— Наверное, ошибка сервера.

— Или люди напортачили.

— Ты можешь сказать, кто переместил файл?

Он набирает еще несколько штрихов. — По логам — нет. Система не так закодирована. Ты знаешь, что она может сделать? — Я качаю головой, ударяясь о какую-то точку на его груди. — Она может сказать мне, куда был перемещен файл, и если он все еще находится на сервере, но в другой папке. Что в случае с чертежами, — он нажимает пробел и открывает изображение, — вот здесь.

— О, отлично. Это именно то, что я… — Мои зубы щелкают, когда я закрываю рот. — Подожди минутку.

— На какие 5 км мы должны записаться? — Он проводит языком по внутренней стороне щеки. — Обычно в июне проходит забег на космическую тематику…

— Ни за что. — Я кручусь вокруг. — Папка была не там, где должна была быть.

— По условиям пари, файл должен быть на сервере. — Он одаривает меня довольной улыбкой. — Спорим, ты рада, что я не согласился на анальное выражение.

— Ты же знаешь, я имела в виду в определенной папке.

— Как жаль, что ты тогда не уточнила. — Он кладет руку мне на плечо в насмешливом заверении — я всерьез подумываю откусить ее — и это смешно, насколько каждая его часть карликовее каждой моей части. Также смешно? То, как эти глупые навязчивые мысли о его теле, прижатом к моему, не дают покоя. И то, что он так близко, напоминает мне о его бедре, протискивающемся между моих ног, твердом и настойчивом на стыке моих…

— Что вы двое делаете?

Борис стоит у входа в лабораторию, и мой первый инстинкт — оттолкнуть Леви и закричать, что ничего не случилось, ничего не произошло, мы просто работали. Но расстояние между нами вполне подходящее. Просто мне кажется, что это не так, потому что Леви такой большой. И теплый. Потому что он — Леви.

— Мы как раз собирались записаться на 5 км, — говорит он. — Как дела, Борис?

— 5 км, да? — Он стоит под дверной рамой, изучая нас со своим обычным усталым выражением лица. — Вообще-то, я пришел с новостями.

— Плохие новости?

— Не очень.

— Значит, плохие.

Борис подходит ближе, держа в руках распечатку. — Вы, ребята, планируете пойти на Human Brain Imaging?

HBI — одна из многих академических конференций по нейронауке. Она не особенно престижна, но за годы своего существования приобрела репутацию «тусовочной»: она проходит в веселых городах, с множеством сателлитных мероприятий и спонсорской поддержкой индустрии. Это место, где молодые, модные нейробиологи общаются и напиваются вместе.

Но я не хип. А Леви не нейробиолог. — Нет, — говорю я Борису. — Где она будет в этом году?

— В Новом Орлеане. В ближайшие выходные.

— Весело. Ты планируешь поехать?

Он качает головой и протягивает распечатку. — Нет. Но кое-кто собирается.

— MagTech? — говорит Леви, читая над моим плечом.

— Мы следили за ними. Компания представит версию своих шлемов на HBI.

— Они подали заявку на патент?

— Пока нет.

— Тогда выход на биржу кажется…

— Менее разумным шагом? Я думаю, они пытаются привлечь внимание, чтобы завлечь новых инвесторов. Что является отличной возможностью для нас узнать, на каком этапе они находятся.

— Ты предлагаешь нам послать кого-нибудь в Новый Орлеан, чтобы они посетили HBI и отчитались о прогрессе MagTech по сравнению с нашим?

— Нет. — Борис улыбается в первый раз с тех пор, как вошел в комнату. — Я приказываю вам двоим сделать это.

— Я просто не думаю, что поездка в Новый Орлеан, чтобы играть в инспектора Гаджета, — лучшее использование нашего времени, — говорю я Леви, пока он провожает меня домой, как он настаивал («Хьюстон опасен ночью», «Никогда не знаешь, кто скрывается вокруг», «Или ты позволяешь мне проводить тебя домой, или я иду в десяти футах позади тебя. Выбирай»). Он толкает свой велосипед, на котором, очевидно, ездит на работу большую часть дня. Хмф. Преуспевающий. Его шлем, пристегнутый к поясу, ударяется о бедро через каждые несколько шагов. Успокаивающий ритм служит надежным фоном для моей стервозности.

— Мы, по крайней мере, инспектор Коломбо.

— Гаджет превосходит Коломбо, — указываю я. — Не пойми меня неправильно, я вижу ценность в том, чтобы следить за конкурентами, но не лучше ли послать кого-нибудь другого?

— Никто другой не знаком с BLINK так хорошо, как мы, и ты единственный человек, который знает нейробиологию.

— Фред ходил на этот курс в бакалавриате.

Леви улыбается. — По крайней мере, это на выходных. Мы не будем пропускать рабочие дни.

Я поднимаю одну бровь. Мы оба работали все выходные. — Почему ты так хорошо к этому относишься?

Он пожимает плечами. — Я тщательно выбираю свои битвы с Борисом.

— Разве это не стоит того, чтобы за это бороться? Мы говорим о двух днях в тесном кругу с человеком, которого ты больше всего в истории презираешь.

— Илон Маск тоже приедет?

— Нет, я.

Он тяжело вздыхает, потирая лоб. — Мы это уже проходили, Би. Кроме того, команда продолжает портить такие базовые вещи, как резервное копирование файлов, — язвительно добавляет он. — Я бы не стал доверять им… шпионаж. — Он улыбается, когда произносит последнее слово, и мое сердце подпрыгивает. Я необъяснимо получаю от него флюиды Симпатичного Парня — может быть, потому что, когда он забавляется, то выглядит чертовски мило.

— Я все еще думаю, что это не человеческая ошибка, — говорю я, стараясь не думать о таких вещах, как миловидность.

— В любом случае, я соберу совещание с инженерами и припугну их, чтобы они были осторожнее.

— Подожди. — Я останавливаюсь под своим зданием. — Ты не можешь этого сделать, если не уверен, что это кто-то из команды.

— Я уверен.

— Но у тебя нет доказательств. — Он смотрит на меня с озадаченным выражением лица. — Ты же не хочешь обвинять их в том, чего они, возможно, даже не делали?

— Они сделали.

Я расстроена. — А что, если это странная случайность?

— Это не так.

— Но ты… — Я поджимаю губы. — Послушай, мы со-руководители. Мы должны вместе принимать дисциплинарные решения, а это значит, что ты не можешь никого ни в чем обвинять, пока я тоже не приму решение. А этого не произойдет, пока я не увижу фактических доказательств того, что кто-то из команды делает это. — Он смотрит на меня с мягким, забавным выражением, как будто находит мое раздражение особенно приятным. Вот садист. — Хорошо? — подсказываю я ему.

Он кивает. — Хорошо. — Он отстегивает шлем и завязывает его под подбородком. Я определенно не замечаю, как напрягаются его бицепсы. — И, Би?

— Да?

Он садится на велосипед и уезжает. — Я дам тебе знать, на какой 5 км я остановлюсь.

Он прикрывает мне спину, но я все равно отмахиваюсь от него.

Шмак: Этот твит GRE становится какой-то особенной штукой, да?

Мари: Это точно.

Если под «немного» он подразумевает «много». А если под «штукой» он подразумевает «говношторм».

Я понятия не имею, как это вообще произошло. В тот день, когда я отправила твит, я легла спать, прочитав комментарии людей, рассказывающих о своем негативном опыте с тестом. Когда я проснулась, появился хэштег (#FairGraduateAdmissions), и десятки ассоциаций женщин и меньшинств в STEM объявили забастовку GRE, призывая студентов подавать документы в аспирантуру без GRE.

@OliviaWeiBio Если все это сделают, у аспирантов не останется выбора, кроме как оценивать нас на основе нашего опыта, резюме, предыдущих усилий и навыков. В общем, то, что они уже должны делать.

Я уже говорила, как сильно я люблю женщин в STEM? Потому что я обожаю женщин в STEM.

Через два часа мне написал журналист из The Atlantic с просьбой об интервью. Затем CNN. Потом Chronicle of Higher Ed. Потом Fox News. Я объединилась со Шмаком, чтобы охватить еще более широкую аудиторию, и вместе мы опубликовали эссе из тысячи слов, в котором кратко описали отсутствие научных данных, подтверждающих использование GRE в качестве инструмента для поступления. Я призвала новостные издания взять интервью у женщин, которые запустили хэштег (кроме Fox News, который я оставила на прочтение). Несколько человек откликнулись и рассказали СМИ о количестве часов минимальной заработной платы, необходимых для того, чтобы позволить себе пройти тест, о своем разочаровании, когда более богатые одноклассники, имеющие доступ к частным репетиторам, показали лучшие результаты, о сокрушительном разочаровании от того, что их отвергли в учебных заведениях мечты, несмотря на идеальный средний балл и опыт исследовательской работы, потому что их баллы не соответствовали какому-то произвольному срезу на несколько процентных пунктов. Они все еще продолжают распространяться, и все больше людей открывают их.