— Я надеюсь, Онга.
— Позволь мне коснуться тебя, в знак нашего примирения?
Онга припал на одно колено перед сидящим Ромигой и медленно, осторожно протянул руку к его щеке. Ромига сдержал желание отшатнуться, рявкнуть: «Не трогай!» Просто слегка отстранился, проворчал с угрозой:
— Онга, дома, в Цитадели, я тебя сам разложу и натяну. Вот тогда мы будем квиты… Коснись — и остановись на этом.
— Хорошо.
Ромига чуть подался вперёд. Пальцы Онги преодолели последний дюйм пустоты. Касание — просто касание. Тёплое. Приятное. Очень приятное. Такое приятное, что хочется продолжить! Длить и длить восхитительный контакт двух тел, до полного, наиполнейшего слияния…
Ромига шарахнулся кувырком со своего сталагмита, вскочил на ноги, зарычал:
— Онга, стой!
Древний нав так и застыл на одном колене: сосредоточено, будто к чему-то прислушиваясь.
— Онга, это ты? Или твоя Каменюка снова имеет нас?
Кажется, Онга с трудом разлепил губы, чтобы ответить:
— Я не знаю, что опять случилось… Нет, это не я. Ромига, лучше тебе уйти отсюда, пока я разбираюсь… Да, я обязательно разберусь!
— Онга, пошли вместе! Домой, на Землю. У Нави есть Источник, нам всем хватает! Нечего тебе здесь ловить! Или потом вернёмся.
— Ну, нет уж, Ромига! Я с места не сдвинусь, пока не распутаю эту сеть. Пока не выплету ниточку силы и не протяну её между мирами. Мохнатые твари не достойны своего сокровища, а мне… Нам оно пригодятся больше.
Что такое знаменитое навское упрямство, Ромига знал не понаслышке: сам такой. Но хотелось бы понять, что конкретно Онга затевает?
— Ты собираешься притащить с собой на Землю этот Камень? Или правильнее — пригласить его? Любопытно, а что сам Камень думает по этому поводу?
— Да, он мне дорог. Однако сам он — не Источник, а точка выхода силы. Источник — весь этот поганенький мирок. Или вся сеть Зачарованных Камней на нём. Шаманы голки сами уже достоверно не помнят, как и что они сотворили. Тени не забыли ничего, но разговорить их и осмыслить услышанное — мне нужно время. И мне нужно больше власти, чтобы все покорились. Да, больше…
Отрешённый, погружённый в себя взгляд Онги Ромиге отчаянно не нравился. Предчувствия… Нет, благие предчувствия не посещали Ромигу уже давно: мрачные, поганые, скверные, отвратительные, ужасные. Однако нынешние, пожалуй, били рекорды.
— Онга! Нав! Что ты собираешься делать?
— Я думаю об этом, — Онга встал, потянулся, присел на Камень. — Ромига, иди-ка ты пока к своей голки. Стурши говорит, она соскучилась и беспокоится. А ты ещё собирался кое-кого искать, ты помнишь?
— Ну, так у меня же пропал проводник! Сбежал без объяснения причин, или его похитили, я не понял.
— Ах, вот оно что! Ты мне не сказал… Тогда, тем более, иди, ищи обоих. Шаманы голки сейчас делят власть. Мало ли кто мог подстроить ловушку твоему Латире? Этот шустрик — один из претендентов в главные. Есть или был, в зависимости от проворства соперников.
— Онга, а ты можешь вопросить о нём Тени?
Древний нав прикрыл глаза, помолчал. Воззрился на Ромигу сквозь усталый прищур:
— Ясно одно: твой Латира не умирал. А следы он умеет путать, не хуже моего Стурши. Я не буду тратить время и силы на поиски шамана, другое сейчас важнее. Иди, Ромига, тебя ждут к ужину.
Глава 29
На этот раз — никакого Стурши в проводники: перед Ромигой завертелся чёрный вихрь портала. Нав шагнул туда, а вышел на ровном заснеженном пространстве, где они с Онгой спорили на клинках. Поединок случился ночью, сейчас — вечер перед закатом. А портал-то дальний, как бы не межконтинентальный… Ну, чего бы, правда, ни сорить энергией, сидя задницей на Источнике? Да хоть на месте выхода силы! Даже странно: когда Онга явился на поединок, Ромига не ощутил всплеска от портала.
Нав постоял над местом, где был ранен, сжимая и разжимая кулак, складывая пальцы в позиции для разных арканов. Рука, правда, как новая, будто ничего не было. А здесь тонкий снежок едва припорошил кровавый след. И комбинезон надо чинить: с ним-то Онга не стал возиться, просто отдал Ромиге кусок рукава. Ладно, это уже совсем ерундовая забота… Нет времени переваривать происшедшее, потому что ещё ничего не кончилось!
Ромига без особой надежды позвал Латиру: тот не ответил. А Вильяру не стал звать, решил сразу увидеть. Прочувствовать и осознать, наконец, как он воспринимает её после песни разделения? Колдунья разорвала магические узы, но не забрала всего, что подарила кузнецову найдёнышу. Песнь понимания необратима, это хорошо. Но насколько чуждым, отталкивающим покажется теперь наву облик, повадка, аура голки? Да в каком состоянии он Вильяру застанет, в конце-то концов? В прошлый раз ведь была совсем плоха!
Он лез в Латирино логово в спешке и тревоге, а обнаружил внутри, ну прямо-таки, идиллию. Вильяра и Стурши расстелили на полу шкуры, разложили доску и азартно резались в камушки. Выглядела мудрая здоровой, двигалась точно и шустро. Кажется, она выигрывала, но с небольшим отрывом, и до конца партии было далеко.
В очаге рассыпчато мерцали угли, в котелке побулькивало, доходя до готовности, какое-то варево: судя по запаху, без опасных незнакомых травок.
— Да укрепится кровля дома сего! Тёплого вечера вам и мирного ночлега! — с облегчением приветствовал Ромига двух голки, которых меньше всего ожидал увидеть вместе. — Не ждали?
— Ждали, — отозвались они в один голос. — Отряхни снег дорог своих и входи. Тёплого вечера и мирного ночлега!
Вильяра ссыпала камушки в кошель, сложила доску:
— Стурши, доиграем потом. Ужинать! Нимрин, мы ждали тебя ужинать.
Ромига смотрел на неё, слушал глубокий грудной голос и тихо радовался, что реакции отторжения — нет. Бешеного влечения, впрочем, тоже, и хвала Спящему! Довольно того, как до сих пор ведёт его на Онгу: даже гнев на насильника гаснет перед его несносным обаянием! Камень… Как бы отодрать Онгу от этого щурова булыжника? Или булыжник от Онги? Мысли — по кругу, желания спутаны…
А Вильяра, на правах хозяйки, отогнула шкуры, освобождая место под котелок. Ловко сняла его с углей вместе с таганом, установила на полу поровнее. Взяла ложку себе, вторую вручила Ромиге.
Стурши вытащил свою ложку из-за голенища: он не разулся у входа в дом, и куртка лежала рядом, небрежно свёрнутая. Привычка беззаконника, всегда готового к мгновенному бегству? Ромига с интересом разглядывал своего несостоявшегося убийцу, тот разглядывал Ромигу. Озорно ухмыльнулся, сверкнув острыми клыками, чуть подмигнул.
Если бы Стурши хоть единым словом, хоть безмолвной речью намекнул на происшедшее между двумя навами, Ромига сорвал бы на нём злость, не думая о последствиях. Но Стурши благоразумно промолчал. Или попросту не любопытствовал, как развлекается его Повелитель?
Ужинали молча. Ромигу потряхивало, каша из каких-то зёрен и мелко настроганного мяса не лезла в горло. Отбить у нава аппетит — асур знает, что такое! Вильяра смотрела, как он ест, с явным беспокойством. Не удержалась, спросила.
«Нимрин, я видела твою кровь на снегу. Ты выглядишь сильно потрёпанным. Ты здоров ли?»
«Сейчас — да. Онга поранил, Онга вылечил. Лучше посмотри, есть ли на мне какие-нибудь чары?»
«Ты мечен тенями, Нимрин. Больше, чем всегда. У тебя даже теневой корешок наметился. Тоненький, слабый, но не пристало живому таскать за собой такое.»
«А я, точно, живой?»
«Точно. Мне есть, с чем сравнивать, рядом сидит несомненная Тень.»
«Откуда тут взялся Стурши?»
«Он прятался на изнанке сна, я его выманила. Вернее, сначала я попыталась его прогнать, но я не превозмогла приказ Повелителя Теней. Онга велел Стурши стеречь меня, пока ты в отлучке. А раз Тень всё равно где-то поблизости, то лучше пусть он будет на виду. Мы с ним нашли, о чём поболтать: о Наритьярах, о Вильгрине, моём единоутробном братце, о Латире мудром и его делах на ярмарке, о других посвящённых. Стурши наблюдателен и сметлив, он открыл мне глаза на многое, до чего я сама прежде не додумалась.»