Бросив взгляд налево, я заметила напряжение на лице Белого Ворона. Оно доказывало, что Владыка Шоашуан исчез не по своей воле. Это меня впечатлило. Не многие владеют силой и способностями противостоять Владыкам Высших Миров. Неужели Белый Ворон с помощью чар изгнал чудовище обратно в тот мир, откуда то явилось, и элементаль забрал с собой в виде трофея тех, кто призвал его на помощь?

Легкий ветерок заплясал вокруг нас.

Белый Ворон поднял голову и снова начал петь и бить в барабан, Айанаватта вновь присоединился к нему. Я вдруг поняла, что хоть и без слов, но тоже пою в унисон с моими товарищами. В песне мы стремились снова достичь гармонии, вернуться на правильный путь и исполнить свое предназначение.

Маленький барабан Белого Ворона застучал быстрее, словно неожиданно хлынувший ливень. Он бил палочкой все быстрее и быстрее, вперед-назад, вперед-назад, кругом-кругом, сбоку сверху-вниз, по днищу, сбоку снизу-вверх, закончив пульсирующим ритмом, который должен был усилить чары. Постепенно удары стали звучать все реже и реже.

Ветер затрепетал и улегся. Снова вышло солнце, серебристый луч косо прорезал клубящиеся тучи, высветив на поверхности прерии широкую полосу.

Белый Ворон продолжал бить в барабан. Но очень медленно. Песня его стала неторопливой и задумчивой.

Блестящая тропинка холодного солнечного света легла перед нами, протянувшись от нашего ледяного храма до высоких гор, где она терялась. Серебристая тропа явно вела через горный перевал. В землю какатанава. Перевал, который начал раскрываться длинной трещиной в граните гор.

Тучи заклубились и опять закрыли солнце.

Но светящийся серебристый луч не исчез. Осталась волшебная тропа, ведущая сквозь горы.

Белый Ворон перестал барабанить. И петь тоже перестал. Тусклый дневной свет лился сквозь тяжелые снежные тучи. Но серебристая дорога не исчезла.

Белый Ворон был доволен – это он ее сотворил. Айанаватта с большим воодушевлением поздравил его, и, хотя приличия не позволяли эмоционально реагировать на подобную похвалу, Белый Ворон явно был горд собой.

С помощью песни и игры на барабане он сотворил путь в другой мир. Они с Айанаваттой соткали его из нитей Серых Пределов, создали необходимые гармонии и резонансы, чтобы безопасно пройти по самому короткому пути между двумя мирами.

Я с иронией подумала о том, как они завидуют моим способностям. Я могла пройти по лунным дорогам, которые им давались с трудом. Но сама не умела прокладывать пути, как они. Я не могла сотворить дорогу. Единственную опасность теперь представлял Шоашуан, который мог пойти за нами следом, через открытые нами врата.

Мы вновь укрепили седло на спине Бесс и приладили каноэ в виде крыши. Белый Ворон поторапливал старую подругу.

Мощные ноги ступили на тропу, что все еще виднелась из-под снега. Мамонтиха уверенно и радостно понесла нас вперед. Я оглянулась и увидела, что тропа позади не исчезала за нами. Значит ли это, что Клостергейм – или кто-то из его союзников – сможет легко последовать за нами?

Бесс радостно топала по хрустальной тропе, словно знала дорогу. Могучая мамонтиха бойко везла нас вперед, яркие перья теперь были надежно вплетены в ее шерсть. Интересно, существуют ли в этом мире другие мамонты, которым она может поведать свою историю, или ее будут помнить только в наших рассказах?

Толстая пелена снега накрыла прерию. Ничего сверхъестественного. Можно было ощутить вкус снежинок, увидеть, как парят над головой ястребы и орлы. Неожиданно из укрытия выбралось небольшое стадо антилоп; они побежали по снегу, оставляя за собой темные следы. Виднелись следы зайцев и енотов.

Запасов нам хватало, и необходимости покидать самодельный паланкин не было. Мамонтихе пришлось пробираться сквозь глубокие сугробы, мы же наслаждались роскошным путешествием.

Вдалеке мы увидели медведя; он одиноко брел по тропе, но вскоре спустился сквозь заросли к ручью и пропал из виду. Некоторое время Айанаватта и Белый Ворон обсуждали, не знак ли это. Наконец они решили, что медведь не имел никакого символического значения. Несколько часов Айанаватта рассуждал о природе медведей-духов и медведей-снов, Белый Ворон кивал, лишь иногда вставляя короткую историю, в основном же предпочитал слушать.

Постепенно горы становились все больше и больше, и вот мы увидели их заросшие деревьями подножья. Серебристая тропа вела к перевалу. Мужчины заметно оживились. Ни тот, ни другой не были до конца уверены, что магия сработала, и даже теперь они не знали, какими будут последствия. Придется ли им расплачиваться за это? Меня их сила поражала, да и их самих, похоже, тоже.

Пошел густой снег. Бесс ему радовалась. Вероятно, ее мохнатая шкура предназначалась как раз для такой погоды. Сугробы намело по обе стороны тропы, которая стала более каменистой. Мы вошли в глубокую темную расщелину, которая вела нас в землю племени какатанава. Снега здесь стало меньше, и лежащую перед нами тропу еще было видно.

Я не ждала нового нападения, особенно с неба. Но неожиданно его заполнили вороны. Огромные черные птицы кружили вокруг нас, каркая и щелкая клювами, словно мы вторглись на их территорию. Я не смогла пересилить себя и начать стрелять по ним, и мои спутники тоже. Белый Ворон сказал, что черные птицы приходятся ему родней. Что все они служат одной и той же королеве.

Вороний грай отвлекал нас от цели и раздражал Бесс. Мы выдержали минут двадцать, а затем Белый Ворон приподнялся на седле и исполнил сердитую каркающую песню, после которой птицы тут же умолкли.

Спустя пару секунд большие вороны тут же расселись на карнизах скал в ожидании. Склонив голову, блестя глазами, они слушали раздраженную речь Белого Ворона. Стало сразу понятно, как он получил свое имя и каким было его тотемное животное. Он свободно говорил на их языке, знал такие нюансы, которые могли оценить даже эти бесцеремонные агрессоры. Меня рассмешило, что он говорил очень мало на человеческом языке, но обладал таким красноречием на птичьем. Когда я спросила его об этом, он ответил, что драконий язык очень похож и он легко овладел обоими.

Что бы он ни сказал воронам, прогнать их не получилось. Но, по крайней мере, птицы перестали шуметь. Теперь они просто сидели по обе стороны тропы, изредка выражая недовольство или переговариваясь между собой. А затем, захлопав крыльями, вороны неожиданно поднялись в воздух и длинным нестройным рядом устремились в далекое небо, и оттуда снова принялись каркать на нас. Обычно птицы относятся к людям спокойно, но эти, похоже, были исключением.

Чем дальше мы углублялись в огромную трещину между скалами, тем сильнее меня охватывала клаустрофобия, которой на лунных дорогах я ни разу не ощущала. День стал таким пасмурным, а скалы такими крутыми, что мы с трудом могли видеть небо. Там, где тропу не заметал снег, она продолжала светиться, однако очень слабо – но мы хотя бы могли догадываться, что движемся в верном направлении.

Наступила ночь, а мы всё шагали по блестящей тропе, пока не достигли того места, где дорога неожиданно расширилась. Там мы остановились на ночевку, прислушиваясь к странным звукам в скалах, где рыскали в поисках пищи незнакомые нам животные. Бесс не терпелось продолжить путь. Она не хотела отдыхать, но мы решили, что лучше немного передохнуть, пока есть такая возможность.

Проснувшись утром, я обнаружила, что мы снова разбили лагерь в древнем священном месте. Наше укрытие оказалось заброшенным входом в огромный каменный храм, у которого давно обвалилась крыша. Стены его были изрезаны десятками пиктограмм на неизвестном языке. Рисунки местами осыпались и обрели загадочную гладкость. По обе стороны от входа были нарисованы две огромные нечеловеческие фигуры, предположительно мужского и женского пола. Из природного камня над головами древние камнетесы вырезали арку в виде соединенных в касании рук, символизирующих Единство Жизни.

Айанаватта спросил, не против ли мы немного подождать, пока он изучает массивные колонны. Он улыбнулся и провел рукой по фигурам. Казалось, он читает нанесенные глифы, губы его шевелились. А затем я подумала, что, возможно, он молится.