Последний день отпуска.

На самом деле не последний.

Брала я путевку в санаторий с учетом того, что перед выходом на работу придется еще “отдыхать от отдыха”. И как минимум убрать пыль в квартире, которая, даже при закрытых окнах, за два дня каким-то то ли чудом, то ли проклятием, умудрялась зарастать пылью и паутиной.

Итак, последний день отдыха, да, вот так будет вернее. От которого я ожидала намного больше, чем получила. Собираясь к морю, я грезила не только солнцем, пляжем и трехразовым питанием. Хотелось встряски, романтики. В конце-концов какого-то бурного, пусть и непродолжительного курортного романа и страсти.

Не повезло.

На редкость скучный прибрежный городок, мамочки с детьми, семейные пары и танцевальные площадки с музыкой времен молодости нашей эстрады.

Кто там помнит сколько лет этим “красным карликам”? Ага… То-то же.

Я смотрела, как море лениво набегает на гальку, смешанную с мелким желтым песком и также лениво откатывалось обратно. Солнце жарило, кусаясь. Легкий бриз тут же зализывал укусы, зацеловывал свежестью и стихал, опять подставляя тела отдыхающих огненной страсти.

На душе царило полнейшее разочарование. Нет ничего печальнее, чем несбывшиеся ожидания.

Вытащила из пакета молочно-желтый початок и с наслаждением в него вгрызлась. Зато тут вкусная кукуруза и неимоверные арбузы! Жизнь все-таки прекрасна. И плевать на отсутствие хоть какого-то намека на прочие телесные удовольствия.

Ставший за десять лет проживания родным Питер встретил духотой и низкими тучами. Люди варились в собственной коже, напоминая в привокзальной сутолоке перетянутые одеждой сосиски и покрасневшие суповые наборы — кому как повезло с телосложением.

Мокрые тела прижимались в транспорте. При этом вежливо извинялись, если прижимались слишком сильно или нечаянно наступали на ногу. Это тут такие вежливые, ближе к благополучным районам. Но, к моему великому сожалению, зарплата социального работника, не позволяла снимать в них квартиру, поэтому приходилось в моем случае сочетать несочетаемое.

Работа неплохо сочеталась с двумя подработками на дому, а жилье удалось подобрать в не самом благополучном, но тем не менее, относительно тихом районе. Если немного притормаживать с желаниями в течение года, то даже удавалось откладывать на отдых. Уже второе лето подряд. До этого времени жила гражданским браком с мужчиной и почему-то денег катастрофически не хватало. До сих пор удивляюсь куда что уходило.

Дома в районе были не самыми обшарпанными из того, что я видела, метаясь в поисках жилья чуть ли не по всем районам города. Подъезд — закрытым и чистым, а соседи — неконфликтными. Сверху — Бабушка — божий одуванчик стальной закалки, снизу — семейная пара бездетных трудоголиков, квартира рядом уже давненько пустовала.

После учебы институт предлагал бюджетникам вакансии и мне повезло попасть не в “Тьму таракань”, а по месту обучения. Так и прижилась в культурной столице, хоть сама была родом из довольно сухих и теплых мест.

Не смотря на откровенно отвратительную погоду большую часть года, мне в большом и не жадном на развлечения городе откровенно нравилось.

Наконец показалась знакомая остановка, и автобус, на прощанье пережевав, перемяв и перещупав своими слюнявыми зубами-пассажирами, выплюнул меня в духоту улицы.

В магазин бы зайти, но так откровенно лень было тащиться туда с дорожными сумками, поэтому задвинув мысль о еде куда подальше поплелась в сторону дома.

Оказалось, что и он тоже меня встречал: распахнутой настежь дверью подъезда, огромным грузовиком с мебелью, коврами и прочими пожитками, а также спрятавшимися в теньке на лавочке грузчиками. Они как раз приступили к обеду, о чем-то оживленно переговариваясь. Проходя мимо услышала обрывки разговора, повествующие о каком-то бедном молодом парне, которому в жизни очень не повезло. Примерно так звучал разговор, если опустить всю ненормативную лексику и попытаться соединить оставшееся.

Но с каким сочувствием все это звучало. Даже я прониклась.

Поднявшись к себе на второй этаж обнаружила на площадке кучу коробок: ни пройти, ни проехать. Дверь была изрядно заложена. Можно было, конечно, попытаться их самостоятельно отодвинуть. Но я устала после почти двух суток в поезде, устала от жары, была голодна, что совершенно не добавляло настроения.

Оглянулась на дверь вновь прибывших — не заперта, направилась к ней, нет не поскандалить — зачем начинать проживание через стенку со скандала. Но на втором шаге моя решительность поубавилась. За дверью раздался звук удара по голой коже и стон. женский.

Остановилась. Посмотрела на коробки. Со стороны приоткрытой двери послышался еще один звук удара и стон. Я еще раз посмотрела на коробки. Может сама справлюсь?

А по белью уже распустилась влажность, отнюдь не та, которая от жары. Я просто таки чувствовала, как к органам малого таза приливает кровь и половые губы начинают разбухать, увеличиваясь в размерах. Влагалище выделяет секрет, чтобы облегчить проникновение.

Вопрос вот только — чего?

Хлопок и стон повторились еще раз.

Коробки с половину меня размером в высоту и в три меня в ширину уже казались совершенно легкими. Но возбуждение успело перекрыть доступ крови к тем отделам мозга, что отвечают за благоразумие и бдительность. Бдить совершенно не хотелось, а вот посмотреть, что за извращенцы поселились со мной рядом и какому разврату они там предаются — очень.

Это было страшно и порочно, порочно и страшно, в общем, все что испытывала в данный момент было страшно порочно.

Раньше я вуайеризмом не страдала ни в какой форме, но видимо в латентной это отклонение во мне все-таки скрывалось. Конечно, если меня вдруг застукают, то всегда можно сослаться на коробочки: “а не соблаговолите ли убрать?”.

Мы же не будем рассказывать о моем вновь открывшемся тайном увлечении?

Так обдумывал пути отступления на случай казуса мозг, а в трусиках все плыло, ноздри подрагивали в предвкушении, а ноги сами несли к коварно приоткрытой двери.

Встала чуть сбоку от нее: то ли ниндзя в старых американских фильмах, то ли опер в современных русских. Но роль “крутого уокера” мне не светила точно, врываться, срывая салонную дверь ударом ноги было, простите, не с руки.

Дверь, послушная моему порыву и пальцам, медленно открывалась, даже не скрипнув. Молодец, хорошая дверь, я, чувствуя, что сердце бьется везде — и в пятках от страха, и в горле от адреналина, и в клиторе от возбуждения, и в заднице от приключений, мысленно послала ей лучик благодарности, погладила кончиками пальцев. О чем тут же пожалела, шершавая на ощупь внутренняя обивка, издевательским языком прошлась по кончикам пальцев и усилила возбуждение.

Дверь пришлось открывать сильнее и сильнее — высокий шкаф, который затащить затащили и тут же за порогом бросили, закрывал весь обзор. Наконец, удалось просунуть свою буйную от любопытства голову настолько, чтобы увидеть дверь, ведущую в жилую комнату, еще ничем не обставленную. На мое счастье, та дверь была открыта полностью и именно к ней прижималось женское тело, с — тут я обмерла — повернутым в противоположную от меня сторону лицом.

И без того короткий сарафан на молодой женщине был задран до талии, трусики приспущены, открывая ягодицы. На той, что была ближе ко мне виднелся отпечаток крупной ладони.

Владельца ладони видно не было, все из-за того же проклятущего шкафа. Но я увидела саму руку, взметнувшуюся и с легким, не сильно болезненным хлопком опустившуюся на аккуратную бледную попку. Девушка опять застонала.

Затем раздалось невнятное мужское бурчание. Чуть хрипловатый голос что-то говорил тихо и медленно. То ли внушая, то ли объясняя.