Онга фыркнул, очевидно, успокаиваясь:
— Лечиться дальше. Пока я не регенерирую полностью, я не покину это убежище. Как видишь, не так уж сложно его благоустроить.
— Онга, а позволь мне тоже полюбопытствовать? Как ты собираешься попасть на Землю? К твоему сведению, порталы Большой Дороги перестали открываться ещё до моего рождения. По крайней мере, на Землю этот путь закрыт. Я сам не помню, как меня занесло на Голкья, и понятия не имею, как отсюда выбраться. Голки обещали помочь, и не похоже, чтобы они лгали. Но провести кого-то из мира в мир во плоти, им тоже, вроде бы, не просто.
— Да. Таких, как моя Нархана, всегда было мало. Однако не бойся, маленький нав, способы я знаю. Пока буду долечиваться, как раз всё обдумаю и подготовлю.
— Кстати, о долечиваться. Онга, скажи, после твоих манипуляций аура у меня такая же хвостатая, как у тебя?
— Уже не должна. Но встань-ка, дай, я проверю.
Ромига встал из-за стола, поддёрнул обёрнутый вокруг бёдер плед — чёрная ткань дематериализовалась, туманом утекла сквозь пальцы. Нав подавил желание прикрыться ладонями. Но, правда, чего уж теперь. Встал прямо, уставился на Онгу с угрюмым недоумением. Тот обошёл кругом Ромиги, панибратски хлопнул его по плечу.
— Не вижу у тебя никаких хвостов, кроме того, которым Тьма наградила при рождении, — ухмылочка, и взгляд — сальный-сальный.
— Онга. Верни. Мою. Одежду, — отчеканил Ромига.
На самом деле его страшно влекло к Онге. Хотелось слушать и слушаться, склониться перед харизматичным древним навом, признать его безусловное главенство… Тьма-прародительница, да просто ему отдаться, как отдавался Стурши! Только ни разу ещё Ромигины дурные предчувствия не вопили так громко и внятно: если позволишь себя поиметь, если станешь ключом от силы на этом Камне — пропадёшь.
— Ромига, ты такой смешной, когда сердишься — просто умора! Но тебе следует знать. С тех пор, как я встал на ноги, в этом Доме Теней всё творится по моей и только по моей воле. Конечно, я желаю навью… Или нава. Кого угодно живого, нашей крови. Но я не унижусь до принуждения и не унижу тебя. Я подожду, пока ты дозреешь. Ждать мне осталось совсем не долго.
— Не сегодня! — выдохнул Ромига, холодея внутри от жесточайшего разочарования собственным упрямством.
Онга небрежно взъерошил ему волосы — и сунул в руки свёрток одежды.
— Иди искать Иули. Куда мой Стурши должен отвести тебя?
— В Пещеру Совета, откуда привёл… Онга, если это возможно, позволь мне разговаривать с тобой безмолвной речью?
— Присылай зов. Ты — не живой голки, у тебя получится.
Глава 26
Ромига проснулся, лёжа «звёздочкой» на чём-то твёрдом и ровном… Подскочил, как ошпаренный — спросонок померещилось, что его сейчас будут приносить в жертву, как Онгу и Стурши…
Стурши! Конечно, это он, поганец, притащил Ромигу в Пещеру Совета, но не разбудил сразу, а заботливо уложил… Гадай теперь, что это было: чёрный юмор, предостережение, угроза? А голова всё ещё тяжёлая, соображает туго. И все чувства, эмоции, будто примороженные, кроме отчаянного желания стелиться под Онгу.
Но легче, легче, легчает стремительно! И что-то до боли знакомое есть во всём этом комплексе ощущений… Вспомнил! Примерно так отпускает «поцелуй русалки»! Что-о-о!? Навы же не могут? Это же специфически людский аркан?
Ромига, скрипя зубами от закипающей ярости, сел в медитацию. Срочно изучить следы воздействия, пока они не простыли! Итак, энергия — исключительно тёмная. Но по структуре — да, кое в чём похоже на «поцелуй». Может, современные навы утратили нечто из умений древних? А они, безусловно, многое утратили! Может, Онга научился этой пакости где-то во Внешних Мирах? Может, изобрёл сам? А может, это вообще не Онга, а его Камушек!?
Ромига взвился на ноги и обежал комнату кругом: пол — стена — потолок — вторая стена — пол — снова стена — сальто с приземлением в исходную точку. Ярость клокотала в груди, тянуло что-нибудь разнести к асуровым щурам, но в каменном мешке — нечего, а рушить потолок себе на голову… Нет уж, Ромига обойдётся! Несколько вдохов-выдохов, короткая разминка — он всё ещё в ярости, но уже способен мыслить холодно и здраво.
Об Онге, чтоб его! Об алтаре-камне. О них обоих. Разорвать бы их странный симбиоз, вытащить Онгу из норы — многое стало бы яснее. Если Онга это переживёт! Ромига встречал разумных, попавших под власть могущественного артефакта. Думал, навы достаточно сильны, чтобы избегать подобного. Но только не в обстоятельствах Онги! Ему и без Камня было, от чего спятить. Но без Камня он просто не выжил бы.
Навская психика — устойчивая и гибкая, с такими же способностями к самоисцелению, как навское тело. Плюс, каждого нава, смолоду, обучают приёмам самопомощи. На крайний случай, учат различать признаки зарождающегося безумия у себя и у других. Учат вовремя обращаться к целителям разума, они же — специалисты по особо тонким ментальным воздействиям. Потому истинных, клинических безумцев в Цитадели нет. Навы слишком сильны физически и магически, слишком опасны, чтобы позволить себе такую сомнительную роскошь. Навь тысячелетиями искала баланс между свободой личных причуд и безопасностью для всех и каждого. Нынешнее положение дел устраивает даже любителей походить по грани.
Всё это так, но Навь — очень далеко, а Онга — давным-давно вне её. Когда Онгу изгнали, навы были пассионарны и могущественны, однако ещё не додумались до многого, что «потомку неудачников» — само собой разумеется. Умеет ли Онга вправлять вывихи собственной психики? Считает ли нужным работать над собой в эту сторону? Сознаёт ли, что с ним что-то может быть не так? А Ромига — сознаёт?
После всех своих приключений, Ромига уверен лишь, что сам нуждается в обстоятельном разговоре с мастером Шагой. Как минимум! Для диагностики другого нава он сейчас — кривое зеркало, негодный камертон. А лечить перекосы в чужих мозгах Ромигу попросту не учили: это не грубое хирургическое «отрезал — зашил». Так что Онга либо выправится сам, либо не выправится. На этом следует подвести черту.
Ради собственной безопасности, держаться подальше от возможного психа и раба артефакта. От самого артефакта — тоже. По крайней мере, пока. А вот идея поискать третьего нава — очень здравая и заманчивая. Если тот Иули найдётся живым, то разбавит их с Онгой сомнительную компанию. А если нет, может, он хотя бы записку какую черкнул, для идущих по следу сородичей? Да мало ли интересного и полезного найдёт один нав в жилище другого?
«Мудрый Латира, здравствуй! Ты меня слышишь?»
«Иули! Нашёлся! Слышу тебя, очень рад!»
«Латира, я в Пещере Совета, Стурши вернул меня на прежнее место. Сейчас я тут один, и мне очень нужно поговорить с тобой. Срочно!»
— И видеть тебя я тоже рад! — воскликнул пожилой, низкорослый серенький голки, улыбаясь во все свои потёртые клыки.
Присмотрелся к Ромиге — нахмурил густые брови:
— Ты изменился, Нимрин. И кажется мне, не к лучшему.
Ромига нахмурился в ответ:
— Мудрый Латира, ты сам отправил меня туда, где со мной это произошло. Кстати, что произошло? Что ты во мне узрел, что тебя так перекосило?
Латира помолчал, вглядываясь.
— Был бы ты охотником, я бы сказал, ты мечен Тенями. Не Повелитель и не Тень, однако мечен. В охотнике я бы не сомневался, но ты сам по себе — тёмный. Вдруг, для вас это в порядке вещей?
Тьма-прародительница, да кто ж это знает!
— Латира, ты наблюдал меня и другого Иули. Довольно долго. Хочешь сказать, раньше ты подобного не видел?
— На тебе — нет, до сего дня. А мой старый друг Иули изменился примерно так… Перед тем, как исчезнуть.
— Латира, отведи меня в его дом!
— Сегодня? Сейчас?
— Да. По праву и долгу сородича! Я не могу откладывать. Если у тебя нет срочных дел…
— Срочных — нету. Отведу. Только прежде давай споём с тобой вместе одну песенку.
— Какую?
— От навязанной воли, от чужих глаз и ушей.