— Такая, как у босса? — уточнил Кадо с легкой улыбкой.

— Да, такая, как у него, — ни секунды не думая, кивнула я.

Не с ним было мне обсуждать свои сомнения на этот счет. Альфьи инстинкты толкали Йона вперед, заставляли его бросать вызов все новым и новым врагам и постоянно искать самоутверждения через победы и новые покоренные высоты. В нем, как ни в ком другом из моих знакомых альф, пышным цветом цвела эта неуемная жажда жизни и всего того, что эта жизнь может дать. И я не знала, сможет ли он однажды остановиться. Даже если, например, заменит Даллу на посту главного зубца, если приберет к рукам вообще все и заставит всех своих прежних соперников и недоброжелателей склониться перед ним. Будет ли ему этого достаточно? А если нет, то как далеко я сама готова следовать за ним в этой бесконечной гонке за призрачным величием в попытке утолить пожирающий его изнутри голод? Мальчишка из трущоб, с ранних лет привыкший полагаться только на себя и пробивавшийся к вершине всеми возможными путями, не чураясь даже жестокости и сговора с теми, кого он презирал и ненавидел — я видела его так отчетливо сейчас в этом полуденном знойном воздухе. Такого одинокого и упрямого, такого яростного и несгибаемого. И опять начинала задаваться вопросами о том, кем бы мы были друг другу, если бы не наша метка. Оймахисты считали, что истинная связь соединяет совсем разных бестий, чтобы научить их понимать и слышать друг друга. Чтобы доказать им, что никакие различия не помеха настоящей любви и что нет ничего важнее и сильнее этого чувства. Но верила ли я в это здесь и сейчас? И, что куда важнее, верил ли в это Йон?

Мой альфа вернулся к машине спустя еще несколько минут.

— Они поедут за нами, — коротко произнес он. — Кадо, придерживайся заданного маршрута и не отрывайся от них слишком сильно.

— Да, босс, — покладисто согласился тот, привычно открывая перед мной дверцу машины, прежде чем самому сесть за руль.

— Все нормально? — чуть нахмурившись, уточнила я, когда мы с Йоном оказались вместе на заднем сидении.

— Я коротко ввел их в курс дела, — отозвался он, кивнув. — Объяснил ситуацию с Медвежонком и то, о чем сегодня будет разговор. Мы со святым отцом сошлись во мнении, что оймахистам верить нельзя, но что они могут быть… удобным способом решить проблему.

— Проблему? — не поняла я, решив пока оставить без внимания его отношение к членам Общества.

— Мы оба считаем, что в текущей ситуации главная угроза и для них с твоей подружкой, и для нас с тобой, и для Медвежонка — это новый Иерарх. Пока Боро стоит во главе Церкви, мы все в опасности так или иначе. И оймахисты могут сыграть нам на руку в этом отношении.

— Мне не слишком нравится, как ты это сказал, — нахмурилась я. — Ты же не собираешься использовать их как… пушечное мясо, Йон?

— Ты так говоришь, будто мы собираемся объявить Церкви войну, — хмыкнул он.

— А ты разве не собираешься? — прямо спросила его я. — Йон Гу, посмотри мне в глаза и скажи, что ты не задумал никакую глупость.

Альфа повернулся ко мне, и на секунду мне вдруг стало так сложно поверить в то, что это тот самый мужчина с широкой и искренней улыбкой мальчишки, в которого я влюбилась несколько месяцев назад. Он сейчас был совсем другим. Таким… взрослым, жестким, полным какой-то мрачной решимости физически устранить всех и каждого, кто встанет на его пути.

— Хана, если ты думаешь, что твои друзья из-под земли не собираются в свою очередь использовать нас и наши ресурсы для достижения своих целей, то я бы советовал тебе подумать еще раз, — сдержанно произнес он.

— Вот именно это я и хочу прекратить, — отрезала я, ничуть не смущенная его прохладным тоном. — Ваши подковерные игры и попытки обойти друг друга на виражах. Почему нельзя просто честно поговорить друг с другом, ведь, в конце концов, ваши цели не столь различны? Самое важное — это правда, а не то, у кого из вас самый длинный и толстый член.

У Йона слегка покраснели уши, словно мои слова все же задели его, хотя выражение его лица и интонации нисколько не изменились.

— То, о чем ты говоришь, предполагает наличие доверия с обеих сторон. Как можно доверять кому-то, кто ставит тебе жучок в телефон и вполне серьезно рассуждает о том, чтобы физически устранить Церковь как институт?

— Значит, на твой взгляд, правильнее врать друг другу в глаза и надеяться, что твоя ложь окажется более хитрой и заковыристой, чем их ложь? — раздраженно бросила я.

— Как-то так и работает политика, Хана, — развел руками Йон. — Ты слишком наивная и доверчивая для такого рода дел.

— А ты, кажется, слишком недавно пешком под стол ходил, чтобы строить тут из себя всепонимающего отца нации, — проворчала я, отодвигаясь от него и игнорируя покалывающее возмущение метки.

— Мудрость не связана с возрастом, — с каким-то особенным достоинством произнес он, но его запах стал острее и резче, и у меня неприятно защипало в носу. — Иногда и пятидесятилетний не способен разглядеть то, что очевидно двадцатилетнему.

— Я не хочу продолжать этот разговор, — заключила я, отворачиваясь к своему окну. Альфа пожал плечами и углубился в свой телефон, пока я, одолеваемая досадой и какой-то беспомощной злостью из-за того, что он даже не пытается меня услышать, наблюдала за проносящимися за окном деревьями и электрическими столбами.

Мы молчали весь остаток дороги, и это вдруг напомнило мне наш первый визит в поместье Боро. Тогда мы, помнится, тоже были в ссоре и тоже из-за упрямства Йона, который вбил себе что-то в голову и отмахивался от всех моих попыток достучаться до него. Это становилось скверной привычкой — ругаться перед встречей с нашим общим другом. И, если мы были не способны решить даже собственные противоречия, разве стоило мне надеяться на то, что я смогу примирить столь долго и давно воюющие стороны, как Церковь и Общество Оймаха?

Впрочем, все грустные мысли как ветром сдуло у меня из головы, когда я увидела встречающего нас на пороге дома Боро Медвежонка. Меня буквально притянуло к нему, и мне стало откровенно все равно, что подумают приехавшие со мной альфы или его мать, которая жемчужно-серым призраком повсюду неотступно следовала за своим сыном. Я бросилась ему на шею, и омега даже слегка приподнял меня над землей, покрутив вокруг себя. Жаль, что его теплый одуванчиковый запах почти не ощущался — лишь буквально проводя носом по его коже, я могла вобрать в себя его драгоценные крупицы.

— Как я соскучилась, Дани, ты бы знал, — пробормотала я, ероша его светлые кудрявые волосы и с трудом сдерживая порыв начать покрывать поцелуями его порозовевшее от смущения и удовольствия лицо. — Была бы моя воля, я бы тебя выкрала прямо сейчас и увезла куда подальше от них всех.

— Я бы с удовольствием поехал, сестренка, — приглушенно рассмеялся он, в свою очередь глубоко вдыхая мой игристый винный аромат и гладя меня по спине. — Вот честное слово, поехал бы.

— Я знаю, — жалостливо вздохнула я, покосившись в сторону неспешно следовавшего за мной Йона. — Ты бы поехал.

— Ты… представишь мне своих друзей? — меж тем уточнил Медвежонок, наконец отстраняясь и приглаживая волосы.

— Да, конечно, — подтвердила я, усилием воли беря себя в руки. — Это отец Горацио, я рассказывала тебе о нем, а это моя Джен. Джен, отец Горацио, это Дани Боро, мой близкий друг и…

— Будущий кардинал Восточного города, — договорил за меня священник, протягивая Медвежонку руку для рукопожатия. — Я наслышан о вас.

— А я о вас, — достаточно серьезно ответил тот, отвечая на его жест. На мгновение меня захлестнули сомнения — что будет, если отец Горацио поймет, что «будущий кардинал» на самом деле омега? Об этой щепетильной детали он пока не знал — в отличие от Джен, которая сейчас смотрела на Дани, как голодающий на свежую булку хлеба. Мне стало почти неловко за нее, но, надо отдать ей должное, альфа держала дистанцию и ничем, кроме пламенных взглядов, не выдавала охватившего ее волнения. Впрочем, я могла ее понять. Даже не ощущая его запаха, который он подавлял, она не могла не оценить его тонкую и чувственную, но вместе с тем совершенно лишенную слащавой приторности красоту. Сейчас, взглянув на него ее глазами, я впервые задалась вопросом, неужели окружающие, которых дурили с помощью запахов сопровождающих Дани на публике альф, были настолько слепы, чтобы не разглядеть в нем омегу? Или они были настолько сбиты с толку сиянием его фамилии и статуса, что об остальном никто даже не задумывался?