— Ты рисуешь комиксы? — тихий голос дрожал.

Я ненадолго прикрыл глаза, всего лишь на секунду, собираясь с духом для того, чтобы поднять взгляд. На ней была футболка с надписью «Мясо — это убийство» и плотно обтягивающие тёмно-синие джинсы. Её волосы были чёрными и блестящими под тусклым светом бара. Она была гораздо ниже ростом, чем казалась издалека, возможно, не выше пяти футов (Примеч Около 152 см.).

— Я настоящий профан, когда дело доходит до комиксов. — Она прикусила уголок своих глянцевых губ и осмотрела мой рисунок.

Я едва начал его рисовать: переулок в свете сумерек; на заднем плане приближающаяся фигура, пара пустых глаз, глядящих из окна.

Взглянул через её плечо. Её подруга уже обжималась с дерьмовой версией Маршалла Мэтерса (Примеч. Маршалл Мэтерс — персонаж песни Эминема). Иногда я задавался вопросом, каково это, потерять себя в незнакомце. Улыбка девушки начала сползать с лица, когда я снова обратил на неё внимание. Музыка над головой была громкой и сбивала с мыслей, и мне потребовалась минута, чтобы подобрать слова.

— Я совсем не писатель, — сказал я без интереса, в надежде, что это заставит её уйти.

Она села напротив меня и положила свою маленькую руку на стол.

«Я хочу использовать тебя, чтобы заставить моих друзей ревновать. От этого мне станет лучше».

Я моргнул, и уставился на её рот.

— Извини?

— Я говорю: ничего, если присяду сюда? — она нахмурила брови, заметив выражение моего лица.

Тонкий слой дыма от электронной сигареты смешался с острым запахом ванили, и это охрененно сбило меня с толку. Её голос был слишком вял, и мне было сложно расслышать слова. Она говорила. Слова стремительным потоком вырывались из её рта, но ни один звук не пробился сквозь тревожный звон в моих ушах. Я начал нервно постукивать ногой, панически дыша. Я не разговариваю с людьми, только с моими братьями и клиентами в тату салоне.

— Эй, мне кажется… ну… это ты делал татуировку моему брату на спине. Ты работаешь в «Дорога», правильно? — высокий голос пробился сквозь барьер.

Я обнаружил, что напряжённо кивнул ей и натянуто улыбнулся.

— Да, это так.

Она шире улыбнулась, и её зубы казались слишком белыми для этого места.

— Я узнала тебя. Как тебя зовут? — она наклонилась поближе, стремясь услышать мои слова.

Я не был ни с кем после Пэйдж. Ни с одной девушкой. Я пытался. Через год после того, как мы расстались, она вышла замуж, и я понял, что она никогда не вернётся ко мне. Я встречался с несколькими цыпочками, но мы никогда не заходили дальше первого поцелуя. Моя жизнь, любовь, ушли вместе с ней, и я никогда не обрету их вновь. Я чертовски сильно ненавижу её за то, что она разрушила меня; за то, что украла мою душу.

«Она уничтожит тебя».

— Деклан, — ответил я немного с опозданием, наблюдая за тем, как замешательство вспыхнуло на её лице.

Мне следовало спросить ее имя, но меня это не интересовало. Она была милой. Мне понравилось, что она была слегка странной. Было приятно, что она продолжала с волнением разглядывать мой блокнот с рисунками. Я провёл рукой сквозь волосы, и её взгляд пробежался по моим бицепсам.

— Меня зовут Кейт. — Она протянула мне руку, и я уставился на неё, от чего девушка захихикала. — Я не кусаюсь.

Я пожал её руку, и тепло, которое ощутил при этом, показалось мне чужим. Болезненная мысль прошипела в моём сознании: как легко она могла сломаться под моим прикосновением, под моим телом, под тяжестью моей болезни. Было приятно ощущать её кожу своим большим пальцем. Мне тут же захотелось заглушить голоса, хотелось притвориться простым парнем из бара. Она стала бы моей частью этой ночи, и это был бы шанс убежать от всего. Возможно, мне стоит воспользоваться этим.

«Ты разрушишь её».

— Было приятно познакомиться с тобой, Деклан.

Её тёмно-карие глаза почти черного цвета. Щёки слегка порозовели, и я захотел хоть на миг получить возможность чувствовать. Иметь кого-то.

Я кивнул, когда подруга позвала её, сказав, что они уходят. Она взяла карандаш со стола, и написала номер телефона на салфетке, лежащей рядом с моим рисунком.

— Позвони мне.

Она встала и протянула мне салфетку. Девушка посмотрела на мою накаченную грудь, улыбнулась и направилась к подруге. Но я уже не обращал на неё внимания. Схватил свои вещи со стола, положил их в сумку и сделал последний глоток воды. Она не захотела бы меня узнать. Ей не нужно сравнение с той, которую я не заполучу уже никогда.

Я смял салфетку и выбросил в мусорное ведро.

Вторник — день тако (Примеч. Тако — традиционное блюдо мексиканской кухни). Ещё один день, ещё одна неделя и традиции, которые я не планирую. Кларк треплется о том, как он провёл свой день, а я опять потерялась в своих мыслях. Единственная вещь, способная вытянуть меня из этого транса, — острый запах кориандра, тревожащий моё обоняние. Это была его любимая приправа, и она всегда у меня под рукой.

— Почему ты любишь меня? — Эта фраза легко сорвалась с моих губ подобно вызову.

Не встречаясь с ним взглядом, я разрывала листы салата на удобные порции. Тишина казалась громким рёвом в ушах, и это повлияло даже на ритм моего дыхания. Ожидая ответа, я продолжала смотреть на стойку.

— Пэйдж? Мы снова вернулись к этой теме? — Кларк раздражённо выдохнул, и нож в его руке резко замер. Я посмотрела на него, отложив листья на стойку.

Его тускло-серые глаза смотрели на меня с разочарованием. Я была миражом, вынужденная медленно подстраиваться под его потребности, стараясь стать такой, какой он желал меня видеть. Но я потеряла себя в степфордском образе жизни Пэйдж (Примеч. Автор отсылает к книге Айры Левин «Степфордские жёны» и одноимённому фильму, в котором Степфорд — город идеальных жен глазами мужчин.).

Я была женой с идеальной улыбкой, причёской и макияжем. Дом всегда был идеально чистым. Я посещала церковь каждое воскресенье. Присутствовала на службах, но не была достаточно честна со Спасителем. Моя жизнь была банальной, я позволяла себе плыть по течению. Но иногда, ныряла в одну из моих внутренних картин, в мои прошлые наброски, задаваясь вопросом, смогу ли я снова творить.

Всё в моей жизни выглядело так, как должно быть. Но существовала единственная вещь, которую я не могла ему дать. Я не могла иметь детей. Не могла снабжать и пополнять эту планету. Его семя не приживалось, потому что я неистово не верила. Ну, именно последняя часть была тем, о чём он действительно переживал. Конечно, напрямую Кларк не говорил об этом. Это проявлялось в том, как он выговаривал мне, когда я забывала читать вечерние молитвы, или не читала Священное писание так усердно, как должна была. Может быть, если бы я действительно уверовала, отдала себя Спасителю, я могла бы иметь ребёнка. Это было его мантрой на протяжении последних восьми лет. Но я уничтожила этот шанс, когда мне было восемнадцать. И не существовало никакого благословения, которое мог бы дать мне пастор, чтобы исправить это.

— Почему, Кларк? — я хотела бы прокричать эти слова, но вышел шёпот.

— Может, тебе следует позвонить маме? — он опустил взгляд к разделочной доске, продолжая свою работу и качая головой.

Я стиснула зубы, и моя тревога усилилась, пока искала в себе силы сказать то, что мне следовало произнести три недели назад.

— Ты переспал с ней. Сказал, что не любишь её, и это было ошибкой. Ты утверждаешь, что любишь меня, но, когда я спрашиваю «за что?» — ты никогда не даёшь мне правдивый ответ.

Нож, который он держал в руке, дрожал из-за попытки сдержать гнев. Ноздри Кларка раздувались.

— Это было ошибкой. — Он бросил нож, промахнувшись мимо разделочной доски, и металл зазвенел об глянцевую поверхность гранитной столешницы. Кларк вытер руки тряпкой для мытья посуды, лежащей рядом с раковиной. Он пробежал пальцами сквозь свои чёрные вьющиеся волосы и выдохнул. Его широкие плечи расслабились, и взгляд встретился с моим, в моих глазах были слезы. Он колебался, и его губы раздвинулись, но затем сомкнулись в тонкую линию.