– Я пошлю пантеру, – сказала она. – Иди первой.

Она исчезла в зеленых зарослях. Через секунду пантера – она явно находилась рядом, послушная ее командам, – появилась передо мной и легла, чтобы я могла взобраться на ее гладкую спину. Мы снова перепрыгнули через стену, но на этот раз направились не к декоративному домику, который охраняли неподвижно стоящие индейцы-какатанава, а сделали крюк и по белой дорожке зашагали к дворцу.

Огромная лампа над головой, по всей видимости электрическая, отбрасывала тени, и они становились все гуще, по мере того как мы приближались. Яркому свету преграждала путь обильно и красочно украшенная каменная резьба в классическом восточно-византийском стиле. В самых темных местах горели факелы, они мерцали и отбрасывали подвижные тени – уставший разум мог принять их за чудовищ, стерегущих дворец. Я спустилась на землю, и пантера исчезла, но через пару секунд я услышала, что Уна шепотом зовет меня из зарослей. Как она и ожидала, большинство людей севастократора отправились в Глубокий город. Здесь же остались только телохранители.

Очень скоро мы уже пробрались во дворец и перебегали от колонны к колонне в поисках правителя. Издалека слышалась музыка. Мимо проходили слуги, но они смотрели на нас безо всякого подозрения. В центральном зале под высоким куполом, украшенным золотом, самоцветами и мозаикой, что-то происходило.

Там шел концерт. На троне, в серебристом венце с бриллиантами и рубинами, сидел стройный молодой человек с золотистыми волосами. Квартет состоял из арфиста, лютниста, флейтиста и барабанщика. Играли они что-то величавое и, по ощущению, удивительно современное, хотя мне такое совсем не нравится. Я отвлеклась на музыку.

Тогда Уна внезапно приняла решение. В мгновение ока она подскочила к трону севастократора и приставила клинок к его горлу. Музыка резко оборвалась.

Такой поворот даже меня поразил. Уна ничего не говорила о том, что она собирается угрожать жизни монарха.

Когда севастократор увидел меня, он отреагировал весьма впечатляюще. Вскочил и, к удивлению Уны, неожиданно сбил ее с ног. Она едва удержала клинок в руке. А затем он тоже упал. Севастократор явно запаниковал из-за меня, Уна же его совершенно не интересовала, пока он не оглянулся и не обнаружил, что она встала, сунула меч в ножны и прицелилась из лука прямо ему в сердце.

Взгляд его метался в поисках стражи; он тяжело дышал. Я направилась к нему, и он в страхе отпрянул.

– Прошу, – сказал он. – Умоляю! Я вам ничего плохого не сделал.

– У меня другое мнение, – ответила я. С прямым носом, с яркими голубыми глазами севастократор был невероятно красив, словно древнегреческий бог. – Я хочу знать, почему вы бросили в темницу моих друзей и нарушили древний договор с Глубоким городом.

– Ради общего блага, – сказал он. – Ваши друзья просто находятся в карантине. И вам тоже следует это сделать. По крайней мере, пока не будет найдено лекарство.

– Лекарство? – в один голос спросили мы с Уной. – Лекарство от чего?

– От болезни, которую вы принесли из своего мира.

– Это вам Клостергейм с фон Минктом сказали? – догадалась Уна.

– Доктор Клостергейм объяснил, что у девочки смертельно опасная чума, от которой вымерли Франкфурт, Нюрнберг и Мюнхен, да и в других городах Германии почти не осталось жителей, живых не хватало, чтобы хоронить мертвых. И все, кто находится рядом к ней, скорее всего, уже заражены, – севастократор говорил как человек, увидевший свою неминуемую смерть. – Вы поступили безответственно, приведя ее сюда.

– Но я не больна, – сказала я. – Со мной все в порядке, я никого не заразила. Даже моя белая крыса не подхватила от меня простуду в этом году!

– Они предупредили нас, что именно так вы и скажете. Лично у вас нет симптомов чумы, но вы можете заражать других.

Я вспомнила рассказ по радио о Тифозной Мэри и даже на секунду задумалась: а вдруг я и в самом деле являюсь носителем какого-то смертельного вируса?

– Чушь! – резко воскликнула Уна. – Мы с девочкой совершенно здоровы. Так же, как Лобковиц и Фроменталь, которые видели ее несколько дней назад. И лорд Реньяр, если уж на то пошло, тоже здоров.

– Я бы поступил безответственно, если бы не посадил ваших друзей в изолятор. Наш город очень древний. Я не могу допустить, чтобы его жители заразились. Поэтому нам пришлось действовать быстро и захватить Глубокий город. Никто не знает, с какой скоростью распространяется чума.

– Тогда почему никто из моих друзей в «Распациане» не заразился? – возразила я. – Никто из них не болен!

– Требуется время, чтобы болезнь проявилась.

– Это смешно, – покачала головой Уна. – Пара злодеев обвела вас вокруг пальца, и вы запаниковали. Они несут ответственность за неисчислимое количество смертей. Если потребуется и им выпадет такая возможность, эти негодяи, скорее всего, убьют девочку.

Севастократора ее слова, похоже, не слишком убедили. Он смотрел то на меня, то на лучницу, то на своих поданных и музыкантов.

– Доктор Клостергейм заверил меня…

– Доктор Клостергейм! – хмыкнула она. – Он не доктор, а скорее мясник!

– Что вы знаете об этом великом врачевателе? Он рискнул своей жизнью, чтобы предупредить нас об опасности.

– Какой еще опасности?

В этот миг в зал вошли двое мужчин и остановились в тени под мерцающим факелом на стене. Я сразу же их узнала. Разглядела тяжелое, но красивое немецкое лицо фон Минкта с холодными голубыми глазами и тонкими губами. Он был весь в черном со стальным нагрудником. Рядом с ним стоял худой мрачный старый «доктор» Клостергейм, глубоко сидящие глаза его сверкали. Голова напоминала бесплотный череп, узкий и зловещий. Я бы никогда не приняла их за пару героев.

– Которая исходит от ребенка. – Клостергейм ткнул в меня длинным костлявым пальцем.

– И каким образом маленькая девочка может представлять опасность? – Уна натянула тетиву.

– Она представляет жуткую опасность для всего мира, – хрипло и жестко ответил Гейнор фон Минкт.

– Я никого не обижала в Йоркшире. – Разговоры начали меня раздражать. – Я никому не причинила зла в Лондоне. Я была счастлива у себя дома в Инглетоне, пока не появились вы и не взяли наш дом в осаду!

– Мы лишь пытались предотвратить опасность, которую предвидели, – перебил Клостергейм. – Чуму, которая опустошит полстраны.

Эта ложь привела меня в ярость.

– Чума? Когда я уходила, Англия была в порядке.

– Бедная девочка. Лондон уничтожен, и твоих бабушку с дедушкой унесла чума. Ты об этом не знала?

Волна ужаса и отчаяния захлестнула меня.

– Что? – Я посмотрела на Уну.

– Это мерзкая ложь, князь Гейнор. Как же вы низко пали. И ради чего? – Уна вновь положила стрелу на тетиву, готовясь выстрелить в него.

Севастократор смотрел на меня с тревогой и поднес к лицу платок, пахнущий чесноком. Только теперь я догадалась, почему на шеях стражников висели связки чеснока. Они думали, что чеснок защитит их от чумы! Ну и от вампиров, конечно.

Я решила, что Уна и мои арестованные друзья обязательно рассказали бы мне правду.

– Я совершенно здорова, – сказала я, – и мои бабушка с дедом тоже.

Уна с широкой усмешкой глядела на двух злодеев.

– Именно так, – сказала она. – Я это гарантирую.

Севастократор нахмурился:

– Кому мне верить? Я отвечаю за жителей Миренбурга. Зачем доктору Клостергейму и князю Гейнору фон Минкту приходить ко мне с такой ужасной ложью?

– Потому что они хотят похитить меня, – ответила я. – Они уже пытались сделать это раз или два. Поэтому я нахожусь так далеко от дома… и хочу поскорее вернуться назад.

– Не нужно лжесвидетельствовать, – пробормотал Клостергейм. – Это не подходит столь юной особе.

– Согласна, – кивнула Уна. – Хотя вы это делаете по привычке, герр Клостергейм. Вы знаете меня, знаете мою силу. Вы ищете то, чем обладает девочка. Полагаю, вы уже заполучили второй предмет для заклинания. И совсем недавно, не так ли? Но половина заклинания хуже, чем полное его отсутствие. В любом случае есть вероятность, что вы собираетесь ее убить.