— Роман Филиппович, разрешите сказать? — кротко попросила Анна.
Кафтырёв дёрнулся, как от удара, и воззрился на неё, словно на неожиданно выползшую из-под стола ядовитую змею.
— Что с вами? — отшатнулась Лявис.
На лице её отразилось вроде бы искренне беспокойство, хотя… доктор ни в чём уже не был уверен, ему стало жарко, тяжко от духоты, да и нервы натянулись отчего-то до предела… недосып! Во всём виноват этот чёртов недосып… Встав из-за стола, Кафтырёв подошёл к окну и с тоской поглядел на улицу: очень хотелось на свежий воздух.
— Ничего, — бросил доктор Анне. — Говори!
— Вам надо отдохнуть, — ласково проворковала она, — совсем себя не бережёте.
— Это всё?! — набычился Кафтырёв.
— Нет-нет, что вы! Я просто хотела напомнить, как вы вчера сказали, что до наполнения хранилища осталось совсем немного, ибо доработанная спецподготовка творит чернокровых быстро и без осечек, — она улыбнулась Десятову-старшему — тот принял комплемент как должное и с гордостью посмотрел на доктора. — Так зачем тогда торопиться с обработкой нашего юноши Константина — мы ведь не знаем, чем она может закончиться! Помните же, как было с Морозовым?
— Ты только что сама сказала, спецподготовка доработана и усовершенствована, это ведь как раз для таких случаев? Или я не прав? — доктор резко отвернулся от окна и уставился на Костиного отца: — Илья?
— Да, безусловно, — кивнул тот. — Я сделал всё что мог, однако, вы же понимаете, каждый организм уникален…
— Морозов как «лампочка» был гораздо слабее Константина, — подхватила Лявис и бросила на парня такой плотоядный взгляд, что Кафтырёв сразу же заподозрил её в желании интимной близости с молодым человеком.
Тот, надо заметить, глаз не отвёл, как бы принимая вызов… или всё это доктору только мерещилось? Он тряхнул головой, прогоняя наваждение.
— Роман Филиппович, — вдруг подал голос Десятов-младший, — разрешите, я подожду в коридоре? А вы спокойно обсудите меня без меня! По-моему, так будет гораздо проще… для всех.
Чуть вздёрнув от удивления бровь, Кафтырёв мотнул головой в сторону выхода.
— Его теплотень изрядно отличается, — продолжила Анна, дождавшись, когда дверь за парнем закроется, — я это отлично чувствую, да вы и сами, наверняка, видите. Поэтому мы не знаем, что после посева произойдёт и с ним, и с семенем… так зачем прямо сейчас рисковать? Давайте отложим обработку Константина и позволим ему доставить нам всех выживших в Москве «лампочек» на блюдечке с голубой каёмочкой?
— И что потом? — хмуро процедил доктор, переводя взгляд с Лявис на Десятова-старшего и обратно.
— К тому времени, как все они окажутся здесь, хранилище наполнится почти до края, и тогда достаточно будет выбрать самого слабого и попробовать на нём — если обработка пройдёт успешно, мы уже сможем объединиться!
— Тьма возродится и станет тысячекратно умнее нас теперешних! — воскликнул Илья. — Вы будете у руля и мгновенно разберётесь, как правильно обратить моего сына.
— И что делать с остальными «лампочками», — добавила Анна, многозначительно глядя на Кафтырёва, что явно подразумевало их уничтожение.
«Включая и Десятова-младшего», — мрачно подумал доктор, а вслух сказал:
— Хорошо, давайте подождём, — он усмехнулся, прочитав на лице Ильи облегчение и заметив игривый блеск в глазах Анны. — Но имейте в виду, — ухмылку сменил тяжёлый пристальный взгляд. — Если это вдруг сорвёт мои планы, — с обоих шкуру спущу!
* * *
Вере снилась бабуля, одетая, как в день своей смерти: в чёрном платье поверх пижамы. Вокруг был зелёный больничный парк, тот самый уединённый уголок под огромным, раскидистым клёном, где прямо на траве стояла маленькая, всеми забытая деревянная скамеечка. На ней-то Вера и сидела напротив пустой инвалидной коляски, в которой привезла сюда бабу Клаву — сейчас она стояла рядом, обнимала внучку и гладила её по голове. Старческая рука была сухой и лёгкой, словно птичья лапка, и чуть дрожала. А потом Вера почувствовала, как ей на голову что-то капает, вывернулась из-под мерно ходившей ладони и увидела, что бабуля плачет.
— Ба, ты чего?!
— Да не обращай внимания, деточка, скучаю я просто…
— Я тоже, ба! Тоже очень по тебе скучаю, и по дедуле! — на глаза навернулись слёзы.
— Дедушка тебя так любил, отдал всё ради твоего спасения, поэтому душа его не смогла здесь меня дождаться и мы после смерти не встретились — я осталась совсем одна.
— А мама с папой?!
— О, они сами по себе, им я мешать не должна… ох, ладно, давай оставим это! Что ты хочешь спросить, говори!
— Я? — растерялась Вера.
— Ну да! — бабушка с тревогой заглянула ей в глаза. — Это же ты меня позвала, так спрашивай же скорее, а то сон — вещь в себе, в любой момент может взять да и кончиться!
— …Ключ праотцов! — выдала внучка первое, что пришло в голову. — Ты что-нибудь о нём слышала? Антикварный кулон в виде рыбки. Как он работает?
— Слухи ходили, что есть ключ, способный открыть безопасный путь всем душам.
— Безопасный — в смысле от лысорей?
— Да, тот путь, как был когда-то, ещё до прихода этих чёрных пернатых тварей, потому артефакт и назвали ключом праотцов.
— Но откуда же он взялся, кто его создал?
— Бог? — пожала плечами баба Клава. — Другая, существовавшая до нас, цивилизация? А может, сама Вселенная — в ответ на внедрение лысорей? Или мироздание — для сохранения равновесия? Точный ответ неизвестен, как и то, откуда взялись лысори. Но проблема не в этом, а в том, что за долгие десятилетия никто так и не сумел понять, как работает ключ, и он кочевал из рук в руки, пока интерес к нему не пропал и следы его постепенно не затерялись. Мы с Пашей только в детстве о нём и слышали, я восприняла это тогда как легенду. Не думала, что ключ праотцов действительно существует.
— Существует, — кивнула Вера. — Морозовы его сто лет назад к рукам прибрали и передавали из поколения в поколение, надеясь, что именно в их роду родится такая «суперлампочка», которая сможет разобраться, что с рыбкой делать. Но «суперлампочка» не появлялась, и они, в конце концов, позабыли про истинное назначение кулона. Считали его просто семейной реликвией. Пока призрак Пряховой на «запах» артефакта не явился.
— Лысори поглощали её как раз в тот момент, когда их адским коктейлем расплющило, — кивнула баба Клава.
— Да, она стала таким же призраком, как деда Паша, и всю свою энергию ключу праотцов отдала, чтобы он на высокий уровень «суперлампочной» силы отзывался. Думала, так он найдёт достойного — того, кто сможет им воспользоваться.
— И ты думаешь, ты и есть эта достойная? — улыбнулась бабушка.
— Стала бы, может, если б не была такой дурой! Ключ на меня реагировал! — Вера тяжко вздохнула. — Только я бездарность на самом деле! Бездарность, которая тупо его посеяла!
— Ты его не потеряла! — уверенно заявила бабушка.
— То есть… Серьёзно?
— Серьёзно! Кто-то украл его у тебя, поняла?
— Украл? Кто? — Вера вспомнила, как в подъезде, где её брали в клещи Десятовы, вдруг задвигались на руке фракталы, и послышалась вибрация… — Костя?!
Клавдия не ответила, только нахмурилась, словно пытаясь что-то вспомнить. Раздался какой-то лязг, земля задрожала, сверху посыпались листья.
— Ключ украл Костя или нет? — воскликнула внучка, заметив, что контуры клёна стали размываться, а падавшие листья таять прямо в воздухе — сон грозил прерваться в любой момент. — Говори, ты же должна знать!
— Должна, но не знаю, — покачала головой Клавдия Острожская.
— Как так? Почему?! — трава под ногами потеряла форму, превратившись в размытое зелёное пятно, лязг повторился.
— Потому что есть те, кто умеет ускользать и очень хорошо прятаться. Даже от мёртвых!.. — донеслось до Веры, прежде чем она проснулась.
И обнаружила себя на узкой кровати, в малюсенькой комнате, без окон, с раковиной, стулом и биотуалетом. Её рюкзака и телефона нигде не было. Дверь оказалась заперта, но в ней имелось небольшое раздаточное окошко, а под ним — полка, на которой сейчас стояли миска и кружка. Видимо, пока Вера спала, в двери открыли железную задвижку и, просунув через окошко еду, снова закрыли — отсюда и взялось во сне это громкое лязганье.