Алевтина Сергеевна попыталась натянуть на себя платье. Оно поддавалось с трудом. Молния на боку расходилась пирожком. Пуговицы на груди застегиваться тоже не хотели, но Алевтина Сергеевна была настойчива. Если хорошо выдохнуть и не дышать несколько секунд – для позирования этого достаточно. Однако тогда грудь выглядит меньше. И ей все равно нужно новое платье. Или костюм. Для походов в суд. Чтобы там ее не принимали за нищебродку.

Снимать платье оказалось еще труднее, чем надевать. Она чуть не вывернула плечо и в итоге все-таки порвала рукав под мышкой. Вешать платье обратно не стала, бросила в мешок со старыми простынями и дырявыми полотенцами, которые шли на тряпки. Алевтина Сергеевна снова облачилась в просторную рубашку с брюками и сунула руку под шифоньер, извлекла из-под днища завязанный в узелок клетчатый носовой платок. В платке у нее хранились обручальное кольцо и золотой перстень. Обручальное кольцо было толстое, похожее на бочонок. А перстень, большой, массивный, с рубином, Лева подарил на серебряную свадьбу. Алевтина Сергеевна была в шоке. Такие «шайбы» носили тогда директора продуктовых магазинов. Алевтина Сергеевна стеснялась его надевать – не торговка же она. Завтра сдаст золото в ломбард на лом. На адвоката этого, конечно, мало, но на обновление гардероба должно хватить.

Александра решила не предупреждать мать о своем приходе. Поэтому она приехала под вечер и открыла дверь своим ключом.

В квартире стояла темнота, что было нормально – Алевтина Сергеевна экономила электроэнергию, но телевизор молчал, что оказалось весьма необычным. Из-под двери бывшей детской пробивался луч света.

– Мама, это я! – предупредила Александра, но ответа не услышала. – Мама?

Тишина. Сердце у Александры заухало, ноги подкосились, она бросилась к двери в детскую и распахнула ее настежь. В комнате сидел какой-то бородатый парень в наушниках и пристально смотрел в экран одного из трех мониторов, едва умещающихся на поверхности небольшого стола.

– Вы кто?! – в ужасе закричала Александра.

Парень вздрогнул, оторвался от экрана и уставился на нее, открыв рот и не моргая. Через несколько секунд стряхнул с себя оцепенение и ответил:

– Я – квартирант. А вы, наверное, дочь Алевтины Сергеевны? Она еще не вернулась. Вы подождите ее на кухне. Я сейчас очень занят, простите.

Он снял наушники, торопливо поднялся, взял Александру за локоть, вывел из комнаты и закрыл дверь изнутри на ключ.

Александра почувствовала, как в ней клокочет ярость. По поводу квартиранта. По поводу ключа. По поводу того, что ее бесцеремонно выставили из ее же комнаты… Спокойно. Надо продышаться. Продышаться, а иначе это плохо закончится. Для ее здоровья и вообще. Сегодня она никак не могла позволить разразиться очередной склоке.

Александра торкнулась в спальню, потом в гостиную. Двери были заперты. Ничего не оставалась, кроме как идти на кухню. Александру подмывало позвонить матери и узнать, где она. Не случилось ли с ней чего. Но тогда вся внезапность ее прихода – коту под хвост. Тогда мать, если, конечно, с ней ничего не стряслось, придет домой в состоянии боевой готовности. А Александре она была нужна максимально расслабленной. Оставалось только ждать. Александра налила в чайник воды. Долго искала спички – зажечь плиту, но коробки нигде не было. Зато за трубу над горелками была заткнута специальная зажигалка – оранжевая с длинным черным хоботком. Александра усмехнулась. Раньше мать признавала только спички.

В прикрытой крышкой сковороде обнаружились котлеты. Явно домашние. Вряд ли их состряпал квартирант. Котлеты! Может, мать еще и кухонный комбайн освоила? Невероятно. Александре очень захотелось попробовать котлеты. Но она себя пересилила. Скорее бы мать пришла. И куда вообще она могла уйти так надолго?

Услышав, как открывается входная дверь, Александра собрала на лице приветливое выражение и вышла в коридор. На пороге стояла мать с большими пакетами в обеих руках. Усталая, но явно довольная. Александра внутренне выдохнула. Теперь главное – не дать матери опомниться.

– Шурка? Ты? – мать явно была удивлена. – Случилось что?

– Мама, я пришла мириться, – торопливо проговорила Александра.

Мать рассеянно посмотрела на дочь, на закрытую дверь бывшей детской, на пакеты в своих руках и наигранно удивилась:

– А что, мы поссорились? Я что-то не заметила. Когда же мы успели?

– На твой день рождения, мама, – напомнила Александра, думая про себя об одном – только бы не сорваться.

– Да? Не помню, – фальшивым голосом произнесла Алевтина Сергеевна, вешая пакеты на крючок, а сверху прикрывая их курткой. – Розы Петины, кстати, до сих пор живые, корни пустили, представляешь? Я им головки пообрезала и в гостиную на окно поставила, там света больше.

– Ну вот, – заулыбалась Александра. – А ты говорила, что завянут тут же. Покажешь?

– А чего на них смотреть? – вдруг заволновалась мать. – Розы как розы. Без головок.

Она стянула с себя берет и принялась им обмахиваться. Александра остолбенела. На голове матери дыбились ярко-рыжие кучеряшки.

– Мама, что с твоей головой?

– А что с ней? – мать ощупала голову. – А, стрижка. Волосы стали выпадать, я решила хной полечить, а чтобы много хны не расходовать, подстриглась.

– И химию сделала, да?

– Нет, это у меня натурально так, – уверила мать, – ты просто не помнишь, ты меня всегда с пучком видела потому что. Как тебе? – она провела рукой по волосам, приглаживая их, и посмотрелась в зеркало у вешалки.

– Непривычно, – оценила Александра. – Смело, – добавила она. – А что это за запах у тебя в квартире? У тебя не протечка, случайно? Ты соседей не залила?

– Никого я не залила, Шура. Я квартиранта себе завела, – в голосе матери Александра услышала вызов.

– Видела я это чучело дремучее, – понизив голос, призналась она. – Где ты только его откопала? Вывел меня из моей же комнаты и дверь на замок закрыл…

– Занят, значит, – мать перешла на шепот. – Он преподаватель. Из МГУ. Диссертацию пишет.

Александра отчего-то почувствовала себя виноватой за этот запах в квартире.

– Мама, я же предлагала тебе деньги, – тоже шепотом напомнила она.

– Не в деньгах дело, Шура.

– Тогда в чем?

– Скучно мне стало. Словом перемолвиться не с кем.

Александра поняла – это мать отомстила ей за недельное молчание. Она решила объясниться.

– Я, мама, тоже живой человек. И терпение у меня не бесконечное. И когда ты начала каркать, что Петю посадят…

– Я не каркала, я предупреждала, – уточнила мать. – Не хотите – не слушайте. Закрыли тему. Да, кстати, я тут вещи отца собрала, свези ему, – и Алевтина Сергеевна указала на две клетчатые сумки, стоящие прямо у порога.

Александра горько засмеялась:

– Поздновато ты спохватилась, мама…

– Ну, если они не нужны, я тогда их пойду выброшу, – и мать зачем-то взялась за ручки сумок, как будто дело не терпело отлагательств.

Александра перехватила руки матери и крепко сжала их.

– Оставь сумки, мама. Пойдем в комнату, поговорим.

– Давай лучше на кухню, – засуетилась Алевтина Сергеевна. – Я тебя котлетами угощу. Сама готовила.

– Пойдем, – согласилась Александра.

Они зашли на кухню, Александра закрыла за собой дверь, подперла спиной косяк и не сказала – выдохнула:

– Катя умерла.

Мать рухнула на табуретку. Повисла пауза.

– Когда? – сухо спросила Алевтина Сергеевна после некоторого молчания.

– Сразу после твоего дня рождения. Ночью. Она долго болела. Осложнение на фоне диабета.

– А нечего было выпечкой злоупотреблять, – зло сказала мать. – Вот я тебе и говорю: хватит печь!

– Мама, тебе придется выселить квартиранта, – объявила Александра.

– А квартирант тут при чем? – мать явно не хотела построить логическую цепочку.

– В моей комнате теперь будет жить папа.

Алевтина Сергеевна приподнялась с табурета и сунула под нос дочери кукиш. Лицо ее заострилось и стало похоже на крысиную мордочку.