Уна ушла разведать, каким путем лучше бежать. Пантеру она взяла с собой. А мне было о чем подумать.
Теперь стало понятно многое из того, что раньше казалось загадочным. Я решила, что если когда-нибудь вернусь обратно в школу и сдам экзамены второго уровня, то в университете стану специализироваться на мифологии и антропологии. Затем меня снова охватила тревога. А вдруг летние каникулы уже закончились? Скучают ли по мне в школе «Годолфин и Латимер»? Глупо, конечно, думать о таком, когда тебя могут подвесить вниз головой, чтобы ты истекла кровью, как свинья!
Настоящее имя брата Уны, конечно же, не Джек Д’Акре. Он был бездомным, шлялся по Ковент-Гарден и улице Лонг-Акр, и его дружки стали так называть его в шутку, потому что считали его акцент французским. Джек и сам не знал, откуда он родом, и едва помнил время до того, как ослеп. Ему снилось, что он жил в домике в сельской местности, а вокруг рос лес. Он сказал, что помнил лишь «некую сверкающую тьму». Он жил там с сестрой Уной, и в то время они были ровесниками.
Странно разговаривать с двоюродным дедушкой, который старше тебя всего лет на пять. Он казался мне скорее братом. Беспокойный, с мальчишескими замашками, с коротко стриженными белыми волосами и в темных очках, скрывающих глаза, он был невероятно похож на Элрика и Уну.
– В Миренбурге меня называли Онриком, – сказал он. – Странное имя. Джек мне больше нравится, а тебе?
– Запомнить проще. У меня мало опыта в путешествиях между мирами. Не уверена, что я смогла бы сама что-то сделать без помощи. А как ты ослеп? Ты всегда жил один?
– Уна сказала, что это случилось во время первых экспериментов империи. Я был тогда совсем малышом. Видимо, какие-то агенты Тарагорма нашли меня на лунной дороге. Наверное, меня там бросили. После этого я почти никогда не оставался один. Даже не знаю, как я сбежал от Боус-Юнге. Кто-то всегда предлагал свою помощь, если я был полезен. Один тип из Оксфорда водил меня с собой и выдавал за прокаженного, – он засмеялся. – Мы заработали кучу денег, которые нам бросали издали. Макталбейн был далеко не первым. Я делал вещи и похуже, чем он заставлял меня. По крайней мере, у меня всегда была еда и своя коробка.
Он опять засмеялся, лицо его казалось мне открытым и честным, но в то же время печальным. Он снова ушел в себя.
– Мне достаточно было оставаться собой, чтобы отвлечь внимание, куда бы мы ни пошли. Иногда на улицах, иногда в магазинах. Чаще всего мы грабили разные заведения и большие магазины, там, где это несильно скажется, но все равно мне никогда это не нравилось. А потом меня нашел ублюдок Клостергейм и снова привел к Боус-Юнге, как я уже и говорил. После меня отправили в Миренбург, где они пытались выковать этот меч. А потом опять сюда. Они умеют ходить по лунным дорогам, но это дается им нелегко. Клостергейм сказал, что знал моих маму и папу. Он заявил, что обязательно сведет нас вместе. Я думаю, они выкупили меня у Макталбейна. Подозреваю, заплатили ему, потому что чуть позже услышал, как они говорят. У меня очень чуткий слух. Кажется, это стоило им пятьсот фунтов. Через пару часов мы сели на колесо обозрения и оказались уже не в Лондоне, а в другом месте, как я и рассказывал. Этот тип Гейнор встретил нас в Миренбурге. Какое-то время они держали меня на ярмарке. Видимо, прятали на случай, если кто-то станет искать. В конце концов было не так уж и плохо. Но они начали запрещать мне все больше и больше. Не позволяли выходить без двух надсмотрщиков и не отпускали далеко. Я слышал, о чем они говорили. Темная Империя хотела узнать, как пользоваться лунными дорогами. Клостергейм и Гейнор разрешили им обратиться ко мне – я слушал клинки для мечей. Они хотели, чтобы меня увидел еще один тип, называли его «наш общий друг». Имя его так и не сказали. Заставляли меня работать, проверять резонанс мечей. Хотели сделать какой-то особенный клинок. Для особого покупателя, которого надеялись обмануть. По крайней мере, так я догадался. Короче, мы некоторое время провели в этом странно пахнущем городе, а потом они вернули меня сюда и заперли в какой-то грязной кладовке. Кажется, это был склад. Выбраться наружу я не мог. Они хотели использовать меня как наживку для ловушки… Тогда я еще не знал, что случилось с моей сестрой, и, конечно же, не знал ни о тебе, ни о своем отце. А затем мы встретились, и я догадался, что теперь они гоняются за тобой.
– А ты не знаешь почему?
– Какой-то большой военный или научный проект? А ты как думаешь? Хотят сделать из нас бомбы? Недавно я слышал, что империя каждый день теряет завоеванные земли. Они слишком уверовали в свое превосходство и не ожидали, что рабы восстанут. И уж совсем не ожидали, что бунт сможет придать сил Хоукмуну и остальным. Я слышал, Клостергейм говорил об этом, как раз перед тем как Уна нашла меня. Думаю, у Хоукмуна есть секретное оружие. Этот кристалл, который упомянула моя сестра. Последнее, что я слышал – армии ведут бой прямо на мосту через пролив. Чего бы они от нас ни хотели, хочется им этого очень сильно.
– Они хотят убить нас ради нашей крови, – отозвалась я. – По крайней мере, хотят убить меня. Может быть, тебя оставят в живых, я не уверена. Чем больше битв они проигрывают, тем сильнее полагаются на колдовство. Им нужны не бомбы, а человеческие жертвоприношения. Хотя, если подумать, это, в общем-то, одно и то же. И окончательно проигрывать они не планируют.
Джек кивнул.
– Смысл в этом есть. Их подвело все это новое оружие, которое они производили в Восточной Европе. Спроектировали они его сами, но оказались слишком заняты и консервативны, чтобы создать его на заводах в своей стране, где до сих пор выпускались старые модели. Они не оснащены для этого. А когда Хоукмун вновь объявился живым, он придал духу миллионам. Он, должно быть, невероятный человек. Все считают его крутым, кроме империи. Но даже Мелиадус его боится.
У Джека было все написано на лице. Он научился ненавидеть и контролировать ненависть так, как я не умела.
– До того как сестра забрала меня, я слышал, что Хоукмун вывел их из равновесия. И они все еще пытаются отдышаться. Год назад они никогда бы не поверили, что им стоит беспокоиться о повстанцах, которые сбиваются в отряды и собираются воевать против них. До сих пор они всегда успешно применяли политику «разделяй и властвуй».
– Откуда ты все это знаешь? Просто подслушивал?
– Я же сказал, у меня острый слух. И повезло мне больше, чем тебе. Я ведь слепой, поэтому даже Клостергейм, фон Минкт и Тарагорм не стесняются говорить в моем присутствии. Они, наверное, думают, что я еще и глухой, – он ухмыльнулся. – Но они ничего не говорили о том, чтобы принести нас в жертву своим богам, если они собираются это сделать. Смешно. Я думал, они атеисты.
Не было никакого смысла делиться с ним тем, что я знала. По крайней мере, пока. Зачем его пугать? Но мрачная правда не раз готова была сорваться у меня с языка. И, конечно, я тоже не могла понять их мотивов.
– В любом случае, – сказала я, – мы для них важны. Они могли бы убить нас когда угодно. А как ты сбежал?
– Меня нашла Уна и привела сюда. «Лондонский глаз» – это секрет, ну ладно. Не думаю, что теперь захочу еще раз покататься на чертовом колесе. Долго ждешь, чтобы на него попасть, а потом ничего особенного – просто поднимаешься и опускаешься. А после выходишь… и оказываешься в Миренбурге, или здесь, или еще где-то. Полагаю, это дешевле, чем путешествовать на личном самолете. Хотел бы я выяснить, как это все происходит.
– Ну-у, – несколько грубовато протянула я. – Скоро, возможно, узнаем. Они беспощадные и жестокие. Не успеешь глазом моргнуть, они убьют нас, как только захотят, но сейчас мы нужны им больше, чем они нам.
– Интересно, зачем? Я мало на что гожусь, если не считать сцен в магазинах на Оксфорд-стрит и слушать голоса клинков, – он улыбнулся в пустоту. – Они же не думают, что у меня королевская кровь? Зачем им приносить нас в жертву? Мы не особенно важные. Кроме Уны, у меня и семьи-то нет. Всех моих друзей убили. И только сестра приглядывает за мной, – он опять засмеялся. – Клостергейм не ожидал, что Уна снова появится. Думал, она умерла. Наверное, она идет по его следу. Что ж, дождемся и поступим так, как она скажет. Если кто и сможет их победить, то только Уна. Похоже, она ведет хитрую игру.
