– А, ты тот самый… – Милость, видимо, решает, что её выход настал. – Ну ладно, на первый раз прощаю, вали к себе давай, – шикает охранник, отпуская руку Ларри.

«В смысле тот самый?..»

– Д-да, спасибо, спокойной но… Ой, хорошей работы!

Ларри пятится назад, к лестнице, и бегом, шлепая босыми ногами по полу, устремляется наверх. Забежав в комнату и прикрыв дверь, оседает на пол, пытаясь отдышаться. Тело покрывает мелкой дрожью, и зубы стучат, не желая успокаиваться. Встреча с охранником была слишком неожиданной. Хотя, чего Ларри хочет? Ночь на дворе, корпус охраняется, да и про камеры он сначала не подумал. Удивительно, что они не висят по комнатам… Но вот что странно, создается впечатление, будто охранник знает Ларри не только с экрана мониторов, в которые тот наверняка глядит почти круглосуточно – даже в темноте Ларри разглядел огромные мешки под глазами и тощее тело. И как только таких берут в охранники?

– Ты чего, Ларри? – сонно спрашивает очнувшийся Мышка. – Снова кошмары?

– Нет, Мышк, всё хорошо, спи, – успокаивает Ларри друга, и тот, поёжившись, натягивает посильнее одеяло.

– Я чё-то замёрз, пипец. Уснёшь тут, – бубнит Мышка. – А ты ещё и на полу сидишь, совсем, что ли? – уже не шепчет, а возмущенно говорит.

– Вот вредный, – Ларри поднимается с пола и подходит к его кровати. – Ты забываешь, что я – не ты, и почти не болею.

– Точно… Везёт же дуракам, – лениво усмехается Мышка.

Ларри в ответ цокает языком.

– Двигайся, ещё не хватало, чтобы ты заболел. Так теплее будет… – он укладывается рядом с Мышкой, бок о бок, чувствуя, как тот немного трясётся в унисон ларриной дрожи, скрывая её. Мышка стал намного сильнее за пару лет, но всё равно довольно часто наведывается то за одним лекарством, то за другим. Медсестры его уже за своего считают и зовут просто так в гости, от чего тот и не отказывается: всё-таки их там много молоденьких, а Мышке, видимо, не хватает женского внимания. Или же ему не хватает внимания именно одного человека, вот и получает удовольствие от того, что бесплатно предоставляет судьба. А что делать Ларри? Ему тоже не хватает внимания одного-единственного, но во внимании остальных он и не нуждается.

– Спасибо, мне стало теплее… – бормочет Мышка, отворачиваясь к стене. Ларри утыкается тому в затылок и, борясь с негативными мыслями, отключается, успокаиваясь размеренным дыханием друга.

Накрывший Резервуд циклон освобождает Ларри от тренировок: хлопья снега падают без устали, покрывая всю территорию пансиона непроходимыми сугробами. Ну хоть поспать с утра можно на часик подольше: утренние разминки тоже отменили. Однако преподаватели, как истинные садисты, только лишь злорадствуют: можно ещё больше нагрузить учеников, сугробы вон, например, разгребать. В полях сейчас все равно делать нечего, за животными перваки и так неплохо ухаживают, ну, а провинившихся же надо как-то заставлять отрабатывать свои ошибки.

Ларри уже привык, что раз или два в неделю он попадает в список провинившихся, причём первый раз был тот самый, когда он сказал охраннику, что лунатил. Всех провинившихся называют с самого утра на завтраке, и в общем-то человек не всегда заранее в курсе, что он, оказывается, что-то натворил на днях. Несколько раз Ларри так и не понял, за что, собственно, его запрягли, даже попробовал повозражать пару раз, за что ему ещё влепили штук пять отработок, и он сообразил, что лучше иногда помалкивать.

Но сколько можно уже молчать? Со своей футбольной командой он старается особо близко не общаться от греха подальше; Тео он сторонится, как огня; дома тоже с ним особо никто никогда не общался; с Мэрианом не поговоришь, тот в армии ещё полгода будет тусоваться; единственная отрада – Мышка, но и с ним он видится лишь в столовой, на уроках и по вечерам. Возможно, кому-то покажется, что это довольно часто, но нормально поговорить или погулять почти не выходит: в столовой по-быстрому едят, перекидываясь парой общих тем; на уроках учатся – точнее, Мышка учится, а Ларри делает вид; по вечерам пытаются успеть выполнить обрушившуюся на их плечи домашку.

Мышка, как самый прилежный ученик и назначенный староста группы, ещё ни разу не попадал на отработки, а вот его объект воздыхания постоянно проводила время рядом с Ларри: и во время сбора силоса, и на дополнительном уходе за животными, и во время готовки в столовой, а также на уборке территории. В общем, сил на футбол у Ларри почти не осталось и он рад, что начался снегопад. Зато он узнал Нелл ближе за всё это время, и они даже успели немного подружиться.

Нелл оказалась очень внимательной девушкой, хотя сначала Ларри думал, что она слишком взбалмошная и не может быть чуткой по своей натуре. Однако Ларри быстро нашёл с ней общий язык. Ей хотелось рассказывать свои мысли так же, как и Мышке: не смущаясь и не увиливая – она принимает любое мнение, не навязывая своё. Её открытость миру просто поражает Ларри, как и постоянно широко раскрытые глаза, будто она вечно удивляется, и её легко чем-то поразить, но как только она начинает делиться своими мыслями, то Ларри кажется, что перед ним стоит совершенно взрослый человек, а сам он – глупый ребёнок. Нелл и Мышка похожи и внешне, и внутренне, поэтому Ларри понимает, почему тот так уцепился за неё. Она – словно женская копия Мышки, только более свободно обнажающая свои эмоции перед остальными.

– Ну, – Мышка смотрит внимательно на Ларри, оторвавшись от своей тетради, – и как сегодня отработка? – интересуется, прикусывая колпачок ручки зубами.

Лампочка в их комнате пару раз мигает, на секунду отвлекая от разговора. Ларри, посильнее натянув рукава на руки и потерев усталые глаза указательными и средними пальцами, откидывается на спинку стула и вздыхая произносит:

– Я сегодня чистил картошку. Много картошки. Я сам чувствую себя картошкой, – опрокидывает голову назад, опуская веки. – Можно сказать, у меня в жизни сегодня произошёл акт каннибализма.

– То-то она сегодня невкусная такая была, – усмехается Мышка, и Ларри, с трудом открыв глаза, смотрит на него укоризненным взглядом. – Кажется, чтобы не нанимать рабочих, они решили просто использовать детский труд под видом наказаний. Вот за что тебя сегодня?

Ларри хмыкает, задумываясь, и пожимает плечами:

– Сам не понял, наверное, я плохо доску отмыл от мела. Ты ж знаешь, что «разводы на доске не должны оставаться, она должна быть идеально чистой», – последние слова они договаривают хором, подражая учителю по математике и физике в одном лице – в лице мистера Марка Нордиуса. Марк Нордиус – противный старикашка, который, наверное, начал работать в пансионе ещё с самого его открытия – то есть лет триста назад. Ларри уже подозревает, что это именно он виноват во всех этих отработках, ведь люди старой закалки постоянно считают новые поколения бездельниками, тунеядцами и, вообще, жизни не знают, да молоко на губах не обсохло.

– Хах, ну вот. Нас тут в корпусе примерно сколько? Примерно человек двести пятьдесят учится, да? Ну, в среднем… Примерно процентов пятьдесят постоянно попадают на отработки, «счастливчики» вроде тебя и Нелл входят в двадцать процентов неудачников, на которых возложена обязанность почти ежедневных придирок, в итоге получаем, что около тридцати человек у них в штате работают на постоянке и куча помощников.

Ларри чувствует себя полным неудачником рядом с Мышкой, но мысль о том, что таких, как он, аж почти тридцать человек, немного успокаивает.

– Блин, на фига тебе на психолога идти, если ты так шаришь в математике? – недоумевает Ларри. Вот собирался же быть инженером, чего на психологию потянуло?

Ларри не может сам себе ответить до сих пор, кем он хочет стать. Пока ему интересна только музыка, но Герольд наверняка просто так не даст ею заниматься. Интересно, а Мэриан куда пойдёт после армии?

– Да брось, эт я так… накидал. Просто это ты у нас глупенький, – смеётся Мышка.