— Даю тебе день, ублюдок. — Синк снова пнул меня в живот, и я скрючился от боли, хотя пора бы было привыкнуть к ней, — Завтра ты скажешь мне все.

Я не ответил ему, да и что я мог сказать? Завтра он убьет меня, и дело с концом. Может, так будет даже лучше — он перестанет охотиться на Милит, она будет свободна, сможет сбежать отсюда куда-нибудь подальше. Или не сможет? Вряд ли Синк так просто отступится после убийства своей жены, к тому же, я только что видел и чувствовал каждой костью всю его жестокость, которая не знала границ. Теперь я боялся только одного — что она окажется такой же извращенной, как планы общества Шипа.

Гвардейцы и принц удалились, оставляя меня наедине с болью. Даже холод, терзавший меня всю ночь, и голод, явственно давший о себе знать только сегодня, отошли куда-то на второй план. У меня болело почти все тело, до лица и вовсе нельзя было дотронуться без всплеска такой боли, от которой у меня из глаз мгновенно брызгали слезы.

До этой минуты я не ощущал, насколько я ничтожен, жалок и слаб. Ни магия, ни проницательность, которой я так гордился, не пришли ко мне на помощь в нужный момент. Я сбросил самого себя в пропасть, утащив за собой Милит, которой теперь грозила опасность пострашнее моей.

Я мечтал быть доблестным наемником с каким-нибудь забавным прозвищем и огромной историей подвигов (небольших, но трогательных) за плечами, а на деле оказался мерзким изменником, которому суждено или болтаться на виселице, или сгнить в тюрьме.

Солз Каттер достиг большего, наверное, ему даже можно позавидовать. Уметь так скрываться — настоящий талант!

Мне оставалось лишь гадать, что задумала Милит, и к тому моменту, как за окном начало темнеть, я перебрал множество вариантов, ни один из которых так и не показался мне убедительным.

В ту минуту, когда в двери моей камеры снова провернулся ключ, я успел немного прийти в себя, уселся, прижавшись спиной к стене, и пытался зализывать свои раны. Час назад или, может, чуть больше, мне принесли какую-то еду, которую я проглотил, даже не разбираясь, что именно мне предложили. Я запомнил лишь, что моя тюремная пища представляла из себя какую-то серую безвкусную массу, не утоляющую голод от слова «совсем». После всех тех блюд, которые мне довелось попробовать в братстве, эта еда была, мягко говоря, откровенной дрянью, но за два последних дня я оголодал так, что съел бы пустую тарелку, если бы представилась такая возможность.

Стражник замаячил в проходе, но в камеру не зашел, подчиняясь чьему-то приказу. Голоса были такими тихими, что я не разобрал ни единого слова.

— Я хочу поговорить с ним наедине. — Наконец услышал я, узнав знакомый с самого детства голос.

Я хотел бы встать, чтобы встретить его, как полагается, но сил на это у меня совсем не осталось. Энвал перешагнул порог, и дверь за ним закрылась, оставляя нас наедине.

— Я подумал, ты на меня не набросишься. — Сказал брат. Хотя, нет, братом по крови он мне не приходился, — Я ведь не ошибся?

Я даже не шевельнулся, не желая разрушить ту иллюзию тепла, которой мне удалось добиться, укутавшись в дорожный плащ.

Энвал сделал несколько шагов ко мне, и наши взгляды встретились. Я успел заметить, что держится брат как-то холодно и отстраненно, словно действительно боится меня. Именно поэтому я не стремился первым начинать разговор, к тому же сил на любезность у меня не осталось.

— Выглядишь… так себе. — Заметил Энвал.

— Скажи спасибо Синку. — Прохрипел я, не узнавая собственный голос.

— Ты должен понимать, что это твоя вина. Бейв, что на тебя нашло?

Я сердито зыркнул на брата и тут же отвел глаза. Он тоже думает, что я — никто иной, как убийца короля, даже не ставя это под сомнение. Ну спасибо, братец!

Это значило только одно — у меня осталась только Милит. Вряд ли стоит надеяться на то, что Энвал поможет ей в трудную минуту, ведь теперь он, судя по всему, делает все, чтобы произвести впечатление на нового короля и продвинуться по карьерной лестнице. Брат всегда хотел быть при дворе, и теперь ему выпал такой шанс!

— Что с Милит? — Бросил я, уставившись куда-то на стену.

— Так и знал, что ты про нее спросишь! Не думал, что все с ней сможете так…

— Говори! — Буквально прорычав это, я встретился с ним взглядом.

— Она так же безумна, как и ты! — Вскрикнул Энвал, — Сегодняшним утром в одном из коридоров нашли тело Цатты. Милит уже не было в замке. По-моему, очевидно, кто убийца!

Милит, зачем!? Я снова и снова повторял это у себя в голове, словно мог до нее докричаться. Тем временем, Энвал продолжал:

— Но Цатта тоже оказалась той еще штучкой. Рядом с ее трупом нашли окровавленный кинжал. Маленький, но покрытый ядом. Судя по всему, он принадлежал самой принцессе, потому что ее убили клинком гораздо длиннее.

Я поднял к брату воспаленные глаза:

— Что ты хочешь этим сказать!?

— Возможно, Цатта тоже ранила Милит. Никаких следов крови больше не нашли, но на кинжале был яд.

— Что!? — Я вжался в стену, обхватив голову руками. Избитое лицо заболело, но я почти не ощущал этой боли. Что-то в моей душе рвалось, как бумага, обгорало, скручиваясь и рассыпаясь пеплом, — Нет! НЕТ! Слышишь, нет!

— Может, она еще жива…? — Заговорил Энвал, и я тут же поднялся на ноги.

Меня шатало, словно воздух сбивал с ног, но я смог как-то добраться до брата, чтобы отчеканить ему прямо в лицо:

— Не «может». Она жива. Я знаю это.

Даже если Цатта ранила девушку, я знал наверняка, что у Милит с ядами разговор короткий — нужно найти противоядие. Если она успела добраться до братства, то беспокоиться не о чем — Тадар без проблем выведет любой яд, сведя его действие на нет. Но если яд оказался мгновенным?

Тогда бы ее тело уже нашли.

— Боже, братец, ты безумен. — Энвал отшатнулся от меня, — Ты себя со стороны видел?

— Она жива. — Я ткнул в него пальцем, — Жива.

— Тебе сейчас не об этом волноваться нужно. После своей коронации Синк вынесет тебе приговор.

— Плевать. — Отмахнулся я. Все мои мысли сейчас занимала Милит.

— И как тебя только угораздило связаться с обществом Шипа!? Бейв, ты же…

— Я не связан с ними! — Прорычал я еще раз. Меня выводил из себя тот факт, что никто не подвергал слова принца даже малейшему сомнению.

На меня с новой силой навалилась усталость. Отвернувшись от брата, я вернулся в свой угол и уселся там, по-прежнему прижав ноги к груди.

— Вряд ли Синк в это поверит. К тому же, народ…

— При чем здесь вообще народ? — Нахмурился я, — Вряд ли Синку есть дело до того, что скажут люди.

— Ну не скажи… — Хмыкнул Энвал, запустив руки в глубокие карманы своего бесформенного одеяния, — После взрыва ты стал легендой. Не самой красивой и уж точно не выставляющей тебя в лучшем свете, но легендой.

— Бред. — Фыркнул я, — Легенды сочиняют десятилетиями.

Все мои предшественники были легендами, и я мечтал когда-то ей стать. Как бы странно это не звучало, но народ, никогда особо не жаловавший колдунов, любил сочинять про них красивые (и не очень) истории. Каждый маг оставлял свой уникальный след в истории Зотерской империи, и сейчас до меня дошло, что вчера я тоже сделал это. Я — первый маг в истории, который не просто ослушался короля, но и убил его.

А еще я первый маг, который является принцем. И плевать, что об этом никто не знает.

Для всех этих людей я просто убийца государя. Грешник, каких поискать. Мне стало одновременно смешно и больно при этой мысли.

— Бейв, тебе дали прозвище. Сейчас о тебе говорят на каждом углу и называют только так. — Тон голоса Энвала давал понять, что он не шутит.

Невесело хмыкнув, я поднял глаза:

— И как же?

— Цареубийца.

— Может, это подойдет? — Лорента покрутила в руках колбу с какой-то цветной жидкостью. В глубине лаборатории раздавались шорохи и шаги. Закатив глаза, наемница крикнула громче, — Тадар, синяя колба с надписью, — Она запнулась, читая сложнопроизносимые слова, — с надписью «kestari aktar»? Это не то?