— Ну давай, попробуй удивить меня, — скептически приподнял бровь кузнец, выполнив мою просьбу.

Я же аккуратно зарисовал легендарный американский «Cold Steel Recon Tanto» со всех ракурсов. Этот нож идеально подходил по всем параметрам, к тому же — его мне уже доводилось держать в руках.

— А что… В этом действительно есть смысл… — удивился Смит. — Практически помесь стандартного тактического клинка с японским кинжалом. И что, даже ничего в дизайн добавлять не будешь? Ну герб там какой-нибудь или умную цитату из Бусидо?

— Буду не против, если ты поставишь своё клеймо, а рядом напишешь: «Изготовлено пожилым человеком».

Он хохотнул и покачал головой.

— Сдурел? Это же кощунство, к оружию следует относится уважительно, молодой человек.

Подумав, я всё же нарисовал у основания клинка символ Киры.

— Руна какая-то… Ты язычник, что ли?

— Ну… Можно, наверное, и так сказать.

Затем я перевёл ему на счёт оговоренную сумму.

— Заказ будет готов через месяц. — увидев, как я недовольно скривился, Смит хмыкнул. — А ты что, думал я страдаю от недостатка клиентов?

— Ну как прошло знакомство с мастером Смитом? — спросил Томас.

Вчера я сразу после посещения кузнеца отправился прямо в поместье Вильерсов. Они были сильно удивлены моими новыми глазами. Особенно напрягалась чата охранников-единиц, ведь теперь рядом с их драгоценными хозяевами постоянно ошивалась действительно опасная потенциальная угроза.

Следующим вечером мы с Томом выехали на мероприятие на здоровенном чёрном джипе с огромными хромированными дисками. Стоит он, наверное, как половина моего особняка в Оси.

— Прикольный старикан, — улыбнулся я. — Кажется, мы даже неплохо поладили.

— Серьёзно? — удивился наследник. — Он даже на моего отца ворчит периодически.

— Ну так и я на мастера поворчал. Он только посмеялся, ему, видимо, понравился такой стиль общения.

— Ха, понятно…

Выставка проходила в одной из самых крутых и известных галерей. Как оказалось, на ней были представлены только картины, никаких скульптур или перформансов не было.

Внутри современного, стеклянного здания, вопреки моим ожиданиям, отсутствовала явная помпезная роскошь. Просторный и светлый интерьер был выполнен в скандинавском стиле, в его отделке преобладали кремовые тона и натуральное дерево.

Но такое отсутствие показной элитарности с лихвой компенсировалось нарядами большинства посетителей. Этот контраст меня позабавил. Например, одна девушка из компании, к которой меня сразу уверенно повёл Том, была облачена в пышное платье, вместо узора на нём красовалось бесчисленное количество логотипов очень известного и дорогого бренда одежды. Само «одеяние» было ярко жёлтым, а рисунок на нём — бледно розовым.

Модница производила впечатление мультяшного маскота этого бренда, и я очень радовался, что мне не нужно сдерживать улыбку. Её можно замаскировать под проявление вежливости и учтивости. В ином случае, мне пришлось бы приложить немалые усилия, чтобы сохранять нейтральное выражение лица.

— О, Томас! Рада тебя видеть! — заулыбалась другая мадам, судя по всему, косплеющая современною гейшу.

Вот её образ мне, кстати, понравился. Особенно её вариация традиционной японской причёски.

— Привет, Джоди! — поздоровался Том.

— А кто это с тобой? — с интересом поглядывая на меня, спросила девушка-амбассадор бренда.

— Позвольте вам представить — Ксандер Холланд, друг нашей семьи. Ксандер, знакомься: Джоди Шервуд, Карен Стоун, Филип Коллинз, а вот эту яркую леди, — он указал на нелепое жёлтое платье. — Зовут Айрис О`Донаван.

Единственный парень из компании был выше меня почти на десять сантиметров и одет в классический смокинг. Он, со скукой во взгляде, озирался по сторонам, потягивая мартини через трубочку. Помимо гейши и маскота, третьей девушкой оказалась тихоня в очках и нейтральном сером платье.

— Дамы, Филип, — я обозначил короткий поклон. — Приятно познакомиться.

— Взаимно, — кивнул Коллинз.

— О, у тебя очень интересный акцент! — восхитилась самая яркая леди. — Мне доводилось общаться со множеством людей из самых разных уголков вашей страны, но такого произношения я ещё не встречала! Разреши поинтересоваться, какой из языков для тебя родной, помимо общего?

Мда… Не скажешь же ей, что на него оказала влияние куча разных диалектов из других миров. Основной вклад, конечно, был от русского и американского английского. Второй тут попросту отсутствовал, в Америке здесь говорили точно так же, как и в Британии.

Нет, вы не подумайте, что я, как настоящий стереотипный русский бандит из американских фильмов, усердно выговаривал букву «Р». Я вообще не понимал, на кой чёрт мои соотечественники так коверкают английский язык, ведь нет ничего сложного в том, чтобы произносить этот звук правильно, но некий интонационный след всё равно остался.

— Русский, — решил я не вдаваться в подробности и перевести внимание на неё саму. — Мне, признаться, тоже очень нравится британский акцент. Но, без обид, парни, только в женском исполнении.

— А чего тут обижаться, мы и сами так считаем! — оживился великан.

Томас покивал, соглашаясь.

Проведя минут пятнадцать за пустой болтовнёй, Том повёл меня к следующей компании. Процедура повторялась несколько раз. Наследник Вильерсов всегда представлял меня другом своей семьи. Потом он пояснил, что роспуском слухов уже занялись доверенные люди.

Я успел изрядно подустать от бессмысленного трёпа. И когда с делом было покончено, а Том решил присоединиться к своим друзьям у столов с закусками, я с ним идти отказался и отправился ознакамливаться с холстами. Они, как оказалось, были интересны только пожилым господам. Молодёжь же, в основном, их игнорировала, сбиваясь в стайки и общаясь между собой.

Главным художником, которому была посвящена основная часть выставки, был какой-то кореец с труднопроизносимым именем. Большая часть гостей собралась вокруг его самой известной работы. Подойдя поближе, я увидел три холста, на которых были изображены фигуры танцовщиц, судя по всему.

«Изображены», на самом деле — это слишком сильно сказано. У меня же сразу возникли ассоциации с первобытными наскальными рисунками. Да и то, они, пожалуй, встречаются и более детализированные. Рядом с этими тремя синими пятнами, из которых торчали кривые палочки, обозначающие руки и ноги, висел и объёмный текст в рамочке.

Мне как-то не захотелось больше погружаться в творчество мэтра, так что я развернулся и направился на первый этаж, где располагалась секция, в которой продавались работы начинающих художников.

Там мне пришлось столкнуться с таким разнообразием стилей и концепций, что даже глаза разбегались. Тут были и совсем мультяшные работы, с яркой гаммой цветов, и причудливые абстракции из геометрических фигур и линий, образующие уникальные узоры и орнаменты…

У одной такой картины остановилась чета аристократов, я услышал недовольный женский голос:

— Вот это единственный художник из ноунеймов, у кого есть хоть какие-то перспективы. Да и то, его стиль слишком вторичен.

— Берём? — спросил её супруг.

— Конечно, они же тут все — по две тысячи кредитов, сущие копейки.

Вторичность стиля — это не тот критерий, что меня волновал, но, признаться, меня пока тоже не заинтересовала ни одна из представленных на выставке работ. Я разочарованно вздохнул и хотел было уже пойти искать Томаса, но услышал очередное восклицание женщины:

— А вот это, вообще, что за моветон?! На что автор надеялся, выставив ЭТО? Он что, застрял в девятнадцатом веке? — брезгливо морщась, она потащила своего мужа дальше.

А вот мне захотелось посмотреть, что это ей так не понравилось. До той части помещения я дойти ещё не успел. Подойдя к холсту, я замер в оцепенении.

Мне стало ясно, почему мадам раскритиковала художника, ведь работа была выполнена в классическом академическом стиле. На ней была изображена обнажённая балерина, виртуозно кружащаяся в танце. Она замерла в изящной позе на самом краю песчаного кратера, расположенного на поверхности какой-то планеты. Позади неё был бескрайний космос с бесчисленными огоньками звёзд, в воздухе просматривались оттенки красноватого и лилового свечения.