Она еще раз пробежалась внутренним взором по своей системе циркуляции Ци, поморщилась от неприятных ощущений в каналах, переключилась на духовное виденье. Успокаивающая Ци морской воды, протожизни в ней, легкое касание морского бриза… в окружающей ее природе практически нет разности потенциалов, разве что… нет, такого она точно делать не будет. И не потому, что высокоморальная она или совесть замучает, а просто неэффективно. Использовать жизненные силы команды очень затратно, неэффективно, да и видно сразу же будет. Да, она только с постоянной практикой Искусства Золотых Ткачей поняла что может управлять не только Ци природы вокруг… хотя человек — тоже часть природы, тут противоречий нет. Однако и тут нужна разница потенциалов, соединяя которые она и получит энергию. Которой сейчас нет. Она открывает глаза и поворачивается к Кайсеки.

— Давай. — говорит она: — время.

— Наставница уверена? — хмурится мрачный Кайсеки.

— Наставница уверена. Не ной. Давай. — делает она нетерпеливое движение рукой: — нету потенциала вокруг. А клиппер сейчас уйдет. Чем дольше мы тут моря бороздим, тем больше у тебя шансов на рее закончить. С чайками в глазах.

— Ох… — он достает заветную коробочку и открывает ее: — раз так…

— Идите к мамочке… — она чувствует как ее губы разъезжаются в стороны в невольной улыбке. Внутри коробочки, в выстеленных красным бархатом углублениях лежали пилюли Золотистой Ци. Самые настоящие пилюли, не те коричневые шарики, которые тут продавали в курильнях, больше похожие на сушенные овечьи экскременты на вид и на вкус. Эти были по отдельности завернуты в дорогую пергаментную бумагу, аккуратно и эстетично. Когда она — взяла одну такую в руку — то поразилась ее тяжести. Словно свинцовая пуля, подумала она, какая тяжелая… и это только травы? Когда же она развернула пергамент, то в глаза сразу же бросился цвет — насыщено-золотой. Она вдохнула запах, терпкий запах пряных трав, вдохнула всей грудью наслаждаясь им. Надеюсь мне не придется долго употреблять эти пилюли, подумала она, ну или же нужно просто запастить ими надолго.

— Может напополам разделить? — осторожно подает голос Кайсеки: — все-таки большая она, да и вам потом легче будет.

— Тормоза придумали трусы. — декларирует она и закидывает золотистый шарик в рот, прожевывает его, поражаясь тому, что на языке почти не горчит. Интересно, думает она, наверное прежде она всегда дешевые смеси пробовала, а туда и впрямь всякую дрянь добавляли. Терпкой горечи на языке нет, не горчит, не тянет и не вяжет, только вдруг толчком — расправились плечи. Сладко потянуло внизу живота, расширились зрачки, горизонт будто стал ближе, а все чувства — обострились.

— Фугасный. Отрезать фитиль на четвертой отметке. Зажигай. — коротко командует она и сидящий на коленях над кучкой снарядов матрос — тут же обрезает фитиль и сразу же — поджигает его от небольшой горелки.

Она разводит руками в стороны. Молча. Перед ней — вспыхивают синие круги печатей — ускорителей, с выведенными вензелями латинскими буквами по ободу. Последний довод королей. Она не королева, но…

— Орудийный выстрел имени Иоганна Карла Фридриха Гаусса! — и снаряд исчезает, словно его и не было, а грохот преодоления им звукового барьера — бьет по ушам, бросая Кайсеки и матроса с горелкой — на палубу. Краем глаза она видит, как матрос — поспешно гасит горелку, открытое пламя на просмоленной палубе — очень скверная мысль. Молодец, думает она, у него же кровь из уха пошла, но он сперва пламя погасил, молодец. А я — не продумала этот момент, нужно было беруши всем раздать, ладно я тело укрепила перед выстрелом, а остальные? Но ничего, первый выстрел комом… где кстати он?

Она вглядывается вперед, приближая горизонт с помощью Линз Ци и думая о том, как же прекрасно иметь такую кучу энергии… и как жаль что это ненадолго.

— Недолет! — кричит с мачты матрос: — недолет! Разрыва нет!

— Фугасный. Фитиль на третьей отметке. Зажигай. — командует она. Матрос стоит, не реагируя и она тут же — ругает сама себя. Он же оглох к чертям собачьим на него орать нужно. Она толкает его ногой в плечо, он поднимает взгляд, она показывает ему «три» на пальцах. Он кивает и тут же обрезает фитиль. Теперь ему помогают — еще один приближается со свечой в защитном фонаре, поджигает и тут же — поспешно убирается в сторону. Молодец, думает она, сейчас мы все тут наладим.

Снова вспыхивают синие кольца печатей-ускорителей перед ней. Снова она разводит руками, выверяя угол выстрела, баллистическую кривую и скорость полета снаряда.

— Орудийный выстрел имени Иоганна Карла Фридриха Гаусса! — грохот! Кайсеки давно уже ветром сдуло с носовой надстройки, осталась только она и матрос, который обрезает фитили. У него из уха идет кровь, но он не обращает внимания, склонился над снарядной кучкой, готовый обрезать фитиль по команде. Упорный.

— Недолет! Разрыв! — раздается крик с мачты.

— Отлично. — ворчит она себе под нос: — значит дистанцию подрыва мы все же верно определили. Эй ты! — она показывает на пальцах что ей нужен фугасный, обрезать фитиль на три с половиной и дожидается исполнения команды.

Синие кольца. Орудийный выстрел. Имя немецкого математика всуе. Грохот! Голос с мачты, корректирующий попадание. Повторение. Снова синие кольца, снова Иоганн Карл Фридрих, снова грохот. Матрос с ножом окончательно оглох, его шатает из стороны в сторону. Контузия? Вместо матроса — появляется сам лейтенант Фудзин, он в одной белой рубашке с закатанными рукавами и с коротким лезвием в руке. Он — кивает ей, показывая, что готов. Она указывает ему на уши, он мотает головой, показывая ей, что заткнул уши ватными шариками. Эх, все-таки недооценила она степень контузии при таком близком «соник буме», да и масса снаряда… хотя в тот раз она каак киданула камушек в крепость и ничего… ах да, тогда же и Третий Брат и остальные — поодаль стояли, а матрос этот совсем рядышком тут сидел, у ее ног практически. Это как из пушки над ухом стрелять — поневоле контузию получишь. Она показывает ему жестами. Фугасный. Три и четверть. Зажигай.

— Попадание! Попадание! Разрыв! — кричит матрос с мачты. Она выпрямляется. Угол, длина фитиля, скорость снаряда — все это уже вычислено. Всего… сколько? Шесть выстрелов? Неплохо. Но «фугасными» эти снаряды назывались скорее для звучности. Их стоило бы называть «сигнальными», потому что черный порох внутри них годился разве что на фейерверки. Она не рассчитывала, что разнесет корабль противника в щепки такими снарядами. А простыми болванками — тем более. Болванка просто сделает дыру в корпусе. И даже местные джонки имеют структуру с несколькими переборками, одной-двумя дырками их не потопишь. Нет, есть у любого судна этой эпохи, у любого парусника намного более опасный враг.

— Зажигательным! Три и четверть! — командует она, дублируя команду на пальцах. Фудзин кивает, выполняя команду. Перед ней вспыхивают синие кольца ускорителей. Зажигательный заряд в оболочке из тонкостенного медного цилиндра, вес и размеры точно выверены с сигнальными боеприпасами… достаточно одного попадания. Этот огонь не потушить водой… он может гореть и под водой, а температура горения у него выше трех тысяч градусов по цельсию, он может плавить металл. В Средиземном море враги Византии называли это «греческий огонь», а в двадцатом веке прижилось более короткое название, короткое и страшное. Напалм.

— Орудийный выстрел имени Иоганна Карла Фридриха Гаусса! — снова привычно бьет по ушам грохот выстрела и она отслеживает взглядом дымную траекторию снаряда.

— Попадание! — кричит матрос с мачты: — попадание! Пожар на судне!

— Я люблю запах напалма поутру… — ворчит она себе под нос, вглядываясь в горизонт: — это запах победы.

Глава 11

Когда они приблизились к судну противника, то от него остался только остов, догорающий на отмели у острова. Экипаж высаживался на берег, спешно сооружая что-то вроде импровизированных баррикад.