– Да, но комната Алевтины Сергеевны закрыта на ключ. И потом… – пытался что-то еще возразить Антон.
– Она сказала, что вещи в коридоре. Вот они, – указала Маша на стоявшие под зеркалом пластиковые сумки.
– А, ну если так… Но я все же не могу…
– Хотите – я паспорт вам покажу? – и Маша полезла в карман за документом.
– Нет, ну зачем… – смутился Антон. – Я вам верю. Алевтина Сергеевна мне про вас рассказывала.
– Какую-нибудь гадость? – засмеялась Маша.
– Что вы! – запротестовал Антон. – Наоборот, только хорошее. Что вы очень деловая и самостоятельная. И что это у вас от нее.
– Вот уж не ожидала, – искренне удивилась Маша. – Ну, теперь хоть знаю, в кого я пошла. Чертовски приятно слышать. Пойдемте на кухню, попьем чаю.
Антон замялся.
– Я сейчас надолго от компа отлучиться не могу, – признался он.
– Ладно, давайте тогда я вас чаем напою без отрыва от производства, – тут же скорректировала курс Маша. – Кухня, надеюсь, не заперта?
– Нет, кухня – нет.
– Вы мне разрешите на кухню пройти?
Антон совсем засмущался.
– Кто я такой, чтобы запрещать вам?
– Как кто? Вы здесь живете, а я гость.
– Ну да, ну да, – он завис как компьютер, в который ввели некорректное задание.
– Так что? – подняла бровь Маша.
– Конечно, проходите, – пробормотал Антон, повернулся и ушел в комнату, но дверь за собой не закрыл.
Маша раздевалась нарочито медленно, не отводя глаз от бывшей детской. В комнате ничего особо не изменилось, только на стол были водружены сразу три монитора, состыкованных между собой как зеркала в трельяже, да появилось рабочее кресло на колесиках. На этом кресле сидел теперь Антон, переводя взгляд с экрана на экран. Экраны Маше были не видны, но они отбрасывали флюоресцентные пятна на лицо Антона, и профиль его казался разрисованным мелками. Его правая пятка безотчетно дергалась вверх и вниз, как это часто бывает у засидевшихся за монотонным делом мужчин. Ей стало жутко любопытно, во что же он так погружен.
Маша прошла на кухню. Набрала в чайник воды, поставила на плиту.
На столе лежала записка: «Антоша, ужинай без меня! Еда в холодильнике. Буду поздно. А.». «А» – и точка? Просто «А»? Без отчества? Это было примечательно. Маша заглянула в холодильник. Там стояли кастрюля с жареными куриными ножками и миска с салатом из капусты. «Ну вот и классно. Чай оставим на потом», – обрадовалась Маша.
Пока ножки грелись в микроволновке, Маша сгребла со стоящего на холодильнике подноса всякую пыльную чепуху и водрузила на него две тарелки, на которых картинно разложила ножки. Выдавила по окружности пуговички кетчупа, положила приборы и бумажные салфетки, поставила в центр плошку с салатом и понесла еду в комнату Антона.
Маша ждала как минимум удивления, как максимум восхищения, но реакция Антона оказалась очень странной. Он посмотрел так, как будто Маша принесла ему саму себя в голом виде. Его взгляд бегал с экрана компьютера на поднос и обратно. Наконец, сглотнув слюну, он сказал:
– Прямо сейчас никак не могу. Вы там поешьте одна, на кухне. Пока не остыло. Я потом, – и снова уткнулся в экран.
Маша от таких слов обалдела. Она в первый раз в жизни подавала постороннему мужчине ужин, и этот, с позволения сказать, мужчина послал ее обратно на кухню! Будь обстоятельства другими, она бы надела миску с салатом этому хаму на голову и вышла бы вон, но сегодня она позволить себе такого не могла. Сегодня она была не Маша Харитонова, она была Мата Хари. А Мата Хари не то что ужин, а и саму себя была готова отдать ради получения информации…
И все же Маша на некоторое время задержалась, рассматривая экраны. Они были заполнены пляшущими графиками, и у Маши от их зелено-красно-черной пестроты закружилась голова.
– Что это? – поинтересовалась она, подавив тошноту.
– Биржевые котировки, – не оборачиваясь, ответил Антон.
– А вы что, пишете диссертацию о бирже?
– Нет, я на ней играю, – коротко и с досадой отвлекаемого от серьезного дела человека бросил Антон.
– И успешно? – искренне заинтересовалась Маша.
– По-всякому, – отрезал Антон. – Идите уже, кушайте!
Маше ничего не оставалось, как выйти. От расстройства она съела обе ножки со своей тарелки и все три – с тарелки Антона. Впрочем, без всякого аппетита. Потом выпила две чашки мятного чая, пытаясь успокоиться. Дальше сидеть на кухне было бессмысленно, только фигуре вредить. Она вернулась в комнату. Антон не отреагировал на ее появление. Сесть, кроме как на кровать, было некуда. Маша с вызовом плюхнулась на одеяло. Сетка угрожающе заскрипела, но Антон так и не повернул головы. Маша почувствовала всю нелепость положения. И тут она вспомнила предлог, с которым она сюда пришла. Вещи деда!
– Антон, – требовательно произнесла Маша, – оторвитесь на секунду, помогите мне с сумками.
Антон быстро поднялся и двинулся к выходу, пятясь спиной к экранам.
– Вы позволите, я вашей кроватью воспользуюсь? – попросила разрешения Маша.
Антон резко развернулся. Его зрачки в толстых линзах очков расширились, как у ящерицы в момент опасности.
– В каком смысле?
– Вывалю на нее все дедовы вещи. Мне ведь только белье нужно. И китель.
– Вываливайте, – разрешил Антон, поставил обе сумки на кровать и снова сел за мониторы.
Маша выкладывать вещи не стала.
– Не могу найти, – сказала она в спину Антону, не предпринимая, впрочем, ни малейшего усилия отыскать якобы нужные вещи.
– Тогда подождите Алевтину Сергеевну. Она уже скоро вернется, я думаю, – предложил Антон, так и не взглянув на Машу.
– А вы не знаете, на какой такой семинар она ушла?
– Не знаю, – пожал плечами Антон. – Она мне не говорила.
Маша решительно поднялась с кровати, подошла к Антону сзади, наклонилась и свесила свой белокурый локон ему на плечо.
– А зачем вам так много экранов? – полюбопытствовала она.
– Три – это не много. Много – это когда больше шести, – пробормотал Антон, бегая пальцами по клавиатуре, передвигая линии, увеличивая и уменьшая размеры изображения.
Маша как бы ненароком пощекотала его ухо прядью волос. Рука, держащая мышку, дернулась, дыхание Антона участилось. «Есть!» – удовлетворенно констатировала про себя Маша. А вслух удивилась:
– Ой, да тут же все по-английски.
– Потому что биржа американская, – сбиваясь дыханием, пояснил Антон. Маше такое объяснение ни о чем не говорило. – Российская же в четыре часа закрылась. А американская открылась.
– А что вы сейчас делаете? – продолжала любопытствовать Маша.
– Закрываю позиции. Выхожу из торгов.
– А почему?
– Потому что вы меня отвлекаете, – сквозь зубы процедил Антон. – А при скальпинге нужна полная концентрация, иначе можно быстро вылететь в трубу.
– А скальпинг – это от слова скальп? – Маша явно испытывала границы терпения бородатого квартиранта.
– Это стратегия торговли, – на автомате отвечал Антон, стреляя мышкой.
– А вы английский хорошо знаете?
– Средне, – честно признался Антон. И спохватившись, добавил: – Но достаточно, чтобы играть на бирже.
– А хотите, я подтяну вам язык? Я специалист. Дипломированный.
– А зачем?
Машу такой вопрос поставил в тупик.
– Ну, чтобы вы лучше понимали написанное.
Антон ответил не сразу. Пощелкал мышкой. Покусал губы. Маша по-прежнему стояла, опираясь на спинку вращающегося кресла и едва не касаясь грудью спины Антона.
Антон убрал с мышки руку и, не обернувшись, сказал со вздохом:
– Спасибо, но у меня нет времени. Работа, биржа, да еще Алевтина Сергеевна.
– А что, вы ухаживаете за нашей бабушкой? – двусмысленно спросила Маша.
Антон игры слов не уловил.
– Я учу ее. Сначала работе с интернетом, а теперь – игре на бирже.
– Кого?! Бабушку?! – у Маши от такой новости глаза полезли на лоб.
Антон наконец развернулся к ней лицом и так резко, что чуть не врезался носом в Машину грудь. Маша отшатнулась, не сводя с Антона глаз.