Муся любила наживать неприятности на свои вторые девяносто, но при этом каждый раз так искренне раскаивалась, что желания злиться не оставалось.

Я искренне не понимал, почему к этой белокурой красавице, не сказавшей никогда никому плохого слова, Тим относился с настороженной прохладцей. Поведение Красавчика по отношению к моей сестре и с учетом нашей многолетней дружбы, вообще не вписывалось в общепринятые рамки.

Не ожидал от него такой жестокости. Даже то, что Муся косвенно оказалась причастна к аварии не давало ему права систематически издеваться на почти женой.

Сил уже не было наблюдать, как из цветущей фиалки сестра превращается в сухостой. Яркий, но пустой и безжизненный. Не обманчиво хрупкий, сожми чуть сильнее, что физически, что морально — сломается.

Сестра ушла пол часа назад. Все спрашивала, может ей остаться, поддержать? Глаза полны сочувствия, бледная, неловкая. Почему ей неловко от того, что второй не просто друг, почти брат оказался?..

Я еще раз пробежал глазами по таблицам.

Подставные бои.

Он не просто играл некрасиво. Он играл против меня.

Это была моя епархия, мои законы, мои люди, мои деньги. Хрен с ними, с деньгами.

У Змея их ничуть не меньше, чем у меня, как и ничуть не меньше власти.

Только с обратной стороны.

Чертовы инь-ян. Хреновы две стороны одной медали.

Его связи в органах и военные, мои связи в теневом бизнесе. Почти всесильны.

Не зарываемся, блюдем границы, не даем себя в обиду.

Я привык, что он всегда прикрывает спину.

И никогда и мысли не допускал, что в этой спине могут оказаться змеиные зубы.

Цифры. Холодные, бездушные. Им все равно, что сейчас они разрушали, разрушали все, что строилось с таким отчаянным стремлением.

Красавчика я простил, ради женщины. Смешно звучит.

Сестра, казалось, просто вычеркнула его из своей жизни, забыла. Насколько же все-таки женщины сильнее в эмоциях, когда надо защитить себя.

То, что она отринула и выкинула, как хлам, я старательно берег, отказывался от воспоминаний шаг за шагом: от ее обреченности, от ее слез, от следов насилия на чистой жемчужной коже.

Остановился, когда сам понял, что превращаюсь в такое же чудовище, каким стал Красавчик.

Безумная мстительная сволочь.

Похотливое животное.

Ради сиюминутного удовлетворения готовое растоптать всех, кто рядом.

Жестокость.

Жестокость — часть не только моего бизнеса. Часть моей жизни.

Пай-мальчик? Никогда не был.

В детдоме таких душат.

Отсутствие детства — травма на всю жизнь.

Любовь, ласка, забота — пустые слова. Ни о чем.

Только одна женщина всегда рядом, всегда поймет, поддержит — сестра.

Одна жизнь на двоих, все ради нее.

И они оба, они оба это знают.

Что теперь делать со Змеем?

Если слухи пойдут, а они пойдут. Если еще не пошли, что меня подсиживает партнер и друг — залошат.

Черт.

Я знал только один способ заткнуть рты и не потерять авторитет.

Решусь ли я на убийство?

Нет.

Не смогу.

Рядом с ней я стал тряпкой.

Лена…

Непостижимое существо. Люблю? Нет, люблю я только сестру, как брат.

А Лена — теплое и живое нечто, что питает. Не дает превратиться в пустыню.

День за днем она привязывалась к нам все больше. Не дичилась, не отшатывалась при попытках обнять или поцеловать. В глазах веселье. Беззаботность.

Как у обычных людей все просто. Ни притязаний, ни пафоса.

Все просто до опупения.

Ложь — зло, насилие — зло, руку помощи протянул — добро, приюту пожертвовал — герой.

Радуется букету на подушке.

Наивная дура.

Дура.

Наивная дура.

Обманываю. Сам себя обманываю. Она уже нужна. Еще немного и из этой западни не вырвешься.

Он так и не понял, ни Змея, ни Красавчика. Не понял зачем предложил жить всем вместе.

А они зачем согласились? Почему? Что вело? И почему никто не отказался? До сих пор.

Что они собой представляют?

Больные. Все больные.

И что теперь будет, когда у него в руках веские доказательства предательства?

И в нем замешана и она, Лена. Такой план придумать. Это же надо! Нападение!

Суки.

И между тем что-то глодало изнутри, червячок сомнения. Все одно к одному: Красавчик, Змей, Лена…

Глеб на мгновение снова ощутил себя связанным и подчиненным. Никто не знал. Никто. Даже не догадывался. А она взяла и вытащила наружу, доставила то самое удовольствие, которое ему так было необходимо.

Саб. Никто. Никто не должен об этом знать. Что Глеб Белов долбанный саб.

И что он имеет? Женщина, которой он открылся, доверился…

Глеб швырнул бумаги на стол и, обхватив руками голову, застонал.

На глазах вскипали слезы. Суки.

Он не ревел с детдома, с тех пор как погибли родители и партнер отца забрал все у сирот. Без права голоса.

Тот партнер уже давно кормит рыб в реке. Дочка его — шлюха и наркоманка, сын покоится на кладбище — тоже наркотики. Как и жена Савелича — сердце.

И совесть не ест. Ублюдок заслужил такую участь. И семья его — карму папаши отрабатывают.

Слабина.

Дал слабину.

Доверился.

Глеб закурил, и пересел к окну. Ничего, они заплатят. За все.

Даже если придется резать Тима на глазах женщины, что змеей проникла в голову.

Пусть ненавидит. На панель не пойдет только из-за Красавчика. Кто-то же должен ему жопу мыть.

Нахер их всех.

Никаких друзей. Как и раньше — он и сестра. Сестра и он.

Дверь бесшумно распахнулась, но зашел совершенно не тот, кого он с такой ненавистью в сердце поджидал.

— Что-то ты плохо выглядишь. — Демон, не спрашивая разрешения, прошел в кабинет и развалился в одном из кресел.

Глеб молчал и искоса посматривал на еще одного друга. Именно Демон подбирал парней для боев, в то время как сам Белый занимался сделками. Тоже сирота, из одного детдома, фактически брат. Но почему-то Демон не стал настолько близким, насколько близок был Тим.

Тим. Глеб с ненавистью смял сигарету.

Чертов Змей!

— Белый, ты только хуйню не пори. И не сильно доверяй… Короче, Глебыч, я серьезно. Навредишь Змею, красавчику или этой. короче, девке этой вашей… Хотя, настрать на нее. А вот за то, что Красавчика или Змея порешишь ни за что, не прощу. Включай уже мозги, Белый.

И на этой ноте, не дожидаясь, пока Глеб справится со своими эмоциями, Сазонов Дмитрий Михайлович, он же Демон, он же приметная и не шибко любимая полицией фигура, скрылся за дверью кабинета.

Глеб уже не понимал что происходит. После разговора с сестрой и с Демоном, после всего, что произошло за последнее время с его друзьями и с Леной…

Глеб с силой ударил по подоконнику. Дереву было все равно. Но кожа на костяшках руки не выдержала напряжения и местами лопнула, открывая неприятно саднящие ранки.

Не может быть, чтобы на самом деле родная сестра играла против него.

Но, возвращаясь к баранам…

Против него или все друзья и его… Блядь. Да, ЕГО женщина. Или человек, которого он всегда воспринимал продолжением себя и доверял без оглядки.

И Глеб Белов не знал, что на самом деле будет худшим из вариантов.

— Ну, что, Змей, — Последнее слово Глеб выплюнул, как с грязью растер. Словно не прозвище друга произнес, а ругательство. — Рассказывай свою версию. Даю тебе… — Глеб бросил взгляд на наручные дорогие часы, которых я раньше никогда на нем не видела. И только сейчас поняла, что они все-таки, как могли, скрывали свой реальный статус. Вопрос только зачем? Настолько не уверены во мне? К прозрачной пустоте примешалось немного багровой злости.

— Даю тебе ровно двадцать минут.

Вдруг злое и глумливое выражение с лица Глеба ушло, он устало откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.

К красновато-злой пустоте прибавилась изрядная доля сочувствия.