С этими словами хозяйка дома швырнула Шакрону в лицо горсть порошка, который она достала откуда-то из-под платков. В тех местах, где порошок коснулся шерсти чихающего тигра, на его коже стали проступать сияющие фиолетовым узоры и письмена.
– Что… что это?! – Капитан ошарашенно провел когтем по линиям.
– Это, капитан, магическая матрица. Незавершенная, потому что нужен особый ритуал для финальной части. Но и этих линий хватает, чтобы держать тебя в подчинении и исключить твое сопротивление.
Это… многое объясняло. Начиная от мыслей о магах, как о «хозяевах» и заканчивая согласием на это безумие с Ицкоатлем. Шакрон почувствовал себя оплеванным.
– Но… я же уже согласился на их условия. Они купили меня исполнением желаний!
– Это лишь первый шаг. Когда они закончат с тобой, то получат еще одного бойца Аз-Зилайя, отряда убийц-невидимок. Ты будешь предан им душой и телом. Ты променяешь свободу на золотую клетку.
Шакрон молчал. Слова безымянной женщины больно били по самолюбию капитана. Получалось, что он не только сам продал свою свободу, но и радостно бежал навстречу рабству! Проклятье, Радамент, Бадра, вы заслуживаете смерти за свою ложь!
– Можно ли… стереть эту матрицу? – с надеждой спросил Шакрон. – Если ты обнаружила ее, может, сможешь и уничтожить?
Капитану очень не понравилась улыбка, осветившая лицо женщины.
– Я сделаю это, Шакрон, – удовлетворенно протянула женщина. – Но взамен… ты отдашь мне кое-что.
Шакрон напрягся. В последнее время, когда кто-то что-то хотел от него, это плохо заканчивалось.
– Отдай мне ребенка.
Капитан почувствовал невообразимое облегчение. Всего-то ребенок, который и так должен был умереть? Все не могло быть настолько просто.
– Ребенок… – Шакрон нарочито замялся, думая, насколько дороже можно продать сына Ицкоатля. – Он не должен вернуться ни к отцу, ни к светоносцам. Для них он мертв. Поэтому… могу ли я доверять тебе, женщина без имени?
– Джармина.
Шакрон споткнулся и замолчал. Неуловимо знакомое имя, которым женщина назвалась… нет, не вспомнить.
– Хорошо, Джармина. По прежнему, я не до конца тебе верю. Демонолог с темным прошлым, живущая в доме, окруженном фетишами и останками, требует ребенка? Слишком подозрительно.
Удовлетворенный, Шакрон откинулся на спинку кресла. Подавленная женщина сидела перед ним; аура силы, которой лучилась ее фигура, исчезла. Просто стареющая, обрюзгшая женщина, одинокая, задавленная грузом своего прошлого. О, она многое отдаст за ребенка.
– Город Баркашмир ныне мертв. Поглощен пустыней, – медленно произнесла Джармина. – Но когда-то…
* * *
О, Шакрон! Когда-то это был первый среди Серебряных городов, построенный демонами Кратера из цельных кусков камней Силы. Баркашмир был воистину столицей призывателей. Великая Малахитовая башня, служащая маяком для демонов и духов эфира, гордо высилась над городом. А я… Джармина Самеди, дочь того самого Масуда Самеди, который обуздал владык Кратера, была сильнейшим призывателем духов! По мановению моей руки на вершине Малахитовой башни открывались врата, исторгая тысячи моих слуг. Я была сильна. Всемогуща! В Синедрионе сам Иуда бен Пандира прислушивался к моим словам, зная, что во мне говорит мудрость тысяч духов. Я была горда и гордость меня погубила. Засыпаешь? Засыпай, Шакрон. А я покажу тебе, что было дальше.
В поисках большего могущества, я поощряла преступные изыскания, человеческие жертвоприношения и многие вещи, не одобряемые даже гибкой этикой моих бывших коллег. И однажды мне предложили… один маг, изгнанный из леса Кил-Селим за чудовищный эксперимент по спаиванию нескольких душ воедино, он предложил провести новое исследование. «Что ты знаешь об эльфийском безумии?» спросил он меня тогда. Что я могла знать о болезни, которая бушевала во времена, когда наш мир был покрыт лесом? Этот маг поведал мне, что сам Вату забрал души сильнейших магов к себе, используя эту болезнь. А раз смог он – сможем и мы! Могущество, пусть и украденное из мертвых пальцев моих соратников? Тогда это казалось мне достойным призом. Все силы Баркашмира были направлены на решение этой задачи. В подземельях даже возносились жуткие молитвы Безликим богам, которым в древности поклонялись окумы, не предавшие свою веру ради технологий… Мы нашли формулу. И врата на Малахитовой башне открылись, впуская одну единственную сущность. Йису Гаруда, Сборщик… да, так он назвал себя, и одно лишь его появление забрало рассудок и силы жителей моего города. Воистину, это было «эльфийское безумие», быстропрогрессирующее и абсолютно смертоносное. А потом… потом эта сущность начала перестраивать нашу реальность. Город вместе с куском пустыни стал водоворотом полнейшего, всепоглощающего безумия, в котором я тонула. Но мои слуги спасли меня, унеся достаточно далеко. То, что случилось потом, я знаю лишь с их слов. элементаль магии, та странная сущность, что живет в Оазисе, ступила на проклятый песок. С ней шли все триста два боевых мага и семьдесят песчаных дервишей, тех нелюдимых отшельников, что живут в пустыне. Они опрокинули Сборщика в отдельный уголок Эфира и запечатали его там. Арджуна, маг, что был мне как брат, говорил, что не успели они запечатать выход, как Сборщик начал перестраивать Эфир. Теперь лишь создателю известно, что там творится с несчастными душами, которые Сборщик успел собрать. Мужчины и женщины, дети, старики… все они пали жертвами моей жадности и гордыни. А я навеки проклята элементалем магии, слышать их страдания. Ты спрашиваешь, зачем мне ребенок? Я надеюсь, я молюсь, что забота хоть о ком-то поможет, и голоса боли в моей голове утихнут. Клянусь Его сокрытым именем, сто лет моих мучений – это целая вечность!..
* * *
Голос женщины становился все тише, пока окончательно не скатился в сдавленные рыдания. Шакрон почувствовал непривычное: жалость к древней волшебнице, за свою алчность наказанной столь жестоко.
– Хорошо, я… я оставлю тебе ребенка, хоть это и не кажется мне хорошей идеей, – выдавил Шакрон. – Но… ты должна мне, помнишь?
Джармина молча кивнула, продолжая всхлипывать. Но глаза ее уже прояснились, волшебница вновь была готова к действиям. Она вновь сыпанула на руку Шакрону порошок, фиолетовые руны засияли ярче. Небрежным движением Джармина стерла пару линий, после чего отошла к окну, трубно высмаркиваясь в невесть откуда взявшийся платок.
– Это… это что? – в недоумении спросил Шакрон, наблюдая, как гаснут линии заклинания. – Это все?
– Матрица всегда очень сложная и очень хрупкая. Удалишь пару линий и все, заклинание не действует, – пожала плечами Джармина. – А чего ты хотел? Отвара из крыльев попугая? Сушеных сороконожек? Могу устроить но предупреждаю: это не вкусно.
Шакрон невольно улыбнулся.
– Лучше дай мне в дорогу чего-нибудь. Путь в Большую пустыню долгий, а в Пустоши по дороге еды не будет совершенно.
– Стой, стой, – слезы уже высохли, Джармина быстро приходила в себя, – ты хочешь сказать, что после всего… ты вернешься к Радаменту? Да еще со стертой матрицей?! Шакрон, это глупо!
– Это единственный вариант. Технократия ищет меня, светоносцы ищут меня, а теперь еще и чёртов Ицкоатль ищет меня! Нет, Джармина, мне больше некуда идти. Тем более, что свести счеты с Радаментом… это достойная цель, чтобы рискнуть. А там, – тигр усмехнулся, – глядишь, они созреют и до исполнения желаний…
– Ты странное существо, Шакрон, – задумчиво произнесла Джармина, – пытаешься выжать выгоду из всего вокруг. Ложись спать, утром все будет готово к твоему путешествию.
Шакрон взглянул на женщину, которая грустно улыбалась, смотря на ребенка.
– Все-таки, ты принес мне надежду, а это стоит пары булок и куска сыра.
– Цена ребенка – хлеб и сыр? – Шакрон сонно ухмыльнулся, удобнее устраиваясь в кресле, – что ж, выгодный обмен за того, кто должен был умереть…
– А как его зовут?
Вопрос вывел капитана из дремы. Ицкоатль не упоминал имени сына, да Шакрон и не спрашивал.