Именно об этом я думала в самый обычный февральский вечер, сидя за столиком в таверне, куда я теперь наведывалась каждый день. Сейчас здесь было чуть больше народу, звуки вокруг слышались чуть громче, а я боялась чуть сильнее, чем обычно.

Я еще не успела спрятать шкатулку со стола и смотрела на нее, как на злейшего врага. Во что превратилась моя жизнь? Я готова отдать все за чертов порошок, спрятанный в этой коробке, а моих денег могло и не хватить на следующую дозу. Что тогда делать? Украсть у кого-нибудь? Одолжить?

Мимо меня носились подвыпившие гости и юркие официантки, которые уже перестали замечать мое присутствие. Здесь меня никто не тревожил, не допытывался, почему я сижу в одиночестве и почему постоянно смотрю в одну точку. За окном уже давно стемнело, и мне бы следовало поспешить в братство, но зачем мне туда идти? Чтобы в очередной раз узнать, что у Тадара ничего не получилось? Сказать им с Лорентой еще раз, что надо менять весь наш план и ждать больше нельзя? Нет, это выше моих сил. Я не сдвинулась с места, сцепив пальцы в замок.

На меня медленно наваливался сон, веки потяжелели, а мысли расслабились. «Нужно идти домой» — прошептал мне разум, но я в очередной раз проигнорировала его. Я бы уснула прямо здесь, за столом, если бы мое сладостное спокойствие не нарушил чей-то рычащий голос:

— Как звать, красавица?

Я не сразу поняла, что обращались ко мне. Нахмурившись, я повернула голову в сторону говорящего. На меня смотрел двухметровый небритый амбал с бычьей шеей и толстыми пальцами. От его похотливой улыбочки меня чуть не стошнило.

— Не твое дело, красавец. — Бросила я, убирая шкатулку со стола.

Я поднялась со скамейки, намереваясь уйти, но напористый мужлан перегородил мне путь своей широченной грудью.

— А чего ж, не мое — по-моему, вполне мое! Было б не мое, ты б здесь одна не сидела. — Его рука потянулась ко мне, и я тут же попятилась назад.

— Полный дом шлюх, чего ты ко мне привязался!? — Прорычала я, пытаясь пройти.

Меньше всего мне хотелось нарываться на проблемы, тем более, здесь. Устрой я здесь драку — гвардейцев не придется долго ждать, да и Лорента с Тадаром узнают о моих «приключениях».

— Дай пройти. — Собирая последние крохи спокойствия, потребовала я.

— Была б ты не шлюха, то знала бы, что бабе ходить сюда без мужика, тем более, по ночам — гиблое дело!

Я подумывала — а не врезать ли ему коленом между ног? Или лучше сразу пригрозить кинжалом? Боюсь, это его не напугает — я перед этим громилой была как собака перед медведем. И все же, поставить его на место определенно следовало.

Амбал схватил меня за запястье и дернул на себя. Как назло, мое легкое тело тут же поддалось, как бы я не сопротивлялась, и вот я уже прижималась к этой мерзкой потной груди.

— Отпусти! — Вскрикнула я, размахивая бесполезными кулаками. У меня не было никакой возможности достать оружие, да и лекарство донельзя замедлило мою реакцию, поэтому в драке я тоже не одержала бы победу.

— Дорогая, вот ты где! Я везде тебя ищу! — Раздался голос откуда-то из глубины зала. Я бы даже не обратила на него внимание, если бы он не становился громче и не казался бы таким знакомым.

Повернув голову, я опешила. Наверное, ноги не удержали бы меня в стоячем положении, если бы амбал не прижимал меня к себе.

Я тут же вырвалась из его хватки и схватилась за столешницу, чтобы не шататься на нетвердых ногах. К нам неумолимо приближался мой спаситель, которого я все эти месяцы мечтала убить собственными руками.

Солз Каттер был в столице.

И он для чего-то спас меня от этого похотливого урода.

— Ты все-таки с мужиком. — Прорычал амбал, в котором откуда-то проснулось понятие о чести, — Могла бы сразу сказать, дура!

Он развернулся и побрел по залу, наверняка, в поисках другой жертвы. Мне бы следовало радоваться, что опасность миновала, но передо мной стояло чудовище гораздо более страшное, чем этот потный идиот.

— Узнала? — Оскалившись в гордой улыбке, Солз приветственно развел руки в стороны, — Я вот тебя — еле-еле.

Все, что я могла разглядеть в полутьме таверны — так это то, что черные жесткие волосы мага теперь отросли и спускались до самых плеч.

— Что тебе нужно? — Я попятилась от него к стене, запоздало понимая, насколько это опрометчивое решение.

— Да много чего… — Задумчиво протянул он, — И для начала — ты.

— Ну уж нет. — Теперь у меня хватило времени вытащить кинжал, и я крепко сжала его в руке, — Ты совершил ошибку, приехав сюда, Каттер. Я позову гвардейцев, и они повяжут тебя, не успеешь ты и глазом моргнуть.

— Не позовешь. — Солз сделал еще один кошачий шаг ко мне, — Ты же не хочешь, чтобы тебя повязали вместе со мной, Долорес Имберлит?

Эти слова повергли меня в шок, пальцы, стискивающие рукоять кинжала, едва не разжались:

— Что? Откуда ты знаешь!?

Он подошел еще ближе, загнал меня в угол, и теперь я чувствовала его странный, необычный запах — бумаги и мыла. Солз склонился к моему уху, почти касаясь его губами:

— Не забывай, Милит Сеттери, я все еще в твоей голове.

Сколько дней я здесь?

Не помню точно. Где-то шестьдесят.

Я сбился со счета еще после третьего круга, который выбил меня из сознания на несколько дней. Я думал, что не выживу тогда.

Наверное, так даже было лучше.

Потому что вчера я пережил шестой круг. Какая-то неведомая сила заставляла меня держаться, но с каждым днем ее оставалось все меньше, а я чувствовал, что мое тело сдается перед этим натиском. Я никогда не был здоровым и выносливым, а сейчас — и подавно.

Казалось, от того, что со мной сотворили вчера, гудели даже кости. Моя кожа была изрезана на тонкие полосы, которые каждую секунду саднили и болели. От этой боли хотелось лезть на стену, и иногда я давал себе волю и начинал стонать, выть, как побитый умирающий волк.

Но это было еще не все.

Страшно представить, сколько крови я потерял за шесть этапов, а зима никак не желала отступать. Тот холод, который донимал меня, когда я только попал сюда, не мог даже отдаленно сравниться с тем, что мучил меня сейчас. Я не мог согреться ни на минуту, а дрожь стала моим привычным состоянием.

Если я пока что не превратился в животное, то в рухлядь — уж точно. Теперь кашель сопровождал меня как верный спутник, а мой голос сел настолько, что я не узнал его, когда заговорил со стражником впервые за месяц. Я не мог даже нормально шевелиться — раны от плетей на спине заживали так медленно, что до сих пор иногда кровоточили, а остальное мое тело настолько ослабло, что я всерьез задумался — может, прошло не шестьдесят дней, а лет сорок, и за это время я незаметно состарился?

Сегодня я проснулся оттого, что почувствовал, как трясусь во сне. И эту дрожь нельзя было унять даже силой, я словно горел заживо, и мой разум заодно. Этого следовало ожидать — похоже, я промерз так, что тело решило наградить меня лихорадкой в придачу к кашлю.

Это я точно не переживу. И пусть впервые за все время моего пребывания здесь собственный разум показался мне легким, как никогда, я заставил его признать — это конец. Мне было отведено чуть меньше двадцати трех лет на этом свете, постыдное прозвище Цареубийца, окружение, сплошь состоящее из лгунов и предателей и…она.

Я ждал ее каждый день, каждую минуту, и честно мог сказать: в этой тюрьме я думал только о двух вещах — о ней и о своей непроходящей боли. Я просыпался с мыслями о Милит и засыпал с ними же. Она пообещала мне тогда, и я верил только этим словам. Даже когда перестал верить самому себе, я все еще верил ей.

Но в последние дни я всерьез стал задумываться — а не выдумал ли я ее? Вдруг, та Милит с белыми волосами, что просила называть себя Долорес — всего лишь иллюзия моего воспаленного мозга, мираж, который я хотел увидеть все это время?

Если это так, то я хотел еще раз увидеть ее. На прощание. Пусть даже она отвернется от меня такого, пусть побрезгует прикоснуться ко мне и пнет, как блохастую собаку, я хотел увидеть ее. Совсем недолго, хотя бы на минуту.