— Вы знаете, почему ушла Анни? — вдруг без перехода спросил Франко, и от такой прямолинейности я сперва даже немного сбилась с мысли.

— Она очень хочет иметь много детенышей, — наконец произнесла я, не скрывая печали в голосе. — Церковь обещала ей, что сможет это устроить, но, я думаю, они ей врут.

— Но вы же говорили, что мы можем доверять Церкви, — нахмурился он. — Гвин и мама считают, что вы… посеяли семена сомнения в голову Анни и именно поэтому она сделала то, что сделала. И поэтому же ушел Меркурио. Они поверили вам, а в итоге вы подвергли их опасности. Это правда?

— Это… сложно, — не стала упираться я, понимая, что не смогу в двух словах объяснить ребенку, почему некоторым священникам можно было верить, другим нет и что Меркурио и Анни приняли собственное решение, ответственность за которое несли сами. А потом сама сменила тему: — Франко, а почему ты не в школе? У вас тут разве нет уроков?

— Есть, — кивнул он. — Но сегодня их отменили из-за… того, что было ночью. Все взрослые вместе с Гвин обсуждают, что делать дальше, поэтому папа попросил меня вместо него приглядеть за нашим садом.

— И за мной, судя по всему, — добавила я.

— Я не думаю, что вы плохая и нарочно обманули Меркурио, госпожа Росс, — помолчав, произнес мальчик. — Но все очень встревожились из-за этого, и я тоже… тоже волнуюсь за него и за остальных, кто ушел. Там было много моих друзей. Я бы хотел, чтобы они вернулись. Я буду… скучать по ним.

— Я очень надеюсь, что ваша разлука будет недолгой, — искренне произнесла я, потрепав его по плечу. — Ну, куда теперь?

— Нужно потаскать мусор из кухни, но я даже не знаю, через какой выход его теперь будут выбрасывать, так что… — Он замялся. — Думаю, пока что мы можем просто пойти ко мне в комнату.

— У тебя уже есть своя комната? — уважительно уточнила я, когда мы вышли из теплицы и Франко накрепко закрыл ее за нашими спинами. — Я слышала, ее выделяют, только когда ты достигаешь расцвета, то есть у тебя появляется собственный запах.

Отчего-то мой вопрос его смутил, и мальчик ответил не сразу, неловко отведя взгляд:

— Это мама договорилась. Мне совсем недавно выделили, вы не думайте! Просто… были свободные места, вот и… — Он махнул рукой. — Чего им стоять пустыми, да? А нам уже тесно было втроем в одной комнате.

— Там и вдвоем… не слишком просторно, — вынуждена была признать я, вспомнив размеры тех клетушек, где ночевали оймахисты. — Я когда была маленькая, то жила в одной комнате с братом. И хотя мы с ним были очень дружны до… определенного момента, мне все равно всегда хотелось иметь собственное пространство. Так что я тебя очень понимаю.

— На что это похоже — иметь брата? — спросил Франко. Его голос эхом отдавался в пустом, облицованном металлом коридоре, отскакивая от стен и потолка, и мне на секунду вдруг показалось, что мы совершенно одни в этом подземном бункере — как на подводной лодке, потерявшей управление и всю команду. Ощущение было по-своему завораживающим, но больше все же жутковатым.

— Это как друг, который всегда с тобой, — ответила я на вопрос мальчика. — Вы с ним видитесь не только в школе или на игровой площадке, а буквально постоянно. И даже спите рядом. Это здорово, но только приходится всем делиться — и игрушками, и личным пространством, и родителями. И это не всегда здорово.

— Наверное… наверное, я могу понять, — подумав, кивнул он. — Я своих друзей тут тоже вижу каждый день, буквально с утра до ночи, пока мы не расходимся спать. Мы вместе учимся, вместе играем, вместе помогаем взрослым с работой. Можно сказать, они тоже мне как братья и сестры.

— Да, пожалуй, ты прав, — оценила его аналогию я. — И это вроде как здорово, но иногда надоедает, правда? То, что не можешь… перестать быть кому-то братом или сестрой потому, что он тебе надоел или тебе хочется завести новых друзей.

Франко вдруг смутился, как будто я случайно попала в самую точку, но мне не удалось развить тему, потому что в этот момент мы дошли до жилого отсека, и там нас перехватили караульные — я не была уверена, что те же самые, которых я видела утром или накануне, но такие же крупные, неприветливые и грозные. И когда они вежливо попросили меня следовать за ними, у меня не хватило духу ответить им что-то словами — я просто кивнула и позволила себя увести. Мне показалось, что Франко долго смотрел мне вслед, и мне было немного жаль, что мы не успели закончить наш разговор, потому что я была почти уверена, что смогу до него достучаться — хотя бы до него.

Судя по всему, собрание оймахистов только что закончилось, потому что от кабинета Гвин — того самого, за толстой железной дверью, где мы с ней встретились впервые — растекалась по разным коридорам крупная группа бестий, и некоторые из них, встретив меня, смотрели неодобрительно и даже что-то ворчали себе под нос, но я предпочитала не вслушиваться. Можно было себе представить, что Гвин им там наговорила за закрытыми дверями.

В уже знакомом мне кабинете на большом овальном столе по-прежнему лежала карта Восточного города с пометками, а от общей загроможденности пространства — всех этих стеллажей, ящиков, коробок и просто какого-то хлама по периметру и особенно по углам помещения — казалось, что мы оказались внутри чьей-то головы, переполненной мыслями, от которых никак не получается избавиться. Здесь было холоднее, чем даже в остальной части убежища — наверное, из-за включенной на полную вентиляции, фильтровавшей застоявшийся воздух.

Глядя на сидевшую во главе стола Гвин, я вдруг подумала о том, что она совершенно не меняется вне зависимости от времени, места и обстоятельств нашей встречи — как будто даже платье на ней все время одно и то же, не говоря уже о прическе и холодном, полном смутной сдерживаемой ярости выражении лица.

— Тебе интересно, что думаю остальные члены Общества о его поступке? — поинтересовалась омега, не отрывая расфокусированного взгляда от поверхности стола.

— Наверное, то, что ты заставила их думать, — пожала плечами я, выбрав один из отодвинутых после собрания стульев и опустившись на него. — Сам факт их побега дает мало пищи для размышлений, а вот нужная подача вызовет нужную реакцию. Поэтому нет, мне неинтересно.

Гвин подняла на меня глаза, и на этот раз мне почти без усилий удалось выдержать ее давящий колючий взгляд.

— Ты связывалась со своим альфой? — негромко поинтересовалась она.

— Да, — подтвердила я.

— Он приведет сюда Меркурио?

— Я не стану его об этом просить.

Глава Общества медленно и тяжело вздохнула, на несколько мгновений прикрыв глаза и как будто пытаясь найти в себе сил сдержаться от более бурной реакции.

— Хана, мне кажется, ты не вполне понимаешь, в какой ситуации сейчас находишься, — наконец проговорила она.

— Я так не думаю, — покачала головой я. — Ты хочешь использовать меня в качестве заложницы и обменять на сбежавшего соратника в надежде, что если вернется он, то и все остальные последуют за ним, потому что их некому будет вести за собой. Я права?

— И это не просьба, — выразительно двинула бровями Гвин. — Если ты… откажешься сотрудничать, мы найдем другие способы достучаться до твоего альфы. Неприятные для тебя способы. Поверь, ничто так не мотивирует на согласие, как ощущение, что твою вторую половинку режут на кусочки за много километров от тебя. — Улыбка ее была мертвой и больше походила на гримасу отчаяния.

— Ты почувствовала это, когда они пытали Алонсо, да? — тихо спросила я. — Мне очень жаль, что это случилось с вами. Мне… правда жаль.

— Не смей говорить о нем! — Ее пустые глаза на мгновение вспыхнули, и на фарфорово-белых щеках проступил злой румянец.

— Но ведь все это из-за него, — возразила я. — Твоя одержимость местью Церкви, твоя паранойя, твой ужас от мысли, что кто-то может повторить его судьбу. Меркурио говорил, что его родители погибли во время той… встречи с церковниками. Он знает об опасности ничуть не меньше тебя, но также он знает, что нельзя выстроить ничего нового на фундаменте, пропитанном ненавистью, подозрениями и страхом. Он поверил мне не потому, что я задурила ему голову, а потому, что он очень хочет верить в то, что вы не обречены на такую жизнь. — Я обвела рукой забитое хламом, полутемное помещение. — Гвин, я знаю, что тебе больно и что ты их всех там ненавидишь. И я не предлагаю тебе пожимать руку новому Иерарху, потому что он тот еще ублюдок, который испоганил жизнь и мне, и многим моим близким. Но мы можем работать сообща. Я верила в это с самого начала, даже когда Меркурио убеждал меня, что до тебя не достучаться. Пожалуйста, Гвин, дай судьбе еще один шанс. Да, это не вернет Алонсо и не поможет тебе насладиться местью за его смерть — по крайней мере, не так, как ты, наверное, себе воображала. Но сейчас ты должна действовать не как омега, чьего альфу подло убили, но как глава Общества. Ты должна думать, что лучше для таких детей, как Франко — прожить всю жизнь без надежды или рискнуть и наконец получить шанс на нечто большее. Я очень тебя прошу — подумай о нем и остальных, а не о том, что терзает тебя саму. Я прошу тебя выбрать надежду, а не ненависть. Ради всех нас.