− Прости… − прошептала она, опуская голову.

− О каких еще волосах речь? — строго спросила мама, повышая голос. Дернула на себя Арама и прищурилась, озаряя комнату огнем в своих глазах.

− О моих, − без капли страха выдал мальчик, пожав плечами. — Мама, помнишь, ты говорила Море, что если она будет много гулять на солнышке, то Праотец одарит ее волосы краской и огнем? — мать прищурилась еще сильнее, и девочка начала кусать губы и мотать головой из стороны в сторону, чтобы брат замолчал. — Что они станут такими же, как у меня?

− Что за… чушь?

Тут Арам немного занервничал и начал тараторить быстрее:

− Кажется, Праотец правда решил поделиться с ней, а часть забрать у меня, − брат тихо засмеялся и сглотнул. — А я и не жадный.

Мама молчала, и Арам решил повернуться к ней спиной и продемонстрировать затылок.

− Вот, мама. Видишь? Это…

— Дрянь, — голос мамы надломился, и свистящий шёпот резко вылетел из её приоткрытого рта. Красные губы задрожали и тут же сжались в одну плотную линию. Она зажмурилась, лишая свои бледные щёки отблеска от света её огненных глаз.

— Ма… — Арам запнулся и непонимающе посмотрел на неё, прежде чем перевести взгляд на спокойную Мору. Ему было непривычно видеть мать такой.

— Это неправда, — шептала она, прижав указательные пальцы к вискам. Глубокие морщины залегли между её бровей и на лбу. — Невозможно.

— Мама…

— Замолчи! — женщина резко распахнула глаза и позволила слезам пролиться на её напудренное лицо. — Я… Я могла простить твою бездарность, сынок. Бездарность… — её губы задрожали.

— Я не бездарный! — горячо возразил Арам и сжал кулаки, сведя брови на переносице. Мора знала, что так его называли братья из рода Кодэн. Оба рыжие, поцелованные солнцем и пробудившие силу. Они дразнили Арама, и чем яростнее они это делали, тем сильнее он желал свой дар. И ждал до сих пор. — Я никому не позволю…

Мама выкинула руку вперёд ладонью, обрывая его, и лишь этого хватило, чтобы мальчик замолчал на полуслове и поджал губы.

— Я ждала! И могла простить, — зашептала Агнесс, нервно комкая подол платья другой рукой. — Я закрывала глаза, но это… Ты заразила его, дрянь! — последние слова женщина прокричала прямо Море в лицо.

— Мама, я… — девочка подняла руку, словно хотела прикоснуться к матери, но та в брезгливости отшатнулась.

— НЕ СМЕЙ! ТЫ ПРИНЕСЛА ЭТУ ДРЯНЬ В НАШ ВЕЛИКИЙ РОД! КОГДА РОДИЛАСЬ! — мама часто дышала и тряслась всем телом. Если бы её дар был в выжигании взглядом — от Моры сейчас не осталось бы даже пепла. — Драххово отродье, — она начала мотать головой из стороны в сторону, словно до конца не верила в произошедшее, — Драххово отродье, проникшее в нашу семью, чтобы отравить её…

— Мама! — голос Арама был полон ярости и обиды за сестру. — Она не виновата.

— Мои единственные дети, — зашептала женщина, бешено вращая глазами и кусая губы в кровь, пока она красными струйками не стала стекать к её подбородку и капать с него на темный пол, — единственные дети!

Агнесс резко схватила Арама за руку и подтащила к себе, чтобы убедиться. Запустила пальцы в его шевелюру и наклонила голову вперёд. По её глазам Мора поняла, что белые волосы никуда не делись.

— Не-е-ет! — в отчаянии закричала женщина и оттолкнула от себя ребёнка, чтобы тут же упасть на колени и закричать в потолок, схватившись за голову. Черные волосы её растрепались и свисали теперь по обе стороны от искажённого криком лица. Мора не знала этого языка. Мама кричала так сильно, выплескивая всё своё отчаяние и боль, прощаясь с надеждой и величием их рода, что в какой-то момент стены начали дрожать от этой боли.

Мора почувствовала себя плохо. Они переглянулись с Арамом, слушая истерику и непрекращающиеся вопли матери, и потянули руки друг к другу. Испуганные и не готовые к тому, что произошло дальше.

Огонь осветил их ладони. Крик матери перешёл в захлёбывающиеся рыдания, а подобия бабочек начали слетать с её рук, огненные насекомые с оборванными крыльями появлялись из её груди, копошились израненные и без крыльев вовсе у подола платья, а потом, когда рыдания стали походить на хриплый крик умирающего, пламя собралось вокруг Агнесс и резко потекло в разные стороны. Прямо к детям.

— Мам! — испуганно крикнул Арам, прежде чем оно настигло его. И побежал к стене, противоположной той, к которой кинулась Мора.

Это пламя отличалось от того, каким мама пыталась лечить Мору, выжигая из неё холод. В этом пламени была сама смерть. Не было в этот раз ничего прекрасного и её бабочках.

Как уродлива была смерть, так уродлив был дар матери.

Рыдания мамы не затихали, как не затихал и огонь. И вскоре к её крику присоединились еще два. Детские и испуганные, хриплые от ужаса и нехватки кислорода в легких.

Мора постаралась разглядеть силуэт брата в этой пляске огня и безумия, но лишь слышала его крик. Она попыталась потянуться к нему своим проклятым даром, чтобы спасти. Попыталась вложить всю любовь и не обращать внимания, как жжет пальцы от пламени мамы. Холодная искорка слетела с её указательного пальца. Уродливая бабочка рядом, машущая единственным целым крылом и жалящая ядом, застыла в воздухе и обратилась в нечто холодное и безжизненное. Рябь прошла по ней, и в один момент красный исчез под бело-голубым, источающим белый холодный туман.

В этот момент крик матери затих. Огонь исчез из комнаты Моры за долю секунды, а единственная маленькая бабочка, истязающая Мору, упала на пол и разлетелась на сотни маленьких холодных осколков. Мама не повернулась в сторону дочери. Всё внимание её было направлено на задыхающегося от боли и шока Арама.

Мальчик привалился к стене и жался в неё в надежде просочиться и сбежать из этой драхховой комнаты. Кожа его была красной и влажной.

— И ты тоже, сынок, — прошептала мама, охрипшим от крика голосом. Безжизненным, как и её взгляд. — Вы вдвоём хотите моей смерти. За что я проклята этими детьми, Праотец? Наказание и бездарность, — она посмотрела на Арама, дрожащего на полу. — Ра в твоём имени — пламя, — прошептала она, и её губы тронула едва заметная нежная улыбка. — Я дала тебе его, когда смотрела в колыбельку, на тебя, крошечного. Но такого сильного и уже яркого. Ты осветил мою жизнь своим рождением. Мой первенец. Мой возлюбленный сынок.

Она перевела пустой взгляд на Мору и засмеялась. Она плакала и смеялась, пока её волосы окончательно не растрепались из изящной причёски, достойной высокородной драконицы.

Камни посыпались из её волос со скорбным звоном.

— Я любила вас. Проклятие и бездарность, — сказала мать тихо, прикрыв глаза. — Я чувствую проклятый и мерзкий дар Моры. И не чувствую ни капли твоего, Арам. И она пометила тебя своей омерзительностью, влила белого яда на твой чистый холст, не тронутый и следом магии. Поставила на тебе метку, чтобы все увидели наше унижение. Чтобы все знали, что боги и огонь покинули наш дом. Вставай, сын.

Мама поднялась с прямой спиной и утёрла лицо ладонью, словно и не было никакой истерики. Словно и не она пыталась сжечь своих детей вместе с собой, испепелить в этом забытом богами месте, заполнив его пламенем. Она снова была величественна и хладнокровна.

Мора сидела в углу комнаты и прижимала к груди колени, уперевшись в них лбом. Спину ласкал холод стен, а дыра в груди ощущалась всё больше и больше с того момента, как мама увела Арама.

«Ра» в твоем имени — это пламя, говорила она мальчику без дара и силы. Сжавшемуся от ожогов, от страха, от беспомощности перед родителем. Можно было подумать, что она упивается своим могуществом. Если бы не дорожки от слёз на бледных щеках и пустота в огненном взгляде. Мора видела, что мать сломлена.