— Звучит разумно, но мне почему-то кажется, что все… немного сложнее, — нахмурилась я, снова положив руки на живот. — Но в одном ты прав — лишние мысли только вредят. Вот бы еще научиться их отключать по желанию. Кадо, у тебя нет знакомого психотерапевта?

Мой последний вопрос, кажется, застал его врасплох, потому что мужчина издал какой-то странный звук, нечто среднее между смешком и удивленным возгласом. Потом, чуть подумав, ответил:

— Думаю, что найдется. Мой бывший наниматель такими высокими материями не интересовался, но вот Биби одно время ходила к одному парню, он неплохо ей мозги на место вставил. А уж ей это точно было нужно, молодая госпожа. После того, через что ей довелось пройти.

— Например? — уточнила я осторожно, не уверенная, что имею право задавать этот вопрос.

— Да… всякое, — отмахнулся тот, не отрывая взгляда от дороги перед собой. — Много дерьмовых мужиков, которые были убеждены, что имеют право делать с ней все, что хотят, только потому, что им нравилась ее фигурка и личико. Замечали, что большинство окружающих уверены, что весь этот мир с его чудесами и его дерьмом создан исключительно для них? Мол, все красивое это чтобы я им пользовался, а все плохое — мне в наказание. Причем если «наказание» оказывается незаслуженным, они еще и звереют потом. И превращаются в таких вот Эйсонов Греков, которые готовы и себя, и начальство подставить, лишь бы отплатить обидевшему их миру.

— Да, я… думаю, что понимаю, — кивнула я, задумавшись о том, что Йон раньше был таким же. Он не умел отпускать плохое, что случалось с ним или его близкими, ощущая настырную потребность «восстановить справедливость». Но что, если никакой «справедливости» действительно не было? И никто из нас не был рожден исключительно для счастья? Плохое и хорошее, черное и белое, судьба и случайность — наша жизнь состояла одновременно из всего этого и не из чего, что можно было бы однозначно определить этими словами. Быть может, Кадо был прав. Никто не знал наверняка, что будет завтра, но у нас всегда было сегодня — со всеми его маленькими чудесами и радостями. Плохое не обесценивало хорошее, оно существовало наравне с ним, как солнце и дождь. Все дело было в нас самих. В этом сложном и запутанном понятии веры, на которой держалась наша психика. Именно вера, протягивая свои лучи в будущее, заставляла нас мучительно искать закономерности в происходящих событиях и размышлять о том, каким будет завтра, если мы что-то сделаем или не сделаем сегодня. А ответ был прост: любым. Оно будет таким, каким будет, что бы мы ни делали и как бы ни пытались себя обезопасить — или, наоборот, какими бы мрачными ни казались нам перспективы.

Я не знала, успокаивала ли меня эта мысль или наоборот, но, когда мы наконец остановились и Кадо открыл передо мной дверцу, я ощущала какую-то странную позванивающую легкость внутри. Легкость, слов для описания которой у меня пока еще не было.

Правда, поняв, где именно мы находимся, я немного сбилась со своего настроя, а все посторонние мысли как ветром выдуло у меня из головы.

— Почему здесь? — только и смогла спросить я, переводя на Кадо растерянный взгляд.

— Я просто исполняю приказ, — развел руками он. — Держитесь подле меня, молодая госпожа.

Надо признать, ему не пришлось просить об этом дважды, потому что при одном взгляде на молчаливые темные силуэты бывших складов мне инстинктивно хотелось спрятаться за кем-то больше и сильнее, чем я сама — или, по крайней мере, более вооруженным и понимающим, что тут вообще происходит.

Конечно, в голове тут же прыснули в разные стороны воспоминания. О первой ночи, о той самой ночи. О Йоне в черной толстовке с капюшоном, об окровавленном трупе неизвестного на залитом фонарным светом асфальте, о том, как отреагировало на увиденное мое тело — тогда мне казалось, что это была его нелепая и стыдная попытка защитить себя, а сейчас, что такой бурной реакцией оно приветствовало того единственного, кого мы ждали всю нашу жизнь.

Так или иначе, бывший складской квартал совсем не казался мне романтичным местом для свидания или чего-то подобного.

— Нет, на этот раз ты совершенно точно перегнул палку, Йон Гу. Как тебе вообще пришло в голову… — Я не договорила, так и застыв с открытым ртом. Помещение склада, куда завел меня Кадо, было залито мягким золотистым светом растянутых по стенам гирлянд фонариков. В самом его центре стоял накрытый стол с двумя свечами на нем, за которым с совершенно невозмутимым видом восседал мой альфа в своем традиционном черном облачении. Услышав, как я вошла, он поднялся со своего места и гостеприимно отодвинул для меня второй стул, с большим удовольствием скользнув глазами по моей фигуре, обтянутой красной тканью платья. Все происходящее было до того странным, что на мгновение мне подумалось, что это словно бы один из тех фантасмагорических снов, когда, казалось бы, совершенно привычные вещи происходят в каких-то ненормальных обстоятельствах или декорациях.

— Моя леди, — галатно произнес Йон, когда я опустилась на стул, и коротко мазнул губами по моей щеке. — Потрясающе выглядишь, маленькая омега.

— Не настолько потрясающе, как это место, — возразила я, на мгновение сжав его руку, прежде чем он отошел и вернулся на свой стул. — Что ты удумал?

— Захотелось чего-нибудь необычного, — пожал плечами он. — Перебирал каталог всех люксовых ресторанов этого города и пришел к выводу, что ни один из них мне не нравится. Все кажется таким… не знаю, не нашим, понимаешь?

— А склад посреди бывшей промзоны это, конечно, что-то ближе к теме, — фыркнула я, немного успокоившись и постелив салфетку себе на колени. — Что ж, тебе, по меньшей мере, удалось меня удивить, это я признаю. Так в честь чего праздник?

Йон знаком попросил замершего чуть в отдалении Кадо налить мне вина, и только тогда я сообразила, что кроме нас троих в помещении уже никого не было — хотя я могла поклястья, что видела фигуры официантов, видимо заранее подготовивших смену блюд, когда вошла. Но так и правда обстановка казалась куда интимнее, а присутствие нашего трехпалого друга меня ничуть не смущало. Может быть, даже немного наоборот — успокаивало.

— Я заключил сделку с Сатэ, — выдержав паузу, произнес Йон и поднял свой наполненный бокал. — Помнишь, как-то давно ты говорила, что если я отдам ему фермы, то получу и Никки, и голову Грека на блюде?

— Я такое говорила? — искренне удивилась я, почему-то уверенная, что только думала о таком. Но, возможно, как-то раз действительно не сдержалась.

— Да, и тогда эта мысль показалась мне довольно бестолковой, не обижайся, — кивнул тот.

— Не обижаюсь, — повела плечом я. — Но сейчас же от ферм ничего не осталось, в чем смысл такого обмена даже гипотетически?

— О том, что там ничего не осталось, знаем только мы, — улыбнулся альфа, явно довольный собой и своей выдумкой. — Я уничтожил все документы касательно состава и изготовления Пыли еще до пожара, а также убедился в том, что химики, которые все это знали, оттуда не выбрались. Но Сатэ был так рад, что я согласился на сделку, что вряд ли подобная мысль пришла к нему в голову.

Я нахмурилась, с усилием выталкивая из своей головы эти слова — «я убедился в том, что они не выбрались». Не об этом нужно было сейчас думать, хотя мне до сих пор было зверски тяжело принять случившееся. Не знаю, как для Йона, но для меня этот груз на совести был слишком тяжел, чтобы скинуть его за пару дней. Но и смаковать собственное чувство вины и ответственности смысла тоже никакого не имело. Это походило на плохо запертый холодильник у меня в голове — каждый раз, когда я проходила мимо него, меня окатывало холодом и руки начинали дрожать. И откуда-то я точно знала, что, сколько бы времени ни прошло, он всегда там будет.

— Как вообще все это произошло? — наконец спросила я. — Ты пришел на собрание и… Что там было?

— Было шумно, — кивнул Йон, прожевав несколько кусочков политого сладким соусом мяса. — Камори возмушался громче всех, буквально метал громы и молнии, а вот Сатэ сидел тихо. Думаю, к тому времени он уже знал, что мы вышли на след Грека и что тот был замешан в происшествиях до пожара на фермах. И знал, к чему все идет. Почти уверен, что он отдал бы мне его и без всякого обмена, чтобы успокоить остальных, но…