Я не ожидала от казавшегося несколько легкомысленным Бориса Максимовича такой речи.

По пасмурному лицу Тима заметно стало, что каждое слово бьет по больному.

— Все, всем спасибо за кампанию. Как твои приедут, маякну. Леночка, кушайте и ни о чем не волнуйтесь.

Борис Константинович подмигнул, весьма неэстетично почесал пузо и в который раз за этот день скрылся в коридоре.

— У меня странное дежавю, — слабо улыбнулась я, пока Тим аккуратно помогал устроиться в ванной, воспользоваться которой великодушно предложил Борис Константинович. В его кабинет, снабженный не только нормальным санузлом, но и шикарным массажным креслом, и еще дверью неизвестного назначение, меня привез Тим на коляске. Ходила я уже уверенно, но мужчина настаивал на том, что лучше пока избегать нагрузок..

Тим хмыкнул, а потом и вовсе расхохотался, глаза его посветлели еще больше.

— У нас есть немного времени, пока Саша приедет. Потом вплотную займемся адресатом, боюсь, что ближайшие несколько суток с тобой будет только Борис.

— Я бы с удовольствием, но, наверное, время сейчас неподходящее. — И, закусив губу, отвернулась к голубовато-жемчужной кафельной плитке на стене.

Тим поднял пальцами мое лицо за подбородок и развернул к себе.

— Все будет хорошо, вот увидишь… — Он мягко накрыл мои губы успокаивающим поцелуем, словно пытаясь поделиться своей уверенностью. Но у него самого ее было не так уж и много.

— Я волнуюсь за него. — Честно призналась, глядя в светлые глаза.

— Ты о Глебе? Не стоит, он взрослый мальчик. — Чуть жестко ответил мне Тим, поджимая губы и неодобрительно хмурясь. Словно и не должна была вовсе о нем думать.

— Ты не понимаешь. Неправильно все это. Смотри, словно кто-то узнал, что я оказалась тут и ты со мной. Потом это нелепое письмо с видео. Зачем? Чтобы вы с Борей поругались? Или чтобы ты начал действовать и вызвал сюда Сашу и Демона? Получается, что вы все тут, а он там — один. И, возможно, один на один, с этим неуловимым врагом.

— Ты так говоришь, словно не знаешь, кто этот враг.

— Знаю, но пока что мы ее не поймали. Поэтому неуловима. Так зачем тебе знать откуда именно письмо отправили? И это всего лишь мыло, разве можно узнать точно ну, хотя бы адрес…

— Можно, уж поверь. Не сомневайся в Красавчике, иначе он обрастет дополнительными комплексами. Давай, мойся, и поедем обратно в палату. Скоро уже должны приехать.

— Тим, а что это даст? Ну, если вы узнаете откуда отправлено видео?

Тим на несколько секунд задумался:

— Если все, как я думаю, мы найдем, как минимум тот препарат, которым она тебя травила, — а тогда Демон с нее не слезет, пока не упечет куда подальше и надолго. А еще потерянную веру в дружбу. Согласись, не так уж и мало?

Тим криво улыбнулся и вышел.

Он точно также скучал, как и я. Ему тоже не хватало наглого, циничного, немного упрямого Белого. Слишком они вросли друг в друга. А Красавчик, как вишенка на торте, замыкал, добавлял завершенности. Кем являлся Демон в их дружбе, я так и не поняла. Но он тоже играл важную роль, Тим ему доверял, а это много значит. Во всяком случае, для меня.

Как и было обещано, наши специалисты в сопровождении Демона прибыли примерно через три часа.

Я, накормленная, выкупанная и непонятно чем наколотая пребывала в гордом одиночестве в палате.

Несмотря на препараты, и в виде инъекций, и в виде таблеток, часть из которых, я так подозреваю, должны иметь седативное воздействие, внутри отдавало холодком.

Сейчас, когда меня никто не отвлекал от процесса размышления, я все больше и больше, как настоящая женщина, накручивала себя.

И предметом моего волнения, как ни странно, опять был Глеб. Мне не давала покоя мысль, что мы о нем до сих пор ничего не слышали, не знаем. Ни о нем, ни от него. Еще оставалась робкая надежда, что он связывался с Демоном или тот хотя бы видел его сегодня. Но она была настолько слабая, что в реальном мире скорее напоминала бы призрачный туман, а не что-то материальное настолько, чтобы можно было в руки взять.

Волновала именно наркотическая составляющая преступлений, если можно так сказать. Ведь Тим сам сказал, что там не совсем наркотик, состав "начинки" больше походил на препарат психотропного воздействия. А ведь это уже другой уровень, подсадить добавки с нужным эффектом в чистую основу… А эффект может быть разным. Если я поплыла от желания, то ведь можно вызвать необоснованный гнев, раздражительность, агрессию в конце концов. А если это приложить к природной импульсивности Глеба, к его несдержанности и эмоциональности… И тут снова вопрос: почему же тогда Анна так гналась за деньгами Саши и Глеба, ведь, если она замешана в торговле наркотиками, то не должна испытывать недостатка в средствах? Нестыковочка выходит.

От дальнейшего ворочания мыслями на предмет, в котором я не просто слабо, а очень слабо разбиралась, отвлек странный звук. Словно тележку по кафелю коридора везли. Вроде кормить уже не должны, вообще давно отбой по больнице. Тогда откуда тележка, да еще такая шумная? Вдогонку перестуку начали доноситься приглушенные голоса. Не хотят разбудить пациентов? Ну прям молодцы, стуком то никого не разбудят, ага.

Голоса все приближались, как и перестук, и становились громче.

— Да спит она уже. Зря я что ли максимально возможную дозу успокоительного назначил. — Шипел кто-то голосом Бориса Константиновича.

Ах, вот даже как, надеялся, что я усну и не буду путаться под ногами и мешать им в детективов от современности играть? Вот жеж… На ум приходило только то самое уничижительное слово, которым не так давно обзывался на Бориса Демон.

В ответ через несколько секунд услышала до боли знакомым голосом:

— Сначала я на нее посмотрю, потом уже все остальное, так можешь Тиму и передать с Демоном. И парня моего пристрой, накорми что ли и мне тоже захватите что-нибудь, Последний раз бутеры с ним утром ели.

— Ты жрать что ли сюда приехал?! — Возмущению Бориса не было предела.

— А ты думал?! Одно другому не мешает…

Именно с этими словами дверь с толчка распахнулась и в палату вкатился растрепанный, небритый, но сверкающий глазами, Саша.

Если бы я была узником, проведшим несколько дней в темнице, в глубокой, едва разбавляемой фонарем в коридоре, темноте, то выпусти меня на волю, к солнцу и к людям — не обрадовалась бы больше.

Сейчас в палате появился не просто мужчина, не просто мой мужчина, а мое личное солнышко, доброе, светлое, задорное, ласковое и теплое.

Серо-зеленые глаза с лукавинкой, радостная улыбка при встрече взглядами и широко распахнутые объятия.

С тихом писком сорвалась с кровати и насколько быстро позволяло общее состояние, скользнула в Сашины руки. Он, усадив к себе на колени, прижимал к груди и покрывал короткими, нетерпеливыми поцелуями лицо, оставляя ощущение легкого дискомфорта от слишком сильно припечатывающейся с нежной коже щетины.

— Я рад, что ты улыбаешься, — тихо прошептал, прижимаясь носом к носу и глядя в глаза настолько близко, насколько это вообще возможно.

— Меня тут так кормят, холят и лелеют, что грех не улыбаться. — Прошептала вроде бы тихо, но где-то сзади послышался отчетливый хмык.

— Давай одевайся, чтобы перед остальными в больничной ночнушке не светиться.

— Куда одевайся?! — Возмущенно проговорил Борис Константинович. — Ты только посмотреть!

— Раз не спит, то пусть побудет с нами.

— Ей нужен покой, в конце концов…

— Поверь, спокойнее ей будет в центре событий, а не в одиночестве на периферии, мыслями изводиться.

Я в спешке накинула на себя привычную рабочую одежду и пригладила, как смогла, волосы больничной деревянной расческой.

И в кого они такие умные, знаем друг друга от силы несколько месяцев, а уже изучили и манеру поведения, и реакции, и привычки. Неужели я такая предсказуемая?