Самое удивительное, что к книгам строжайше было запрещено притрагиваться. То есть им придавалось значение важнейшего элемента интерьера, но не более. В связи с этим Артура мучил вопрос: книги должны были заменить обои или продемонстрировать каждому посетителю интеллектуальное величие президента? Знайте, дескать, к кому пожаловали. Не надо здесь умничать, брызгать эрудицией.

Но обсуждать личность Боброва было не в традициях «Лавины». Все что угодно, но не саму личность. Хочет книжки – пусть будут книжки. Ему на все дни рождения, именины и просто праздники каждое управление старалось преподнести нечто особенное, в связи с чем ответственные сотрудники проводили многие часы в консультациях с наиболее выдающимися библиофилами города. Такие подарки он принимал с благосклонностью. Но никто и никогда не видел его читающим!

Секретарь президента тоже смотрелась скорее как заведующая библиотекой. Седовласая, близорукая, в неизменно белоснежной блузке и черном, под ворот, костюме. Она была надменно-грозна по отношению даже к вице-президентам. Как-никак, она пятнадцать лет является секретарем Боброва (еще с добанковских времен). Все уходят и приходят, а она остается.

Но стоило лишь самому Боброву высказать свое недовольство ею, как спесь с секретарши мгновенно слетала, и она в полной панике мчалась по коридорам с застывшим в вопле именем нужного сотрудника. При этом она словно слепла и сшибала на своем пути самых здоровенных мужиков. Словно ураган, Анна Георгиевна врывалась в курилки, где чаще всего и можно было обнаружить затребованную персону. Эти набеги были столь шумны и стремительны, что иногда приводили к плачевным последствиям: например, однажды завхоз от неожиданности проглотил зажженную сигарету.

Но сейчас она была спокойна и величавым жестом указала Васканяну на пустой плохонький диванчик из кожзама, куда, поблагодарив ее, он и присел. Здесь Бобров сэкономил.

Президент принял Артура с двухминутным опозданием. Рослый лысый худощавый мужчина пятидесяти пяти лет. В прошлом «металлургический» чиновник и доктор химических наук, а ныне – главный акционер и президент банка из первой сотни российских банков. Президент при виде Артура приподнялся с кресла, быстро и жестко пожал ему руку и пригласил занять кресло справа от своего стола.

– Ко мне принесли ваше заявление об уходе, Артур Николаевич, – без вступления начал он, – обстоятельство для меня крайне удивительное и немного огорчительное. Я хотел бы услышать ваши комментарии.

– Тут нечего особо комментировать, Николай Алексеевич! – пожал плечами Васканян. – В кредитном управлении я чувствую себя лишним человеком.

– Как Чацкий, Онегин и Печорин? Неплохое сравнение, главное, что очень скромное, – без тени улыбки покачал головой президент. – Понятно, что персонал там сложный по морально-психологическим качествам… И по профессиональным, пожалуй, тоже…

Из этой реплики следовало понимать, что президент вполне осознает, что творится в кредитном управлении, но именно такое положение его устраивает. Именно таких, тупых и безынициативных взяточников он сам и набирал. Толковые и энергичные, вероятно, принимались туда, где без них просто не обойтись. Остальные по принципу: кум, свояк или дурак.

– Но сейчас, на мой взгляд, ситуация изменилась. Худяков вполне отвечает всем необходимым требованиям. Он немного зациклен на своих махинациях с бюджетными деньгами, но это себя более чем оправдывает. За вами же по-прежнему оставалась близкая вам коммерческая сфера, мелкие и средние предприятия. Должен признаться, что я рад избавлению от нашего любимого должника-завода, хотя долги его явно проданы дешевле, чем нужно…

У Васканяна екнуло сердце. Президент на что-то намекает? Что-то прознал? Его ожидают шантаж или прямые угрозы?

– Может быть, – с наигранной задумчивостью согласился Артур. – Но все равно это надежнее, чем ждать у моря погоды. Переговоры о согласовании нового графика погашения задолженности к успеху не привели. Наш вариант они явно не выдерживали. Поэтому предложение, поступившее нам, оказалось кстати. Первоначально, когда они вышли на Сухарева, то вообще предлагали шестьдесят процентов дисконта. Обидно, кстати, что дело, которое вел я, перехватил Сухарев. Это мне было не слишком приятно.

– Ну, значит, вы в этот раз вели себя снова жестко, забыв, что у вас уже нет мгновенного рычага на них, – назидательно ответил Бобров. Знал бы ты, президент, у кого чего не было и нет и у кого дисконт меньше.

– Может быть.

– Ладно, все равно уже проехали, – вздохнул президент. – Так все-таки чем же вас не устраивает ситуация в кредитах?

– Ситуация действительно изменилась, – у Васканяна отлегло от сердца, – новый человек знает свое дело и старается поставить работу в режиме конвейера. Но этот конвейер не моей сборки. С моими обязанностями отлично справится в отлаженном механизме любой другой. Я привык всякий раз решать новые задачи. Я проектник, а не рутинник.

– Новые слова в русском языке. Неологизмы. А под новыми делами вы понимаете продажу французских сливных бачков польского производства «под Италию»?

– Ну а почему бы нет! – развел руками Васканян. – Раз уж их так приняли сами, то так и реализовали. Госказна все стерпит.

– На мой взгляд, – Бобров откинулся в кресле, – в банковском деле не должно быть ничего экстраординарного. Все призвано укладываться в рамки обычной технологии. Банк по сути своей заведение наискучнейшее. Типа министерства. Творчество проявляется, наверное, только при создании нового банковского продукта. При создании, но не при его обслуживании. Разве не так?

– Возможно.

– Вот… И вряд ли у нас в стране возможно изобрести что-либо не существующее уже там, на Западе. Собственно, когда мы подбирали кандидатуру начальника кредитного управления, то руководствовались двумя критериями. Один из них – умение превратить наше аврально-индивидуальное кредитование в рутинно-нормальное.

– Каков же был второй критерий? – поинтересовался Васканян.

– Своя база заемщиков! – сказал президент. – Заемщики, способные проглатывать огромные кредиты под ликвидное обеспечение. Заемщика круче государства, которого притащил Худяков, попросту нет.

– У меня таких заемщиков даже близко нет, – признался Артур. – Никаких вообще нет, точнее говоря. Поэтому, по всей видимости, мне большой банк и не подходит.

– Но вы же в банк и уходите, надо полагать.

– По правде говоря, я сперва хотел реализовать один свой бизнес-проект, а уже потом вернуться в банковскую сферу. Ну, или не вернуться. Как пойдет. Если найду банк с опорой на креатив как залог роста.

– Залогом роста могут быть только деньги, свои и клиентские, а заодно связи. Банк, знаете ли, не картина и не симфония. Его не напишешь. И банк от вкуса публики в своем успехе не зависит. Новизна взгляда на вещи в консервативной банковской среде не приветствуется.

– Я и не спорю. Но хочу попробовать. Тем более что для поиска денег и связей тоже требуется импровизация. И вдруг в итоге мне удастся и вас переубедить на своем примере.

– Это вряд ли, – отрезал Бобров. – Следите за высказываниями высших государственных чиновников. Помните, как Петр I обязал бояр не по-писаному говорить, дабы дурь каждого видна была. Умный был человек. Наш чиновник как чего без бумажки ляпнет, так государственную тайну и раскрыл. Премьер-министр как-то обронил, что Россия не страна лавочников. Учитывая, что до России этот господин управлял Газпромом, то для него все, что меньше этого Газпрома, – лавочка.

– И все в итоге, по-вашему, упрется в монополии.

– Конечно. И мелким не жить. Придется укрупнять банки Сливать по три-четыре в один.

– Зато в новообразованном большом банке верховодить будет команда того маленького, кто работал эффективнее.

– Эх! – отмахнулся президент. – Это так на Западе. Там отдают свои банки в обмен на руководящие посты. Путь у нас будет иной: большие банки станут глотать мелкие. Причем даже не присоединять, а разорять и отбирать активы и клиентов. Ну или принудительно, под давлением государства.