Дверь с грохотом распахнулась, и внутрь замка ввалился слуга, едва успев выкинуть вперед руку, чтобы смягчить падение. А сзади него ахнули две полненькие служанки, прижав ладошки ко рту. Смотрели они на Мору, на её волосы, на её белые ладони и ледяную крошку пыли, слетающую с её пальцев. Они стояли так близко к двери, что сомнений не оставалось: все трое подслушивали.

Глаза мамы округлились. А в следующее мгновение Мора вскрикнула от неожиданности: бабочки разлетелись от мамы с такой скоростью, с какой обычные насекомые никогда не смогли бы. Собрались огненно-красным вихрем и настигли слугу и двух служанок, подхватывая их и отрывая от земли, чтобы в следующий миг не оставить от них и пепла. Последнее, что Мора успела разглядеть — это удивление на бледных лицах, а после — пустота. Лишь рой огненных насекомых стал больше, а живущих под сводами замка меньше.

Мама покачала головой и укоризненно посмотрела на Мору, отряхивая своё платье от искр пламени:

− Видишь, что ты наделала? Иди ко мне и больше не смей думать о глупостях.

− Мама, они…

− Праотец добр ко всем своим детям, искорка.

Мора сглотнула и опустила глаза. Когда-то она сказала то же про Люси.

Мама начала говорить еще что-то, как вдруг её внимание привлек шум у распахнутой двери. Бабочки еще не успели возвратиться к своей создательнице и кружили над местом сожжения.

Медленно, слишком медленно из-за угла начали выходить ещё слуги, перешептываясь и во все глаза смотря на три чёрных следа на полу замка. А потом на бабочек и Мору. Агнесс замерла на месте и в панике посмотрела сначала на дочь, а потом на слуг. Сомнение в долю секунды сменилось в её взгляде на решительность.

Кого-то из этих слуг Мора знала с пеленок. Кто-то пришел в их родовой замок, когда она начинала говорить свои первые слова и озвучивала всё, что видит вокруг, ошибаясь или, наоборот, одерживая свои маленькие победы под всеобщие похвалу или смех. Задавала тысячи вопросов, став чуть старше и исследуя дом с его обитателями и мир вокруг. Кого-то не любила и избегала, для кого-то устраивала с братом детские шалости, прячась и наблюдая издалека. А кто-то стал ей родным, как Люси. Все они были живыми и все они сейчас были здесь, смотрели на маму и на неё, Мору.

− Мама, − девочка подняла руку и умоляюще посмотрела на мать, когда пожар разгорелся в её взгляде, одним этим приговаривая всех присутствующих. — Мама!

Первой вспыхнула полная служанка, что стояла ближе всего. Мужчина позади неё был следующим. Следом молоденькая девушка, которую Мора еще не видела. Огня и бабочек не хватало на всех, поэтому они разлетелись, трепеща своими маленькими крылышками, разгоняя пламя, и слуги сгорали не так быстро, как первые трое. Они кричали, пытались бежать. Их мольбы о помощи и вопли разносились по всему замку, заставляя Мору рыдать в голос. Все они слились в один, протяжный и оглушительный.

Три черных пятнышка на полу, не успевшие ничего понять за секунды, и разрывающие сердце крики слуг с агонией на лицах — Мора поняла, что смерти эти не сравнятся ни для неё, ни для суда Праотца, ни для мамы. В этих смертях не было милосердия, лишь боль и мука.

Они знали, что сейчас умрут. Они пытались потушить себя и тех, кто рядом.

Многие служили её матери семьями. Кто-то родился в этих стенах, как и Мора. Но всех их связывало одно — они не могли противостоять огню Агнесс, огню Высшего Рода.

− Мама! — отчаянно закричала Мора, не в силах смотреть на них. — Мама, умоляю, прекрати! Мамочка! Мама!

Агнесс дёрнула головой лишь тогда, когда двери замка с грохотом закрылись, а потом распахнулись вновь.

− Стойте! — закричала она, испуганно смотря на дверь. Где-то за ней скрылись другие слуги. — Вернитесь!

− Мама, остановись, − закричала Мора, пытаясь потушить служанку, что вопила от боли рядом. Она должна была спасти хотя бы её!

− Все узнают, − вдруг ахнула мама, оглядываясь вокруг − кто-то сгорел заживо, кто-то всё еще кричал, хватаясь за жизнь и катаясь по полу. Одна женщина не обращала внимания на пламя, охватившее её, и хлестала тряпицей свою дочь, пытаясь сбить огонь с неё. — Все узнают, − повторила мать безжизненным голосом, смотря куда-то в сторону окна. Кожа её посерела на фоне отблесков пламени, а глубокие тени залегли под глазами еще сильнее.

Агнесс одарила дочь безумным взглядом. Она смотрела сквозь неё и что-то шептала одними губами, пока вокруг неё разворачивался ад, что создала она сама.

− Ма…

− Все узнают, − повторила мама чуть громче, а потом лицо её изменилось. Обреченность и смирение отразились на нем. — Огонь — это свобода и искупление, искорка.

В следующее мгновение бабочки, терзающие слуг, вдруг обратились к своей хозяйке. Мора смотрела точно ей в глаза, не моргая и не отворачиваясь, когда мама закрутила вокруг себя пламенный вихрь и обратилась в пепел. Огонь в её глазах стал огнем вокруг неё. Стал слезами Моры.

Крики и суета вокруг внезапно стали тишиной. Больше не было стонов о помощи и запаха горелой плоти. Мора видела, как медленно колыхаются языки пламени там, где стояла её мать. Там, откуда она убивала всех этих людей.

Сердце опять сковал холод. Ледяной коркой пополз по нему, просочился внутрь, заставляя биться в болезненной агонии. Растекся по венам, пуская дрожь по всему телу. И когда Мора вытолкнула его, отчаянно закричав и запрокинув голову, глотая горькие слезы, тоже ставшие ледяными, он начал расползаться от её сердца, потек по крови и нашел выход наружу. Весь холод, что когда-то вбирало её несчастное сердце.

Мора кричала и кричала, обращаясь болью, что сжирала её изнутри, обращаясь отчаянием, поглотившим её душу, цепляясь за слова матери, за её последний образ и извращённую, больную любовь к детям и своему Роду, к Праотцу и Сфере, цепляясь за смех брата и тепло Люси. Пока не сорвала горло и не начала задыхаться, чувствуя, как слёзы разъедают глаза и обжигающим льдом касаются щёк.

Все те, кого она когда-то любила, теперь остались лишь в её воспоминаниях.

По всему замку расползся лёд, погребая под собой кричащих от ужаса слуг. А следом Мора услышала звук бьющегося стекла. Ледяные фигуры лопались и рассыпались на месте, оставляя после себя холодную крошку. Оставшиеся огненные бабочки мамы обратились в синий и замерли в воздухе, падая с высоты и разбиваясь о пол.

Мора покачнулась на ногах и открыла глаза. Набрала полную грудь ледяного воздуха, прежде чем переступить через тлеющий островок огня, вокруг которого искрилась ледяная крошка, и направиться к выходу из замка. Под ногами что-то громко хрустело, а впереди дребезжал рассвет.

Розовый свет стелился по дорожке, ведущей от родового замка, вокруг застыла звенящая тишина, а где-то вдали пели птицы.

— Любовь отдавай, и бери, и дари, озаряя улыбками свет. — тихо пропела девочка, рисуя в воображении лицо Люси и её веснушки. И сжала и разжала кулак, словно няня сейчас могла взять её за руку, вложить ослабевшие пальцы в свою тёплую ладонь и увести отсюда. — После сумрака ночи с тобою мы встретим рассвет.

Мора направилась к своему рассвету, оставляя позади долгую и тёмную ночь. На губах её расцвела блаженная улыбка.

Я вынырнула из кровавых воспоминаний и закричала, отшатываясь от камня. Воздуха не хватало, словно всё это я прожила под водой, покрытой толстой коркой льда, и только сейчас пробилась наружу.

− Я должна спасти её, − быстро произнесла я, стараясь отдышаться. — Спасти…

− Кого? — старуха оказалась рядом так неожиданно, что я вскрикнула. Сейчас всё казалось ненастоящим, нереальным. Шероховатый камень под ладонями, мутные глаза Драмии, дракон рядом. Моя реальность осталась там, в камне. Четкая и ясная.

− Девочка… − я нахмурилась, пока её образ медленно стирался из памяти, освобождая место для настоящего. — Там… Она была там и…