– Немного прогадали, но, тем не менее, я тебя поймал, – смеялся Чикайру. Шакрон и сам начинал улыбаться, наблюдая за детской непосредственностью спутника. Маска мрачного наемника пропала без следа, оставляя лишь на удивление дружелюбного… убийцу. Чикайру оставался смертельно опасным, в этом не было сомнений. И лишь по счастливому стечению обстоятельств убийца стал его другом, а не врагом.

– Ицкоатль не прощает ошибок, в этом я успел убедиться, – сказал Чикайру, когда они в очередной раз остановились на ночлег, развалившись между здоровенными корнями. Пятый день дорога была пуста, но расслабляться не стоило; на каждую ночевку спутники уходили в джунгли. – И не терпит предательства. Если бы я вернулся к нему с твоей головой и мертвой командой, вряд ли он бы проявил ко мне снисхождение. В конце концов, убийца сына – это убийца сына, а наемники – это его золото! Тем более, после того, как его предали свои собственные слуги, он стал чудовищно мнительным…

– Моя голова стоит дешевле пары ублюдков?!

– Ну да, – пожал плечами Чикайру, закидывая руки за голову и уставившись в переплетение ветвей и листьев. – Мне даже кажется, что он больше расстроился не из-за смерти пацана, а из-за предательства. Как же, сынка-то он еще настругает, а вот повара или золотаря поди отыщи…

Шакрон вяло усмехнулся. Глаза слипались, костер понемногу тух; темнота опустилась на лагерь, лишь немного рассеиваясь над слабо алеющими углями. Чикайру затих, не смыкая, впрочем, глаз; тишина окутала лагерь плотной пеленой. От земли начал подниматься туман, скрывая их расположение, предлагая расслабиться и уснуть…

Шакрон резко вскинулся, открывая глаза. Туман, сплошной непроглядной пеленой окружавший его, скрывал от глаз не только Чикайру, но, даже, землю под ногами. Тигр распрямился, проводя рукой по поясу, где должна была висеть фальката; оружия не было. Капитан оскалился и начал осторожно продвигаться туда, где, как ему казалось, должен лежать компаньон. Однако, вместо черного кота, из тумана проступила странная, перекошенная фигура. Шакрон остановился, приглядываясь.

В завитках тумана перед ним возвышался кривой черный столб. Как будто вплавленные в него, во все стороны смотрели неподвижные лица, каждое из которых кривилось в какой-то жуткой пародии на удовольствие. Шакрон с омерзением заметил, что земля вокруг столба залита какой-то черной жидкостью, сочащейся из нижних лиц; тигр осторожно подошел поближе, чтобы рассмотреть отвратительную постройку. Внезапно лица, составлявшие столб, ожили, хором издав крик, от которого капитана пробил холодный пот. Отступив назад, Шакрон споткнулся и упал, но продолжил отползать от чудовищной конструкции. Лица продолжали кричать, и в расступающемся тумане капитан увидел целое поле таких столбов. Они возвышались беспорядочно, но каждый из них выглядел так же жутко: из некоторых выглядывали деформированные шевелящиеся конечности, многие лица были страшно искажены. И все они кричали.

Медленно поднявшись, Шакрон круто развернулся и помчался как можно дальше от этого жуткого места, однако крик не ослабевал; зато вновь сгустился туман, лишая тигра возможности видеть. Тигр бежал, закрыв уши руками, но крик ввинчивался в голову, нагоняя ужас и заставляя бежать дальше. Под ногами зачавкало, что-то липло к подошвам сапог, мешая двигаться. В какой-то момент Шакрон почувствовал, что проваливается и дернулся назад, но было поздно: отвратительная жижа, в которую капитан попал, затягивала, словно болото. Десятки черных рук схватили его, не давая пошевелиться. Сотни лиц оскалились вокруг, когда Шакрон с головой погрузился в трясину. Легкие горели огнем, тигр почувствовал, как сознание покидает его…

Капитан открыл глаза. Какое-то время он не мог понять, где находится, а когда понял… Шакрон закричал. И вторя ему, закричали все остальные несчастные, как и он, вплавленные в столб.

– Ты беспомощен, беглец, – с мрачным удовлетворением протянул голос откуда-то сзади. – Даже тот, над кем не властна судьба, здесь может умереть. Я запомню это. А ты… запомни мои слова: «Сборщик закрыл двери гостям». Со временем Айса поймет их.

…Шакрон проснулся. Угли потухли, а Чикайру храпел, забыв о дозоре. Джунгли вокруг жили своей жизнью, стрекотали ночные птицы, жужжали насекомые, тихо шелестела листва. Капитан с удивлением оглядывался, пытаясь понять, что с ним произошло. Жуткие столбы, туман, тот голос… Айса. Имя врезалось в память, как и те слова. Сборщик? Шакрон помнил рассказ Джармины; неужели эта Айса, а теперь и он, как-то связаны с этим монстром? Тигр осторожно пихнул Чикайру в бок. Тот пробормотал что-то ужасно грубое и перевернулся на другой бок.

– Чикайру! Эй, соня! – Шакрону было немного жаль будить спутника, но ему нужно было выговориться. Да и темнота вокруг не казалась более защитой, наоборот, таила в себе угрозу.

Черный кот, наконец, проснулся. Щурясь спросонья, он уставился на капитана:

– Чего тебе? Твоя очередь сторожить.

– Ты что-то знаешь о Сборщике? – В лоб спросил Шакрон.

– Сборщике – чего? – сонно спросил Чикайру. – Слушай, ты меня разбудил ради идиотских вопросов? Катись в бездну.

– Чикайру, послушай, – начал было Шакрон, но остановился. С чего начать? – Я должен тебе рассказать, что случилось, когда я похитил Сатри…

– Сатри? – Непонимающе переспросил Чикайру.

– Это… сын Ицкоатля., – ответил Шакрон, садясь у костра. – В джунглях я нашел домик женщины, Джармины…

По мере того, как Шакрон рассказывал, с черного кота слетели остатки сна. С огромным вниманием он слушал капитана. Когда Шакрон рассказал о своем сне, Чикайру не выдержал:

– Шакрон, ты сам не понял еще, о ком ты говоришь?!

Капитан непонимающе уставился на спутника.

– Да, кажется, в тебе мало осталось от Лунного тигра, – протянул Чикайру. – Боги не оставляют тебя своим вниманием, а? Сначала – Ми-Го Воздаятельница свела меня с тобой. А теперь ты встречаешь Этропоса, Сборщика душ. Все еще не помнишь?

Шакрон вздрогнул от слов кота. Из глубин памяти всплыли рассказы шамана, который, сидя у чадящего костра, поучал котят племени о богах и покровителях:

«Джуго – могучий во гневе, что голову носит песца,

Владыка огня, войны и железа, чей меч – предвестник конца.

Шлоти, изящна и ловка, кошкой по деревьям парит,

Охоте она покровитель, добычу достойным дарит…»

«Песня о богах» была простой, но длинной, упоминала всех семьдесят шесть богов, покровителей орков, людей и зверолюдей. И особняком, в самом конце, упоминался семьдесят седьмой бог:

«Но бойся Этропоса, жизни дитя, ведь он – суть не смерть, много хуже.

Он тот, кто кошмары тебе принесет, и душу он вырвет наружу…»

Мурашки пробежали по коже Шакрона. Наблюдавший за ним Чикайру кивнул:

– Вспомнил? Всем рассказывали эти сказки. И ты знаешь, Шакрон… – кот замялся, – может, мне лучше убить тебя? Это лучше, чем попасть в царство Этропоса.

– Ну уж нет! – Воскликнул капитан. Ужас ночи проходил, забывался, таял, словно дым. И на месте кошмара закипало бурное, бесшабашное веселье. – Нет, Чикайру, черта с два я сдамся! Сначала – Ясуда, потом злобный бог. Как считаешь, справимся?

Черный кот оскалился.

– Ты мне еще должен, Шакрон, так что не смей подыхать!

Сна не было ни в одном глазу. Да и как заснешь после такого!.. спутники быстро свернули лагерь и двинулись вперед, в ночь. До руин Калкин Шири оставалось два дня пути.

– У тебя немного изменилось задание, предвестник.

Шимон бен Шетах стоял в комнате мастера Мордекая, глядя на садящееся солнце. Пожар утих, порча рассеялась. Наставника Александра нигде не было. Возможно, беглый сноходец и вправду преступник. Возможно, он и правда убил своего учителя. Возможно, он убил ракшаса…

Скелет не выдержал и тихо выругался. Слишком много косвенных улик и ни одной прямой! А Синедрион уже требует отчета. Причем каждый стоит на своем: Элиезер оправдывает сноходца, Фатима – обвиняет, Арджуна – требует найти Айсу…