Эйден застыл от услышанного. Значит, Джеррет вернул Тейвона, и тот каким-то образом попался гвардейцам? Сдался сам? Если Престону об этом неизвестно, значит, это произошло позже. Тейвон должен был понимать, что делает.

Впрочем, эти стервятники выбрали подходящий момент — в первые часы после обращения ветувьяры почти что беспомощны. По крайней мере, у них плоховато с восприятием реальности.

— Он этого не сделает, — Покачал головой Престон, — Это его трон по праву рождения и воле богов. А жирному торгашу передайте, что его башка украсит одну из пик перед замком. Я лично об этом позабочусь.

Глаза друга сверкнули, хотя он все еще казался ясно осознающим, что он говорит и что делает. Эйден понимал, что этими словами и угрозами Престон копает себе могилу, но не мог им не восхищаться — его собственной смелости никогда бы не хватило на то, чтобы сказать такое.

— Я бы на вашем месте так не торопился. Вы столь уверены в своем друге, но вы, видимо, забыли, — Он покосился на Эйдена, — что друзья могут сменить сторону, когда этого… требуют обстоятельства.

Руки Эйдена сжались в кулаки. Он понимал, что ярость погубит его, и потому не давал ей выхода. Но держаться так длительное время он не сможет.

Эта роль была ему не по силам.

Престон глухо рассмеялся, но глаза его немигающе смотрели на Эйдена. Он словно чего-то ждал, чего-то, чего граф никак не мог ему дать.

— Вы плохо знаете Тейвона, — Наконец, выговорил адмирал, — Он так просто не сдастся.

— А вы? — Поддразнил его Фадел.

— Я лишь солдат в его армии. Я ничего не значу. Можете даже меня убить.

Со стороны это могло бы показаться бравадой, словами ради слов, но Эйден знал, что Престон действительно верит в то, что говорит. Он и вправду готов умереть, чтобы своей смертью разжечь ярость в Тейвоне.

“А ты бы так смог? Конечно же, нет”.

— Граф, — Фадел вновь вспомнил про Эйдена, — Что же вы не участвуете в беседе?

— Я не буду с ним говорить, — Вмешался Престон, — Можете казнить меня хоть сейчас!

— Ну отчего же прямо сейчас? — Притворно удивился Фадел, — Мы дадим вам время подумать. Поразмыслить над своими перспективами…

Он кивнул гвардейцам, и те шагнули к Престону. Эйден нервно взглотнул. Фадел вышел из камеры первым, а граф зачем-то задержался еще на мгновение, чтобы заглянуть в глаза Престону и найти в них ничего, кроме ненависти. Сам же он, казалось, полностью состоял из сожаления, которое не стоило сейчас и ломаного гроша.

Престон одолел бы обоих гвардейцев голыми руками, не будь он прикован к стене. Но сейчас они принялись его избивать, и друг даже не уворачивался от их кулаков. Вместо криков он лишь крепче стискивал зубы и шумно втягивал воздух.

Эйден понимал, что это конец для Престона. И ничего не мог сделать.

*

Стражники вели Тейвона по его же собственным коридорам замка. Видимо, Лукеллес сильно боялся неожиданных выходок, хотя что мог вытворить безоружный человек в пустом каменном помещении, Тейвон искренне не понимал. Можно было, конечно, схватить со стены факел и попытаться поджечь здесь все, но разрушения короля никогда не привлекали. Эта идея, вероятно, не понравилась бы даже Джеррету с его любовью к эффектным, но бестолковым выходкам.

Отбросив эти мысли, Тейвон подумал о том, что он скажет Лукеллесу. Ненависть к этой мрази была в нем всегда, но сегодня она всерьез грозилась вырваться наружу. Никогда раньше король так сильно не сомневался в собственном самообладании.

Гвардейцы подвели его к королевскому кабинету, один из них вошел внутрь и объявил “Его Величеству” о том, что узник доставлен. Только сейчас Тейвон в полной мере ощутил всю бредовость и абсурдность собственного положения.

Несколько месяцев назад, возвращая Джеррета, он со спокойной душой покидал тихий Анкален и мирную Кирацию. Тейвон тогда даже в страшном сне не мог представить, что ему придется вернуться в мир, в котором какой-то торгаш из мещан объявит себя королем!

Прошло пару мгновений, и Тейвона пропустили в кабинет. За время его отсутствия здесь ничего не изменилось — тот же огромный стол из красного дерева, окна с тяжелыми шторами, восемь стульев для советников и один — со спинкой повыше — для короля. Единственное, что заметил Тейвон — это исчезновение отцовского портрета со стены. Видимо, новый король решил, что ничто в его замке не должно напоминать о ветувьярах.

Хотя на самом деле Лукеллесу следовало заняться не борьбой с картинами.

— На вашем месте я бы заказал себе новый трон, — Сухо заметил Тейвон, — Этот для вас определенно узковат.

— Вы неизменно прозорливы, мой дорогой шурин, — Лукеллес попытался поерзать своей огромной задницей на стуле, но тот держал его подлокотниками, словно тисками.

Тейвон ненавидел это его обращение, которым гадкий торгаш пытался причислить себя к королевской семье. Обычно он терпел эти слова, но сегодня церемониться с этой мразью не собирался.

— Калиста — ветувьяр Реморы. Она мне не сестра, — Напомнил он, беззастенчиво усаживаясь по правую руку от Лукеллеса. Обычно это место занимала Ремора.

— Ох уж эти тонкости! Они меня никогда не занимали, — Ручонка Лукеллеса потянулась к кувшину с вином и двум бокалам, что стояли рядом. Торгаш до краев наполнил один и только потом вопросительно поднял глаза на Тейвона.

— Я откажусь, — Качнул головой он.

— Непривычно видеть вас в такой одежде, — Лукеллес залил себе в глотку вина.

— Но отрадно, верно? Я ведь теперь не выгляжу, как король, — Тейвон уставился в маленькие наглые глазки.

Не успел Лукеллес ответить, как в кабинет вошел слуга с подносом в руках. На тарелках оказалась целиковая жареная курица, мясной пирог и какая-то запеченная с травами рыба. С нее новый король и начал, расковыривая блюдо руками и засовывая куски белого мяса в рот. На какое-то время он словно позабыл о существовании Тейвона, но потом вдруг опомнился.

— Вы, должно быть, считаете меня гадом, каких поискать. Предателем, крысой, — Чавкая, рассуждал он, — Но это ведь не так. Я дал людям то, чего они хотели.

— И чего же они хотели? Погромов на улицах, разбоя, грабежей, голода? Чего!?

— Ну-ну, голубчик, — Осадил Тейвона торгаш, — Это все пройдет и забудется. Они хотели видеть на троне человека.

— А я, по-вашему, кто? — Опешил Тейвон.

— Ветувьярам давно пора было показать их место, — Как ни в чем не бывало продолжал Лукеллес, — Времена Этиды, если они и были, давно прошли.

— Говоришь, как эделоссец… — Подметил Тейвон.

— А в чем они, по сути, не правы? У них, может, и чересчур жесткие методы, но ветувьяры действительно не люди. У людей нет второй жизни в запасе.

“В запасе!?” Да как он смел такое говорить! О каком запасе может идти речь, когда ты живешь свою жизнь с перерывами, словно умирая на год, а потом возрождаясь!?

— Да что ты знаешь о нас..? — Не выдержал Тейвон.

— Только нечего строить из себя несчастных! — Лукеллес успел покончить с рыбой и взялся за пирог, — Я вдоволь насмотрелся на свою женушку, чтобы знать, что вся ваша семейка только и умеет, что врать.

— Чего тебе не хватало, чего!? Я отдал тебе Калисту, наплевал на ее волю…

— Не ты, а твой рыжий “братец”.

— Я просто не оставил ему выбора. А он любил ее больше, чем я.

— И именно эта проклятая баба показала мне, кто вы есть на самом деле! — Жир стекал по тройному подбородку Лукеллеса и капал на стол, — Что вы отродье, возомнившее себя богами!

— Нет! — Воспротивился Тейвон, — Мы просто люди.

— Надо же… И твоя шлюха-сестрица говорила так же!

— Не смей так ее называть! — Тейвон вскочил с места и только тогда заметил арбалетчика, что притаился за широкой темной шторой. Вернув себе самообладание, он опустился на стул и поднял пылающие от ярости глаза на эту жирную мразь.

— Это верно, не стоит поддаваться порывам. Я не сказал еще самого главного.

— Если ты так нас ненавидишь, — Прошипел Тейвон, — Убей нас. Убей меня, убей Джеррета. Убей Ремору. Эйден разорвет тебе глотку голыми руками, не успеет еще ее тело остыть.