел ее минуту назад.

Я оборачиваюсь. Да, мои ладони начинают потеть, но только потому, что иногда они потеют. Все ладони иногда потеют, верно? Я судорожно оглядываюсь по сторонам, но уверена, что Энни здесь нет. Ее не может быть. Леви даже не запомнил ее имени — он не может быть прав. Он, наверное, думает, что все женщины с темными волосами выглядят одинаково и…

Энни.

С более короткой стрижкой. И в красивом сиреневом платье. И широкая улыбка на ее красивых губах. Стоит в очереди в пункте выдачи пропусков, болтает с кем-то, кто-то только что подошел и протягивает ей чашку кофе, кто-то, кто…

Тим.

Тим. Я вижу Тима, но только на секунду. Затем мое зрение расплывается, большие черные точки поглощают мир. Мне жарко. Мне холодно. Я вспотела. Я дрожу как лист, мое сердце колотится, и я улетаю.

— Би. — Голос Леви на секунду заслоняет меня, теплый и глубокий, обеспокоенный и твердый, и слава Богу, что он здесь, иначе меня бы разбросало по всей округе, как мусор на ветру. — Би, ты в порядке?

Нет. Я умираю. Я теряю сознание. У меня приступ паники. Мое сердце и моя голова взрываются.

— Би?

Леви обнимает меня. Снова держит, я в его объятиях, и чувствую себя в безопасности, как это возможно, что когда он рядом, только когда он рядом, я действительно чувствую себя са…

Это не мой номер в отеле.

Во-первых, здесь гораздо лучший вид. Оживленная, живописная улица Нового Орлеана, а не этот захламленный двор со сложенной мебелью для патио. Во-вторых, здесь слабо пахнет хвоей и мылом. В-третьих, и это, пожалуй, самое важное: здесь не грязно, а если у меня есть хоть один талант в мире, то это превращение гостиничного номера в полный невандальный хаос в течение первых трех минут моего пребывания.

У вашей девочки серьезные навыки работы с занозами.

Я сажусь на кровати, которая, как я предполагаю, тоже не моя. Первое, что я вижу, — зеленый цвет. Особая марка зеленого: Levi Green.

— Йоу, — говорю я ему, немного глупо, и тут же падаю обратно на подушку. Я чувствую себя истощенной. Не в себе. Как я вообще здесь оказалась?

Леви подходит и садится рядом со мной, на край кровати. — Как ты? — Насыщенный гул его голоса — это своего рода намек. В последний раз я слышала его совсем недавно. И я не могла дышать. Я не могла дышать, потому что…?

— Я потеряла сознание?

Он кивает. — Не сразу. Ты шла со мной до лифта. Потом я перенес тебя сюда.

Все сразу вспоминается. Тим. Энни. Тим и Энни. Они здесь, на конференции. Разговаривают. Друг с другом. Я в постели Леви, а внутри моей головы все прогнило, и я снова теряю рассудок и…

— Глубокий вдох, — приказывает он. — Вдох и выдох. Не думай об этом, хорошо? Просто дыши. Спокойно. — Его голос достаточно властный. Идеальное количество командования. Когда я в таком состоянии, на волосок от взрыва, мне нужна структура. Внешние лобные доли. Мне нужен кто-то, кто будет думать за меня, пока я не успокоюсь. Не знаю, что больше расстраивает: то, что Леви делает это для меня, или то, что я даже не удивлена этим.

— Спасибо, — говорю я, чувствуя себя более уверенно. Я поворачиваюсь на бок, и моя правая щека прижимается к подушке. — Это было… Спасибо.

Он смотрит на мое лицо, неубежденно. — Тебе лучше?

— Немного. Спасибо, что не психуешь.

Он качает головой, не сводя с меня глаз, и я делаю еще более глубокий вдох. Кажется, это хорошая идея. — Хочешь поговорить об этом?

— Не очень.

Он кивает и делает то, что сделал несколько недель назад, после того, как спас меня от превращения в лепешку: он кладет свою теплую руку мне на лоб и откидывает мои волосы назад. Возможно, это лучшее, что я чувствовала за последние месяцы. Годы. — Я могу что-нибудь сделать?

— Нет.

Он снова кивает и встает. Ужас в моем животе возвращается с новой силой. — Ты можешь… — Я понимаю, что просунула палец в одну из петель ремня на его джинсах, и тут же вздрагиваю и отпускаю его. Тем не менее, всего смущения в мире недостаточно, чтобы удержать меня от продолжения. — Ты можешь остаться? Пожалуйста? Я знаю, что ты, наверное, предпочел бы быть…

— Нигде больше, — говорит он, не пропуская ни одного удара. — Мне больше нигде не хотелось бы быть. — Мы остаемся так, во Враждебной Компанейской Тишине, которая является такой же частью наших отношений, как и BLINK, и энергетические шарики с арахисовым маслом, и споры о существовании Фелисетт. Через минуту, а может и через тридцать, он спрашивает: — Что случилось, Би? — и если бы он звучал напористо, или обвиняюще, или смущенно, было бы так легко его отшить. Но в его глазах только чистое, обнаженное беспокойство, и я не просто хочу рассказать ему. Я должна.

— Мы с Энни рассорились на последнем курсе аспирантуры. С тех пор мы не разговаривали.