Через некоторое время Васканяна вызвал начальник управления, пожилой, умудренный опытом человек, который очень много «откатил» себе на старте банковской деятельности, а теперь всерьез заботился о безупречности репутации.

– Артур Николаевич! – твердо и торжественно начал начальник. – У меня для вас две новости: хорошая и плохая. Хорошая заключается в том, что все управление по достоинству оценило вашу энергию и находчивость. Плохая же состоит в том, что благодаря этим качествам на вас решено взвалить разработку проекта реформирования кредитной деятельности.

В прошлом начальник кредитного управления был заместителем секретаря комитета комсомола по идеологии крупного советского металлургического комбината. Поэтому «звонил» он всегда складно, а реальные проблемы умел прятать за, казалось бы, безобидными формулировками. «Реформирование» в данном случае означало: нам каюк, парень, и тебе вместе с нами; вытаскивай как знаешь. Все это Васканян понял. И сразу же согласился. Ибо Белецкий был и ему несимпатичен. Лучше жить с ворами, чем с этим гестаповцем. Между прочим, тогда в России подобное мнение распространялось на всю общественную жизнь. К суровым нравам потянуло позднее.

Высокое доверие Артур оправдал, и большого труда это ему не составило. «Реформирование» свелось к нескольким простым действиям. Вести себя потише. Перестать пить на работе. Перестать выдавать совсем уж необеспеченные кредиты. Начать гонять простых неисправных должников и хотя бы «совестить» привилегированных. Заодно внятно прописать и упростить технологию рассмотрения кредитных заявок.

И уже три месяца спустя начальник кредитного управления гордо доложил правлению об успехах. Процесс вышибания старых забытых долгов пошел живее: отобрано у недоимщиков почти два миллиарда рублей. Процент проблемных кредитов упал до показателя двадцать пять процентов против тридцати. Аудиторы оценили степень ликвидности залогов как «ниже средней» (против «неудовлетворительной» по результатам предыдущей проверки). Все достижения, само собой, начальник приписал себе и своей старой гвардии.

Но оргвыводы все же последовали. Несчастный начальник кредитного управления был неожиданно «повышен» в должности: назначен управляющим филиала банка в родной металлургический регион. Трое кредитных тяжеловесов из числа наиболее бесполезных были отправлены на выход. Но главное все же было достигнуто: Белецкий кредитного управления опять не получил.

А самым неожиданным стало другое: Васканян к своей должности начальника залогового отдела получил приписку «заместитель начальника кредитного управления». Таких заместителей было еще трое, так что ничего особенного на первый взгляд. Но только на первый, ибо поражали два обстоятельства. Во-первых, меньше чем за год он сделал головокружительную карьеру от рядового специалиста до заместителя главы ключевой службы. Без блата, без взяток, без «своих» крупных заемщиков. Просто так встали звезды. Впрочем, в 90-е годы в России они еще и не так вставали. Во-вторых, и это было совсем ни в какие ворота, президент банка Бобров так с ним ни разу и не пообщался, хотя повышения Артуру подписывал регулярно.

Новым же начальником кредитного управления утвердили одного из немногих уцелевших высокопоставленных кредитчиков, мрачного алкоголика со странной фамилией Курятый, прославившегося своей жесткой работой с должниками: у семидесятилетней старушки, унаследовавшей долг от погибшего сына, он отобрал домашнюю библиотеку и коллекцию раритетных пластинок; у беременной женщины отнял холодильник; у многодетной семьи изъял полуразваленный дачный домик.

– Каждый должен платить по счетам! – бронзовым голосом говорил Курятый. При этом имелись, вероятно, в виду те, кто не заплатил предварительно за право не платить. Но так или иначе репутация палача – бойца за интересы банка за ним закрепилась. За что, вероятно, он и был возведен на мини-пьедестал.

Васканяну, своему самому молодому заместителю – выскочке, новый руководитель сразу дал понять, что тому надо сидеть тихо и не высовываться, а еще лучше «сразу по-тихому свалить». Надо отдать ему должное, Курятый и в прежние времена с Артуром в игры не играл и за человека не считал.

Интеллектуальных подчиненных Курятый терпеть не мог, поскольку страшно комплексовал из-за собственной дремучести, неумения связывать слова в предложения и отличать винительный падеж от родительного. К тому же у него была тяжелая личная жизнь: жена-истеричка плюс любовница, общедоступная некрасивая операционистка банка Люба, честно требовавшая не конфет и цветов, а ощутимых материальных вливаний в свой личный бюджет. При этом с молодыми орлами из управления ценных бумаг она спала совершенно бескорыстно. На фоне личных неудач Курятый нередко срывался, а все свои печали топил на дне бутылки с дагестанским коньяком.

«Сваливать» Васканяну не хотелось. Ни по-тихому, ни как-либо иначе. Работать ему нравилось, он заработал определенный авторитет, начал делать карьеру, расширять круг знакомств, воплощать новые идеи. Резюме с учетом нового назначения у него стало почти хорошее, но только почти: банковский стаж все же был крайне непродолжителен, и другие работодатели могли совсем неправильно понять его карьерные подвиги.

Грубый намек Курятого поставил Артура в тупик. Просить и унижаться он бы не стал. Подставлять кого-то было не в его правилах, а силенок для выхода на открытую конфронтацию пока не хватало. В голову ничего не приходило. Его изощренный ум тем не менее всегда чувствовал себя в затруднительном положении, когда дело касалось подковерных интриг. Выбор был: уйти из «Лавины» с перспективой немедленного трудоустройства в мелкий банк и необходимостью начинать сначала либо попроситься в другое подразделение. Но куда?

Среди людей Белецкого он быть не хотел, впрочем, не сомневался, что возьмут с распростертыми объятиями. В борьбе за власть над кредитной службой Белецкий уже только ради наличия такого инсайдера сделал бы ему предложение. Однако остальные службы в большей степени занимались технической работой, что Артуру не подходило. Определенно цугцванг.

Но создатель опять вступился за своего блудного дитятю. Во время корпоративного празднования Нового года Курятый, крепко выпив, решил домой не возвращаться, а завалить прямо к своей Любе и утолить изголодавшуюся и подогретую «Дагестаном» мужскую жажду до женского тела. Однако пассия отказалась, предпочтя потанцевать с молодой частью коллектива. Начальник кредитного управления хлопнул дверью, но домой не ушел, а добрых пару часов терпеливо выжидал на морозе, предчувствуя недоброе.

К его величайшему негодованию, Любаша появилась изрядно подшофе в обнимку с очередным юнцом из ценных бумаг, которого она все время норовила поцеловать, а тот вовсю пытался прощупать ее формы, засовывая руки ей под дубленку. Где и как они закончат вечер, сомнений не было. Курятый взбесился. Подбежав к парочке, он без лишних слов ударом кулака в ухо отшвырнул зазнобу в сторону, а ее кавалера несколькими сверхточными и мощными ударами в лицо повалил на снег и начал топтать. Несчастная жертва непроизвольно брыкалась, удачно угодив Курятому в коленную чашечку. Тот взвыл и присел на корточки. Окровавленный ценнобумажник, поняв, что только в клинче его спасение, подполз к своему палачу и, обхватив его руками, увлек за собой вниз. Здесь уже завизжала виновница «торжества», придя в себя после нокдауна. На визг начали сбегаться сперва охранники, потом и подгулявшие банковские служащие. В порыве подразделенческого патриотизма в драку полезли представители ценных бумаг и кредитов. Битва любовного треугольника немедленно переросла в побоище давних врагов. Дралось уже человек двенадцать. Охрана и не думала вмешиваться, образовав кружок зрителей и выкрикивая одобряющие призывы.

Шум привлек президента Боброва, который в это самое время обходил банк, чтобы определить объем хозяйственных работ в праздники. Он направился к окну, несколько секунд лицезрел весьма уродливую картину и решил прекратить безобразие. По пути ему попался смертельно уставший Васканян, тащивший несколько папок с кредитными делами. Президент прошел мимо, смерив его коротким неодобрительным взглядом и не ответив на приветствие и поздравление с праздником…