Любовь к жизни в них замедлилась, но не угасла совсем. Мысли их были столь же сконцентрированны, как и их физические тела. Каждое слово даже на самые лаконичные языки можно было перевести лишь с помощью нескольких предложений. К примеру, древний мелнибонийский в сравнении с их языком был так цветист и неуклюж, что только привычное ухо различило бы мелкие нюансы тона. Мне пришлось вспомнить старое заклинание и замедлить собственное восприятие времени. Только так я смог понять их.

Благодаря нашему сверхъестественному общению я постепенно начал понимать то, что они говорили мне. Почему первые каменные мужчины и женщины мира решили побеседовать со мной, мне неведомо. Однако я понял, что это важная часть сна. Я сел и погрузился в странное, но довольно приятное общение. Все четыре дня я, позабыв о скором отплытии Гуннара, слушал камни.

Предки произнесли первое слово.

Мне привиделся образ белого зверя, озеро, сверкающее строение, окруженное горами. Я знал, что мне нужно попасть туда, чтобы понять значение своего сна.

Предки произнесли второе слово.

Мне привиделся клинок меча без рукояти, острие его погрузилось в какую-то чашу, а из тени на меня смотрел огромный желтый глаз.

Предки произнесли третье слово.

Я увидел огромное дерево, дуб с раскинувшимися ветвями, на которых укрылись целые миры. Корни его уходили вглубь земной коры. Ветви его заслонил другой образ, обозначавший то же самое, но в другой форме. Я понял, что это и есть Космическое Равновесие.

Предки произнесли четвертое слово.

На малый миг меня посетил величественный образ – огромный зеленый дуб на фоне серебристого неба. А затем яркие краски погасли, остались лишь голые скалы и мягкая трава подо мной. Предки замолчали. Вновь уснули. Я отдал им должное, хотя чувствовал: они возложили на меня бремя, а не просто дали откровение. Я заверил их, что обдумаю их слова, хотя, признаться, мало что понял. Может быть, камни тоже впали в старческое безумие?

Вдруг меня осенило: как же глупо я поступил! Я пошел в Сад дьявола, чтобы сэкономить время. И потерял его, вместо того чтобы выиграть. Норманн наверняка уже покинул Исприт. Из медлительнейшего из смертных я превратился в самого быстрого. И хотел, чтобы мой жеребец сделал все возможное.

Соломон нес меня всю дорогу из Акры. Он достался мне от рыцаря из Ломбардии, который, как многие мои товарищи-крестоносцы, отправился в поход только ради обещанных земель. Но найдя Землю Обетованную несколько бесплодной, он вступил в орден тамплиеров и, разочарованный, принялся пьянствовать и проводить время в азартных играх, что и привело к неизбежной дуэли. Я не стал его отговаривать. Давно уже хотел заполучить его коня. К тому же немного ослабел, и для поддержания сил мне как раз требовалась пара свежих созревших душ.

Религиозные взгляды этих мерзавцев были так же испорченны и лживы, как и все, что я тут видел. Религия настолько не соответствует природе человечества и его положению в естественном порядке вещей, что приводит лишь к безумию, и жертвы его постоянно пытаются привести реальность в соответствие со своими фантазиями. В конечном итоге рушится весь мир. В их истории всякий раз, как поднимается благочестивое знамя Порядка, по пятам за ним следует Хаос.

Хоть люди Норманна и утверждали, что побывали в Киммерии, все равно могло случиться, что Гуннар не сможет мне помочь. Я знал, что скоро все узнаю сам.

Я и раньше бывал в Исприте, но прежде высаживался с моря. Горы стали зеленее, покрылись лесом, и поездка к портовому городу могла стать весьма приятной, если бы я так не торопился. Еще до заката я оказался на холме, что возвышался над городом. Адриатическое море разлилось во всю ширь, блестя спокойным оловом в лучах золотого солнца.

Диоклетиан выбрал этот порт, защищенный огромным мысом, из-за вида и прекрасного воздуха. Часть стен и колонн вдоль гавани осталась здесь явно с римских времен. Но имперские паруса расцветали над тяжелыми триремами, торговыми и рыболовецкими кораблями. Виднелся лишь один рифленый парус на высокой тонкой мачте, его «воронье гнездо» украшали яркие драконы – они извивались вокруг верхушки, где развевался черный флаг. Этот парус не узнал бы лишь тот, кто жил в глубине материка. Алые и лазурные полосы на белом поле были знаком старика Норманна. Значит, Гуннар все еще в порту.

С высоты город казался неорганизованным и ветхим, меж мраморных руин римского поселения разбегались хибары и убогие халупы с треугольными крышами. По мере приближения город явил себя во всей красе, от мусорных куч и грязных луж вокруг гавани доносился отвратительный смрад. Со стороны моря, в лучах заходящего солнца, походившего на кровавую лужу, все это выглядело не так ужасно. По древнему торговому пути я спустился с гор и въехал в невероятный портовый город.

Несколько сотен лет тому назад император построил здесь дворец с видом на собственный причал и Адриатическое море. Огромное сооружение возводилось лишь с одной целью – ублажить отрекшегося от престола императора и помочь ему забыть обо всех мировых проблемах, многие из которых он сам лично и создал. Высокие стены. Внутренние дворы с фонтанами. Рощи для приятных прогулок. Скамьи и столы из базальта, мрамора и агата. Храмы и часовни. Невероятно роскошные бани. Когда я побывал здесь в последний раз, все выглядело не настолько ужасно.

Власть Рима ослабела, а власть варваров в Исприте усилилась. Византии не хватало ресурсов, чтобы установить здесь свое правление, поэтому в порту обосновались свободные рыбаки, поставщики металлического лома, работорговцы, крепильщики, торговцы, пираты, скорняки и весь прочий честный и не слишком законопослушный люд. Заброшенный дворец стал их обиталищем. Они занимали комнаты и галереи, выращивали в садах овощи и фрукты, в залах торговали и обсуждали городские дела, в банях, которые еще работали, набирали воду. Это скандальное, сварливое, дружное, молящееся, вопящее, хихикающее, не скованное человеческими условностями нашествие меня даже в каком-то смысле очаровало.

Фонтаны давно пересохли. Вокруг них понастроили лачуг, и причудливость кладки разительно контрастировала с простотой жилья и его обитателей. На окраинах держали в сараях свиней, овец и коз, так что на подходах к городу вонь усиливалась, но на улицах слабела.

Я ехал мимо лачуг и хибар, сложенных из выброшенных на берег моря коряг и из камней; они походили скорей на обломки погибших кораблей, откуда забрали все ценное. И все-таки жизнь здесь кипела даже сильней, чем когда сюда переехал император. На имперских руинах бывших некогда могущественными, но ныне павших правителей зародилась новая жизнь. Именно это я пытался объяснить своим соотечественникам. Последний урок они получили, когда я продемонстрировал их слабость и силу нового народа, что бросил им вызов.

Я возглавил этих людей-разбойников. Я разрушил Город грез. Неудивительно, что этот сон мне нравился больше прочих. Здесь меня считали прокаженным колдуном, умеющим воевать. Там я был принцем, который предал свой народ и оставил его в рассеянии, без дома, умирать от воспоминаний о своем прежнем мире. Мои поступки позволили Ягрину Лерну, что всегда жаждал захватить власть в Мелнибонэ, разбудить Владык Высших Миров, и они начали угрожать Космическому Равновесию во имя Владык Энтропии.

Силы Порядка и Хаоса сами по себе не добры и не злы. Я судил Высших Владык по их поступкам. Некоторым можно было доверять больше, чем другим. Мой покровитель, Владыка Хаоса герцог Ариох, был существом весьма последовательным, хотя и свирепым, но в этом мире он почти не имел власти.