— Фу! — поморщилась девушка. — Годы не пошли тебе на пользу.

Итог поисков в следующих нескольких столах свелся лишь к мелким канцелярским принадлежностям и загустевшему от времени средству от кашля. В конце концов Айрис расположилась за последним запыленным рабочим местом.

Вид из-за печатной машинки открывался весьма унылый. Низкий подвесной потолок, установленный, вероятно, во время ремонта годах так в шестидесятых, скрывал витиеватую роспись, выполненную вручную, — наверное, чтобы дамы не отвлекались от работы. Школьные часы на дальней стенке замерли много лет назад, но Айрис казалось, что она слышит их тиканье. Какая-то несчастная женщина ежедневно проводила здесь целых восемь часов, взирая на эти чертовы часы. Уж Айрис-то знала, каково это. Стол весьма походил на ее собственное более чем компактное рабочее место в «УРЭ». Никаких тебе окошек, лишь цепкие взгляды окружающих — как правило, мужчин. И особенно Айрис убивало, что ее рабочие условия почти не отличались от условий какой-то секретарши — ну и чего же тогда стоит ее диплом с отличием?!

Девушка привычно стала по очереди обыскивать ящики, но безрезультатно, пока не добралась до последнего. Внутри на металлических крючках висели ряды пустых зеленых папок для карточной бумаги. Она провела по ним пальцем, словно по колоде карт. Айрис уже собиралась закрыть ящик, как вдруг что-то на дне привлекло ее внимание. Она отодвинула свисающие папки в сторону и достала небольшую книжку в сером переплете, озаглавленную «Пособие по упрощенной скорописи Грегга». Раскрыв ее посередине, Айрис сразу же узнала непонятное письмо: точно таким же были сделаны заметки, что она нашла в личном деле Беатрис.

А на первой странице обнаружилось посвящение: «Дорогая Беатрис, помни: практика ведет к совершенству. С любовью, тетя Дорис». Значит, это все-таки стол Беатрис. Айрис принялась одну за другой перелистывать страницы пособия, словно бы в надежде отыскать ответы на все свои вопросы о банке. Однако книжка эта могла поведать только об освоении искусства стенографии. Впрочем, на последней странице оказалась еще одна подпись: «Практикуйся в нерабочее время, детка. С любовью, Макс».

Айрис перечитала заключительное «С любовью, Макс» и оглядела кольцо кабинетов. На именных табличках никакого Макса не значилось. Интересно, были ли они любовниками, гадала девушка, машинально листая книгу. Возможно, Макс являлся одним из начальников Беатрис. В то время сексуальные домогательства на работе даже не считались преступлением. Айрис живо вообразила молоденькую секретаршу за столом, низко склонившую голову, чтобы на нее поменьше обращали внимание. Однако исчезновение во время закрытия банка секретарши, не удостоившейся даже именной таблички, все-таки представлялось Айрис совершенно невероятным. Беатрис была всего лишь безымянной и безликой служащей. Как она оказалась в чем-то замешанной?

Наконец, девушка захлопнула учебник и после недолгих колебаний сунула его в спортивную сумку. Да никто и не заметит, быстро убедила она себя. Кроме того, расшифровкой диковинных записей, оставленных Беатрис в своем личном деле, заниматься сегодняшним вечером будет куда интереснее, нежели бездумно пялиться в ящик. И что еще более важно, заметки, возможно, помогут ей решить, что же, черт возьми, делать с ключом от ячейки 547.

Меж тем близился полдень. Целый час она потратила на поиски Беатрис. Хочешь не хочешь, но придется браться за работу: на восемь следующих этажей у нее всего лишь пять дней. Айрис достала из сумки рулетку с планшетом и положила их на стол Беатрис.

Используя в качестве шаблона план четвертого этажа, за полчаса Айрис набросала на эскизе девятого конференц-залы, уборные и кладовки. Затем вернулась в контрольно-ревизионный отдел и принялась за набросок тамошней планировки. Открывала один офис за другим и отмечала окна и перегородки. Когда она добралась до кабинета с табличкой «Джозеф Ротштейн», кисть у нее уже ныла от планшета. Она положила его на стол и потянулась.

В старом кабинете мистера Ротштейна царил сущий бардак. Стол его заполняли груды папок и книг, книжные полки были забиты пухлыми скоросшивателями, а на полу громоздились штабеля разнообразных справочников. Кабинет Ротштейна особой просторностью не отличался, да и персональной уборной в нем не имелось, зато его хозяин определенно вкалывал не покладая рук — или же весьма успешно создавал видимость бурной деятельности.

Увесистые тома на полках бравировали названиями вроде «Полное банковское резервирование», «Макроэкономика. Том I» или «Золотой стандарт». На столе даже не оказалось места, чтобы поработать с планшетом. Айрис сдвинула стопку тетрадей на спирали и обнаружила под ними календарь мистера Ротштейна на декабрь 1978 года.

Девушка просмотрела назначенные встречи и прочие пометки, запечатленные расплывшимися чернилами на пожелтевшей бумаге, и большей частью нашла их неразборчивыми. Затем сдвинула еще одну тетрадку, чтобы взглянуть на самую важную дату. Судя по всему, двадцать девятого декабря, в день закрытия банка, Джозеф находился в отпуске: возле даты на календаре стояло обведенное в кружок «Бермуды» — во всяком случае, именно так разобрала слово Айрис. Бедняга мистер Ротштейн отправился на выходные в тропики, а по возвращении обнаружил, что остался без работы.

Неожиданно девушка почувствовала, что хватила через край. Ну на кой ей сдались интимные подробности жизни этого мужчины? Она уже собиралась завалить календарь бумагами, с глаз долой, как вдруг внимание ее привлекли мелкие красные буквы: «Дет. Макд… 6–555…» Запись почти целиком исчезла под кофейным пятном, однако внизу по-прежнему четко читалось: «ФБР».

«Интересно, часто ли банкиры созваниваются с ФБР», — подумала Айрис, оторвавшись от записей. На стене напротив стола располагался огромный стенд, весь увешанный графиками, диаграммами и прочей финансовой белибердой. А потом она заметила на нем кое-что, в ее собственной голове давно разросшееся до гигантских размеров, а именно — вопросительный знак. На стикере было написано: «Кливлендская корпорация недвижимости?» Название показалось Айрис знакомым, хотя она и затруднялась вспомнить, откуда. Между графиками на стенде ей попались и другие стикеры: «Кливлендский фонд городского развития?», «Новая кливлендская лига?», «Союз Кайахоги?»

Как-то эти вопросительные знаки должны объясняться. Девушка снова просмотрела отметки на календаре Ротштейна, однако от заляпанных пятнами каракулей толку не оказалось никакого. Все они были выведены выцветшими черными или синими чернилами, и только запись о ФБР и что-то выглядывающее из-под верхнего уголка выделялись красным цветом. Айрис вытащила листок из черного кожаного угла обложки и прочла кричащую надпись: «Где деньги?» Сколько она ни таращилась на простые слова, понятнее, тем не менее, не становилось.

Наручные часы напомнили ей, что, вообще-то, она здесь по работе. Раздраженно выдохнув, Айрис схватила рулетку и измерила кабинет. Потом вышла из него и прикинула, сколько еще помещений ожидают ее визита. И хотя экспертиза здания была в тысячу раз интереснее просиживания в конторе, даже такое занятие начинало утомлять своим однообразием. Чем бы она в действительности сейчас хотела заняться, так это расшифровкой записей Беатрис Бейкер.

По пыльному зеленому ковру Айрис прошла в следующий кабинет и от представшего за дверью зрелища так и замерла на пороге. Все в комнате было перевернуто вверх дном. Словно перья из распоротой подушки, пол устилали листы бумаги, рядом со столом валялись вытащенные ящики, а со встроенных полок из красного дерева было скинуто большинство книг. Мраморную плитку на полу усеивали бумаги, книги, ручки, скрепки и даже несколько разбитых фотографий в рамке. Все покрывал толстый слой пыли, бумаги же за все эти годы успели изрядно пожелтеть на солнечном свету, проникавшем в кабинет из-за откинутых занавесок.

Айрис нагнулась и подняла одну фотографию. С семейного портрета ей улыбался полноватый мужчина средних лет с тощей, как жердь, женой и двумя прыщавыми дочками; все были облачены в одежду из набивной синтетики. Мужчина напомнил ей одного из приятелей отца по игре в гольф. Однако кем бы он там ни был, прихватить свои вещички отсюда он определенно не успел. Взирая на погром, девушка почти слышала грохот ящиков и сбрасываемых книг. Кто-то здесь явно дал волю своей злости.