Движения языка и пальцев не останавливались ни на секунду, разгоняясь все быстрее и быстрее, меня трясло и выгибало, пока наконец не отпустило, в ярком офигительно жестоком, как и те три пальца во мне, оргазме.

Сразу же стены ванной начали сдвигаться, давить, пытаясь закрыть в ловушку, я еще вяло трепыхалась в руках, которые аккуратно смывали с бедер остатки страсти, а сознание медленно и неотвратимо отключалось.

Фразы:

— Ну, наконец, бля… Крошка, ты охуительна… А того мудака, что тебя накачал мы найдем, и кастрируем. И то, что отняли, высушим и заставим на шее носить, чтобы больше неповадно было…

Я уже не услышала.

Когда же, наконец, спадет эта жара? Только-только утро, а воздух уже горит огнем. И голова болит, и во рту сухо. Блин, я же вчера на вечеринке была… Нажралась что ли? И как домой добиралась? Нифига не помню.

Лениво пошевелив руками, потом ногами, покрутила попой и перевернулась, не открывая глаз, раскинувшись звездой на кровати.

Промежность слегка саднило. У меня был вчера секс? Черт, у меня был вчера секс?!

Из тумана выплывали смутные обрывки, пятна. Нечеткие, больше похожие то ли крутой эротический сон, то ли на реальный кошмар.

Я сверху на соседе, он прижимает меня к себе, поджав губы и тяжело дыша…

Сосед во мне, стонет, запрокинув голову и пожирая меня затуманенным взором из-под ресниц…

Руки Глеба на груди. моей…

Мужчина со шрамами, тот самый, что не спускал глаз с нас, когда Глеб “проучал” соседа. Его твердые губы, язык, вкус чего-то горького. Этот длинноволосый горчил. и трахал меня пальцами…

Блин, приснится же такое…

Это наверное от возбуждения такие неприятные ощущения…

Я провела рукой по телу, странно, обычно я сплю голой, а тут рубашка что ли…

Вздрогнув, открыла глаза и застонала. Нет-нет, этого не может быть, это не сон. Конфеты… Все началось с конфет. Я их слопала и дальше провалы в памяти.

Этого просто не могло быть, не могло быть! Для антуража только не хватало лысого.

Я подскочила на кровати, с трудом подавляя рвотный позыв.

— А, проснулась, пойдем, красавица. Пить кофе и разговоры разговаривать. — В двери спальни стоял Глеб.

Я кралась, аки рысь по веткам… Сильно потрепанная жизнью рысь… И шипела не хуже змеи, но для связанных слов рот открыть не успела.

— Что бы ты сейчас не думала, то это не я. — Очень серьезно смотря мне в глаза сказал Глеб.

— Что не ты? — Прохрипела я. уже практически на расстоянии броска, чтобы вцепиться в его смазливую рожу и нацарапать на ней еще кучу будущих шрамов.

— Не я конфеты прислал…

— Тогда откуда ты про них знаешь? — Я не верила ни одному слову. — И с чего ты взял, что я думаю на тебя?

— Георгины… — Одним словом Глеб слегка поугасил мстительный пыл, рвущийся на свободу со звериной мощью..

Мужчина протянул ко мне руку, но я отшатнулась от него, как от прокаженного.

Сейчас сон не казался эротическим, он был отвратителен. И я была грязна, не смотря на то, что меня, судя по воспоминаниям, вымыли. Эта грязь была невидима, но въелась под кожу таким толстым слоем, что причиняла ощутимую боль.

Я была противна самой себе.

Приползла вчера к соседу…

Крутила перед всеми голым задом. давно не видевшем не то что воска, а даже бритвы…

Я рухнула на стул и закрыла лицо руками, держать его не получалось, на глазах уже тяжелыми озерами, готовыми вот-вот излиться водопадами, собирались слезы.

Слезы отвращения, бессилия, обиды и стыда…

— Лен… — Глеб попытался положить мне руку на плечо, но я ее скинула. Еще долго мне не захочется мужских прикосновений.

Мужчина чертыхнулся, засопел и начал преувеличенно громко греметь посудой.

— Ну а что ему еще было делать?! — Наконец чуть ли не заорал он. — Он больше часа терпел твои ерзания… Лен, я не говорю, что мы все сделали правильно, не прошу “спасибо”, но давай и без истерик.

Неожиданно для себя самой я расхохоталась…

— Глеб, я ни в чем вас не виню, вернее, Сашу и Писклявого, с тобой мы еще не разобрались. Просто… Мне не приятно, противна самой себе. Я не помню всего, но того, что вспомнила хватает с головой, чтобы в петлю лезть.

— Дура совсем что ли? Давай без петель. короче, с тобой теперь постоянно кто-то будет.

— Глеб, я пошутила. — Вздрогнула от перспектив.

— А я — нет. Мы решили выяснить, кто такой умный, что решил тебя дрянью накачать со странным эффектом.

— Возбудитель какой-то? — Вяло поинтересовалась.

— Не совсем, там явно что-то наркотическое. Тим своим в лабораторию отправил на исследование.

— Тим?

— Да, тот который тебя вчера… Купал. — Последнее слово из себя Глеб с трудом выдавил.

— А, Писклявый… — Рассеянно отозвалась я. Голову занимала мысль как отвертеться от навязанной опеки. Это было абсолютно лишним. Мне совершенно никого из них не хотелось видеть.

— Писклявый? — С усмешкой переспросил Глеб. — Ты его хоть так не называла в лицо?

Мозжечок, натужно скрипнув, выдал на блюдечке без каемочки образ сероглазого, темноволосого и со шрамами, резкими движениями руки доводящего меня до пика.

— Говорила. вчера…

Глеб расхохотался.

— Мышка, да ты у нас просто роковая женщина. Ляпнуть такое Змею и уйти с целыми конечностями…

— Мне кажется, он не стал бы бить женщину, и уж тем более что-то ей ломать.

— Мышка-мышка. и откуда такие наивные в наше время берутся? — Глеб покачал головой и отпил кофе из чашки. Я решила к нему присоединиться и тоже пригубила пряную горечь. Сегодня это была не корица, кардамон? Имбирь? Цитрус? Вкусно… Напиток бодрил, согревал и заставлял расслабляться.

— Он был вчера очень обходителен… И. помог мне, наверное, в каком-то смысле.

— Да, мы слышали. как он помогал. — Глеба аж перекосило. — Наверное, после такого на остальных мужиков и смотреть не захочешь.

Я подавилась и выплюнула кофе на стол. Что за детский лепет?

— Глеб, в тебе подросток поселился? Это что за… Черт. У него такой большой член, что даже ты завидуешь?

— А то ты не заметила… — Проворчал Глеб, отводя глаза.

— Не заметила. Он все делал пальцами. Они у него тоже ничего.

— Вот и замечательно. — Мне показалось или Глеб несколько взбодрился? — Значит, первые несколько дней он подежурит с тобой, раз никакого особого отвращения ты к нему не испытываешь.

— Глеб, что за цирк? Кстати, я еще не до конца уверена, что подарочек не от тебя. Цвет один в один. Мои любимые конфеты…

— Лен, вот откуда мне знать какие конфеты ты любишь? Я пока что точно уяснил, судя по содержимому одного из ящиков, что ты любишь доминировать и иметь мужиков в задницу. А еще у тебя гипертрофированное чувство заботы, опеки или как там правильно!

— Это не мои игрушки! Ты рылся в моих вещах!? Да как ты вообще посмел?! А георгины, откуда-то же про них узнал?!

— Скучно было, вот и рылся. А георгины — это совпадение и не больше. Почему-то решил, что они тебе подойдут. — Глеб нервно взлохматил волосы, насколько это было возможно с его стрижкой. Судя по привычке, они когда-то были гораздо длиннее.

— Скучно, ах тебе скучно…

Выплеск злой энергии, в виде раздражения, офигевания и злости, случился внезапно, как в лучших традициях ПМС.

Запустив в подлеца чашкой, кинулась его душить прям через стол, опрокидывая все на своем пути.

Глеб не успел перехватить одновременно чашку с кофе, чтоб не перевернулась на него и мои руки. Левой я все-таки успела вцепиться в шею подлеца.

Не знаю чем бы закончилась эта некрасивая сцена, если бы меня не перехватили сзади, прижимая тяжелым телом к столу и одновременно отрывая мою руку от начинающего наливаться гневом Глеба.

— А почему на нас нет белья? — Я застыла. Рокочущий голос над ухом заставил запунцоветь от стыда. Поза: я на столе — сзади ко мне приживаются всеми выпуклостями, была настолько неоднозначной, что… Меня начало тошнить. Барахтаясь и прижимая руки ко рту, кое-как вывернулась из-под тела и метнулась прытким кабанчиком в ванную. Кофе не успел перевариться, добавляя желчи горечи и пряностей.