Вильяра отказалась верить ушам, услышав такое!

— И ты спокойно говоришь об этом? Когда Средний приводил нас к присяге, ты же не сидел, не дожидался! Ты искал выход! Мы вместе искали!

— Тогда мы были: «бегущая дичь», «огрызающийся зверь», «зверь в логове», «зверь в засаде» и даже «зверь задрал охотника». А сейчас все расклады дурны или не ясны. У меня давно не выпадало столько чёрных и серых камушков, — Латира сглотнул, понизил голос. — Со времён падения Лати — ни разу.

— То есть, ты признаёшь, что ошибся, отсылая Нимрина к тому подранку? — Вильяра почти шипела от сдерживаемой ярости.

— Нет. Я признаю это с последним ударом сердца, если сбудется худшее. А пока, ты помнишь: каждый шаг каждого живущего меняет мир и его судьбу. Потому ни одно гадание не сбывается в точности. Ждём более благоприятных раскладов. Заботимся о себе, чтобы быть готовыми ко всему. Заботимся о тех, о ком можем и должны заботиться. Вон, Альдира с Нельмарой спят: ищут за звёздами душекрада, чтобы предъявить его шкуру Нимрину. Ркайра ищет по всей Голкья Наритьяру Младшего. Я гадаю. А ты… Сейчас поедим, и я советую тебе тоже поспать. Вдруг, сможешь увидеть, что происходит, глазами своего близнеца?

— То есть, старый, ты признаёшь, что моя связь с Нимрином — всё-таки благо?

— Признаю, когда ты принесёшь новости из самого глубокого Дома Теней, из неприступного логова Повелителя Теней.

Съестное Вильяра глотала через силу, не ощущая вкуса. Веки её неудержимо слипались, руки-ноги тяжелели, все чувства стремительно угасали: даже злость. Где-то там её Нимрин то ли засыпал, то ли терял сознание…

Нет, больно и страшно ему не было. Чуть горчило на языке зелье глухого сна, перебивая послевкусие отменно сваренной похлёбки. Обморочной истомы от зелья хватило на двоих, но Вильяру накрыло лишь отчасти. Добудиться Нимнира колдунья не смогла бы, даже оказавшись рядом, но ощущения его тела эхом отражались в ней, и она сознавала их.

Если верить эху, Нимрин уютно свернулся клубочком на плоском камне, тёплом, как лежанка над очагом. Где-то поблизости — Стурши: его запах и звук дыхания. А совсем-совсем рядом — другой Иули! Сильный, здоровый, не та дохлятина из видения. Конечно, Нимрин шёл лечить Онгу, но как-то уж слишком быстро…

Теплая рука того Иули прошла над лицом Нимрина и очень болезненно щипнула за ухо. Вильяре, вчуже, больно, а одурманенному зельем Нимрину — всё равно: его сейчас хоть на кусочки режь! Убедившись, что зелье действует, Иули перекатил бесчувственное тело сородича на спину и принялся раздевать, неодобрительно цокая языком на торчащие мослы.

Стурши, видимо, пялился, затаив дыхание от любопытства, потом не утерпел:

— Повелитель Онга, дозволишь спросить? Что теперь с ним? Уложишь на алтарь вместе себя? Сделаешь его одним из нас?

Онга долго молчал, потом всё-таки снизошёл до ответа:

— Для начала, Стурши, я хорошенько его вылечу. Сперва он — меня, теперь я — его. А ты поди, налови нам побольше мелкой дичи. Или что-нибудь крупное, но обязательно дикое. Двуногих с их имуществом пока не трогай! Не смей попадаться двуногим на глаза и хорошенько замети за собой все следы. Время Теням выходить на свет ещё не настало.

Отдавая наказ Стурши, Онга деловито ощупывал тело Нимрина. Знахаркина дочь ни разу не усомнилась в цели и смысле каждого касания, нажатия, простукивания, но за лекарскими ухватками чуяла властную ласковость… Пугающую! До озноба!

Едва Стурши отбыл на охоту, Онга принялся ворожить. Иули при этом не поют, их отрывистый речитатив звучит грознее любой песни… Миг, и Вильяра перестала ощущать Ниминира. Миг, и тело самой колдуньи заледенело, а сердце остановилось.

***

Латире везло. Латире пока ещё везло! Он вовремя спохватился и сумел вывести ученицу из странного оцепенения между жизнью и смертью — в обыкновенный глухой сон. Добудиться и расспросить не смог. Однако размышляя о происходящем, он наметил правильный вопрос для гадания и разделил образы двух Иули. Повелитель Теней — Онга, двадцать из двадцати. А Нимрин рядом с Повелителем — чуть жив. Выживет? Да, что бы с ним ни творилось, это пока не к смерти. А вот дальше Нимрин неизбежно вольётся в общий с мудрыми расклад: «зверь в яме». Чуть лучше «дичи в яме», которая выпала прошлый раз, но не намного. Дальше — неопределённость! Хоть изведи на гадание всю колдовскую силу, а надо её беречь: все Камни могут закрыться в любой миг…

Сожалел ли старый колдун о ранее принятых решениях? Всё ещё, нет. Пусть лавина катится с горы! Можно убраться с её пути изнанкой сна. Можно спеть летучую и стать частью лавины, отводя её от того, кого сильнее всего желаешь сберечь. От тех, кого желаешь сберечь!

Латира притащил шкуры, потеплее укутал спящую Вильяру и сам прикорнул рядом. Дрёма не помешает ему вести переговоры о будущем главе Совета. Хотя узнав последние новости, Нельмара почти наверняка отложит выборы: на бегу не переобуваются.

***

Охотничья удача сопутствовала Стурши: он быстро добыл молодого корнероя и пару белянок. Белянок съел сразу, всё ещё дивясь, как не распробовал живинку раньше? Тушу корнероя взвалил на плечи и вернулся к Повелителю.

Страсть, как любопытно, что же один Иули делает с другим? А ничего! Нимрин лежит на алтаре-камне, до подбородка укрытый чёрным полотнищем: холодный, бледный, не дышит… Кабы Стурши не умел видеть ауру, принял бы за труп. У этих Иули всё чудно: хуже, чем у мудрых!

Нимрин лежит-полёживает, а Повелитель Онга то ли пляшет по пещере, то ли сражается с невидимым противником. Оделся с ног до головы в чёрное: одежда, в точности, как сняли с Нимрина…

Нанёс последний удар — остановился. Коротко похвалил Стурши за добытую дичь. Велел разделать и нарезать мясо, а готовить принялся сам, перетряхнув мешочки с травами и выбрав престранное их сочетание. Охотник такое бы в рот не взял, сгоришь ведь заживо! А Повелитель и приготовил, и съел, и облизнулся довольно. Немного поворожил над Нимрином, вновь облизнулся, как после вкусной трапезы. Спрашивать его, к чему всё это, Стурши не смел, пока Повелитель не заговорил сам.

— Стурши, проведи меня туда, где ты оставил вот это, — указующий перст — на пустой кошель из-под улу на поясе Стурши. — Ты же помнишь, где?

— Я помню, где последний раз держал этот нож в руках. Если я обронил его там, и никто потом не подобрал, мы найдём его, о Повелитель!

— Веди!

Онга сам обнял Стурши и закрыл глаза, утащить его на изнанку сна оказалось легко-легко. И ножик-улу никуда не делся из Дома Теней, где Стурши принёс в жертву неудачника Скундару. Стурши, не думая, потянулся к ножу — схлопотал оплеуху. Рыбкой отлетел к стене, сполз по ней и решил не вставать без приказа Повелителя. Только смотрел и слушал, как тот ворожит.

А Повелитель чередовал песни, вроде охотничьих, с грозно звучащими колдовскими словесами, и длинные пальцы его стремительно выплетали в воздухе некий узор. Он притягивал обитающий в Доме Теней чёрный туман, и древний улу на полу будто дымился… Вот уже дым с туманом сгущаются, сгущаются, обретая очертания охотника… Охотницы!

Прекрасная обнажённая женщина встала над древним улу, качнула тяжёлыми грудями, уперла руки в бока. Глянула на призвавшего её Онгу снизу вверх, а всё равно дерзко.

Повелитель обошёл женщину кругом, выпевая последнее заклятие. Остановился лицом к лицу, протянул насмешливо:

— Ну, здравствуй, Нархана.

— И тебе не чихать! — фыркнула прославленная ведьма, которую сотни лет никто не видал во плоти или призраком.

Вот она, значит, какая! Высокая и стройная, серая, синеглазая — она могла бы оказаться родной сестрой Стурши. Так причудливо сплетаются порою родовые ветви…

— Раз уж ты выжил и освободился, Онга. Раз не побоялся собрать воедино то, что от меня осталось. Раз так, то я, Тень Нарханы, буду вновь прислуживать тебе, о мой Повелитель, как служила живая… Да-да-да, я верно послужу тебе, любезный мой Онга. Я подожду, пока ты вновь повернёшься ко мне спиной!