– Ты, Сергеевна, не расстраивайся, – примирительно сказал он, после того как Алевтина Сергеевна закончила. – У каждого судьи – в три раза больше исковых заявлений, чем они могут рассмотреть. И они что делают? Отшивают тех, кто правил игры не знает. Поэтому люди и ходят в суд с адвокатами.

– И что, у обычных смертных нет шансов выиграть дело? – недоверчиво спросила Алевтина Сергеевна.

– Есть, – не слишком убедительно ответил Николай. – Но для этого пуд соли съесть надо и не помереть от заворота кишок. У тебя-то иск на большую сумму?

– Да не в деньгах дело, – вспылила Алевтина Сергеевна. Потом подумала и добавила: – Хотя и в деньгах тоже. На двести тысяч меня кинули.

– Двести тысяч – это сумма, – согласился Николай. – Но в дачных делах обычно в складчину нанимают адвоката. У тебя есть сочувствующие?

Алевтина Сергеевна на вопрос не ответила. Некоторое время ехали молча. Чтобы заполнить паузу, Алевтина спросила:

– Ну что, костюм-то на рыбалке опробовал?

– Не успел, – вздохнул Николай. – Холодно уже. Но внук позавидовал.

– Так у меня еще два есть, меньшего размера. Мне ни к чему. Я отдам.

– Вот спасибо! – обрадовался Николай. – Будем с ним вдвоем рыбалить.

– Внук-то один?

– Один. Четырнадцать лет в этом году стукнуло.

– А мои уже и правнуков могли бы мне нарожать. Но не торопятся, – поделилась Алевтина.

– Нарожали бы – по судам ходить было бы некогда, – заметил Николай.

Алевтина Сергеевна не знала, как оценить это высказывание. Утешение это было или подковырка. Опять повисла пауза. Но, слава богу, уже свернули к поселку.

– Твой кум на охране?

– Не, он уволился. Не приглянулось ему тут у вас. Требуют, говорит, много, а платят мало и нерегулярно.

– Ой, чего уж с них особо требуют, – не удержалась Алевтина Сергеевна. – Знай себе на кнопку пульта нажимай. Даже и не выходят из будки. Вот, смотри!

Алевтина Сергеевна высунулась из окна у шлагбаума и помахала рукой:

– Свои, открывай! – Шлагбаум тут же поднялся. – Видишь? – обратилась она к Николаю. – За что тут платить-то?

Они остановились у дома. Алевтина Сергеевна осторожно, чтобы не перепачкать новую обувь, выбралась из «газика». Открыла скрипучую калитку и широким жестом пригласила Николая следовать за ней. Она почувствовала себя как-то по-особенному. Пальто, каблучки, шарфик, ветер, гравий шуршит под ногами и следом идет мужчина. Прямо как в фильме. Мужчина, правда, одет в камуфляжную куртку и черные потертые штаны. Но если не оглядываться…

Они унюхали запах дыма, как только вошли и, не сговариваясь, бросились к двери, ведущей в подвал. Работающая тепловая пушка стояла в опасной близости от подпорного бруса, брус дымился, а когда они распахнули дверь пошире, потянуло сквозняком, брус ярко вспыхнул и затрещал. Алевтина Сергеевна рванула по ступенькам вниз, а Николай почему-то – назад на улицу. Алевтина Сергеевна схватила закрывавший банки с компотами старый пуховик и попыталась обхватить им занявшийся брус. Запахло горелым пером, и Алевтина Сергеевна почувствовала, как плавится на ее шее шарфик. Тут появился Николай с топором в руке. Ногой оттолкнув пушку, он схватил свободной рукой трехлитровую банку с компотом и стукнул ей об угол бруса. Банка лопнула, компот попал на огонь, по подвалу потянуло жженым сахаром. Отбросив горлышко банки, Николай принялся обтесывать топором тлеющую часть.

– Пушку выключи! – рявкнул он Алевтине Сергеевне. – И беги, тащи одеяло.

Одеяло, впрочем, не понадобилось. Пока Алевтина Сергеевна бегала в мансарду, Николай уже затушил огонь. Вокруг валялись битые трехлитровые банки, свинченные крышки, сморщенные вишни и размякшие яблоки.

– Ты, Сергевна, извини, что столько твоих компотов перепортил, – Николай виновато развел руками. – А брус все равно менять теперь придется. Но сама понимаешь – обстоятельства непреодолимой силы. Вопрос только один: кто их создал. Кого ты тут на хозяйстве оставляла?

– Костяна. Он у нас в поселке круглый год живет, в вагончике.

– Позвони-ка ему, позови сюда. Только о пожаре не говори, а то спугнешь.

Алевтина Сергеевна поднялась из подвала наверх, в прихожую, где валялась брошенная впопыхах лаковая сумка с так и не востребованными документами, кошельком и телефоном. Наклонилась, подняла сумку и ненароком увидела себя в зеркале: лицо в саже, обгоревшая челка, скукожившийся шарфик, пальто в белесых пятнах и колготки в крупных дырках. Ей непреодолимо захотелось запустить в зеркало чем-то тяжелым. По счастью, под рукой не оказалось ничего подходящего для метания. Пришлось просто отвернуться от своего жалкого отражения и сосредоточиться на телефонном звонке.

Она набрала номер. Телефон Костяна ровным, бесстрастным голосом сообщил: «Абонент временно недоступен». Надо было идти разыскивать. Но дефилировать в обгорелом виде по поселку не стоило. Да и Костян тут же бы догадался. Алевтина Сергеевна поднялась в мансарду, сняла с себя остатки былой роскоши, вытащила из кособокого шкафа дачную амуницию: потертые штаны, флисовый свитер, вязаные носки. Спустилась на кухню, к крану, умыла лицо, кое-как оттерла сажу с пальцев, осмотрела в зеркало результат, заправила обгорелую челку под берет. В подвале гремел осколками и шуршал половой щеткой Николай.

– Слышь, Коля, – крикнула Алевтина, – недоступен поджигатель. Пойду поищу.

– Чует мое сердце – не найдешь ты его! – донесся голос Николая.

Сердце пожарного не ошиблось. Вагончик, где жил Костян, оказался заперт, а встреченный на обратном пути дворник Саид сообщил ей, что Костян вчера спешно уехал домой, в Донецк, вроде как там его поселок укропы разбомбили. Что ехать не хотел, боялся, что загребут в ополчение, но в доме все стекла вылетели, и тоже боялся, что мародеры все растащат, а в доме одна старая мать. Алевтине Сергеевне стало стыдно: на человека такое горе свалилось, он просто забыл пушку выключить, а она его в поджоге подозревает.

Николай встретил ее на веранде, он оттирал пятна с куртки при помощи губки и прихваченных с кухни «Ферри» и уксуса. Он выглядел так по-свойски, как будто жил здесь всю жизнь. Алевтине Сергеевне вдруг захотелось спросить его про семейное положение. Но она тут же представила этот мезальянс: полковничиха и прапор. Наверняка прапор. Было бы звание выше – не торчал бы на проходной в районном суде. Да и моложе он ее намного. Его внуку – четырнадцать, ее – двадцать пять. Господи прости, дыму надышалась…

– Нету? – коротко спросил Николай, на секунду подняв взгляд.

– Нету, – подтвердила Алевтина Сергеевна. – Дом у него под Донецком. Разбомбили. Вчера подхватился и уехал.

– Понятно. Но я тебе одно, Сергевна, скажу: или ты страховку оформляй на дом в проверенной компании, или судиться прекращай. Первый раз в суд сходила – тебе подвал затопили, второй раз – пожар устроили. Пора выводы делать. А кум-то мой правильно от вас уволился – неспокойно тут.

У Алевтины Сергеевны внутри все всколыхнулось: знакомы недавно, а уже учит жизни, молокосос! Вслух, однако, она произнесла:

– Я тебе, Коля, по гроб жизни обязана. За осушение, за тушение и за советы!

Николай смутился, потер нос тыльной стороной ладони и пробормотал:

– Да чего уж там. Я мужик. К тому ж – пожарный. А советы – это бартер, за малину и костюмы.

– Ах да, костюм! – спохватилась Алевтина и направилась в подвал.

Прилипая к политому компотами цементному полу, она добралась до дальнего угла, нашла покрывшийся сажей чехол с прорезиненным костюмом и, стараясь не рассматривать детали нанесенного пожаром ущерба, поднялась обратно на свежий воздух.

– Держи, Коля! Удачной рыбалки вам с внуком!

Николай еще больше смутился:

– Ты, Сергевна, извини, если я что не так…

– Не переживай, Коля. Ты все правильно говоришь. По сути. Еще раз спасибо!

– Ты, Сергевна, телефончик мой запиши. Если вдруг что, я подскочу.

Обменялись телефонами. Но Коля все не уходил.

– Слышь, Сергевна, я на веранде культиватор углядел. Он у тебя пашет?