Забен по случаю свадьбы купил себе новый халат и красный шелковый к нему кушак.

— Вот и повод принарядиться, — сказал он своему отражению в зеркале, — а то поизносился я весь.

В сундуках, которых теперь грузили в повозки, обнаружились цветастые платья, меховые плащи, кожаные башмаки, шерстяные платки, стеклянная посуда и три толстых книги — Забен не поскупился на приданое для Иль. Даже Уульме украсили в честь предстоящего торжества — Иль самолично повесила ему на шею красивый новенький ошейник.

— Привезите гостинцев! — клянчил Оглобля, глядя на сборы.

— Подарочков, — вторил ему Коромысло.

Подмастерьев в Гарду не брали — им было поручено сторожить дом и все имущество старика.

— Никого не пущать, болваны! — напутствовал их Забен перед самым отъездом. — Лавку не отпирать. Если только брат мой преступный не явится. Ему откройте.

Уульме встрепенулся. Сталливан?

— Сталливан здесь будет, но не к нам он идет, — ответил Забен на его молчаливый вопрос.

— Прощай, дом! — попрощалась с Опелейхом Иль, выглядывая в оконце. — Прощай!

— Как обживешься на новом месте-то, так и приезжай в гости, — сказал Забен, оправляя на себе полы нового халата. — Завсегда примем.

Когда острые крыши Опелейха остались далеко позади, а Иль начало клонить в сон, Уульме, сидевший в ногах Забена, спросил старика:

— Расскажи мне о себе.

Он и раньше его спрашивал, но тот или отшучивался, или умело переводил разговор.

Забен, казалось, был готов к этому вопросу:

— Что рассказать? О том, как родился? Как рос?

Уульме хотелось узнать о Забене все.

— Я, как ты, должно быть, и сам понял, — начал Забен после долгого молчания, — не сказать, что простой смертный. Да и брат мой тоже не такой пройдоха, каким кажется. Родились мы с ним в Северном Оннаре, в окресте Хумлай-Оне. Далекие земли, неживые. Обитают там люди, наделенные большой силой: видеть прошлое и грядущее, читать мысли и прогонять смерть, искать то, что сокрыто, и прятать то, что должно быть спрятано. Но главное, что нам подвластно — помогать тем, кому в целом свете больше некому помочь…

Он снова замолк, словно давая Уульме возможность обдумать его слова, а затем продолжил:

— Сталливан встретился тебе не случайно — он нарочно оказался в Опелейхе, в том самом постоялом дворе в тот самый день и миг, чтобы помочь тебе не рухнуть в бездну. Кем ты был? Совсем мальцом, взявшим на себя не свой грех, и за это казнившим себя сильнее любого палача. Что бы ты сделал, если б не он?

Уульме опустил голову. Он давно думал об этом, и знал, что, не встреться Сталливан ему на пути, то жизнь его окончилась бы куда раньше да бестолковее, чем вышло на самом деле.

— Да и потом Сталливан не бросил тебя. Он ушел, зная, что я за тобой присмотрю. Мавиор выкупил только тебя, а ведь в Дорате были и другие заключенные… Как знал? Да и привел он тебя не к кому-нибудь, а ко мне.

Забен снова надолго замолчал.

— Ты как-то спросил, почему мы со Сталливаном на дух друг друга не переносим… Сталливан ходит по свету уже тысячу лет, спасая тех, кто нуждается во спасении, а я сызмальства даром своим тягощусь. Никогда не хотел я такой силы, потому и выбрал жизнь оседлую. Брат меня за то упрекал, дескать, сколько людей тянут ко мне свои руки, а я тут сиднем сижу, будто прирос к Опелейху. Не понять ему меня, а мне его. Не хотел я в чужие дела мешаться.

— Но ты ведь выкупил Оглоблю с Коромыслом! — про себя воскликнул Уульме.

— Выкупил, — согласился Забен. — Потому что увидел. Не увидел бы — и шагу б не сделал.

Уульме окончательно запутался.

— Я, Уульме, не спаситель. Не тому боги силы отсыпали.

Но с этим Уульме был не согласен:

— Я помнил о тебе всегда, Забен! Помнил в Даиркарде! Перед казнью я вспоминал тебя и просил богов воздать тебе за то, что ты сделал.

— Вот как? — вскинул бровь старик, и в голове его звучала насмешка. — Не Дарамата? Не Сталливана?

— И их тоже, — признался Уульме. — Но ты спас меня! Спас от рудников! Я помнил и буду помнить до конца своих дней.

Они оба замолчали, но Уульме вдруг понял, что не получил ответа на свой главный вопрос.

— Кто ты?

Забен усмехнулся.

— Слыхал сказ о Копельвере?

Уульме кивнул. Кто ж его не слышал?

— Копельвер — это я. А, знаешь, что еще занятно? И ты копельвер, Мелесгардов.

***

Карамер вытащил из маленького кожаного мешочка, висевшего у него на шее, гладкий блестящий камень. Всякий раз, когда ему было горько, страшно или тоскливо, а у хозяина Эрбидея это случалось с ним по многу раз на дню — он брал его в руки и подолгу грел теплом своих ладоней. Камень был от отца, которого мальчик почти не помнил.

Теперь же, идя вместе с Яхом, Кадоном и Васпиром, он вытащил камень не чтобы пожаловаться невидимому духу-охранителю, а чтобы обрадовать того.

— Я нашел друзей, — прошептал мальчик, касаясь камня губами, — и я больше не у Эрбидея-хозяина.

— Что это ты там бормочешь? — окрикнул его Ях, сердито сморщив лоб. — Только сумасшедших мне не хватало!

— Я говорю с отцом, Ях, — признался мальчик. — Я рассказываю ему о тебе.

Но старика было не так-то легко умаслить.

— С каким еще отцом? — подозрительно спросил он. — Не ты ли говорил мне, что сирота? Что один, словно перст на свете? А теперь и гляди — и отец у тебя есть, и мать найдется!

И он фыркнул от возмущения.

— Нет-нет! — сразу стал оправдываться Карамер. — Я и впрямь сирота. Моя мать давно умерла. А отец ушел в далекие земли, чтобы добыть там самоцветных камней из волшебной горы. Только ему не пришлось вернуться домой.

— Что это у тебя в руке, болван? — обратился он к мальчику. — Покажи.

Карамер протянул камень.

— Откуда? — спросил Ях, повертев круглый, серебристого цвета камень в руке. — Где твой отец взял его?

— Он получил его от одного старика. И тот сказал ему, что камень волшебный.

— Спрячь его да никому не показывай, — строго наказал Ях, возвращая камень обратно.

Они шли еще долго, то и дело останавливаясь на отдых, выпрашивая у добрых людей еды и питья, но никогда прежде Карамер не был таким счастливым. Он мечтал о том, чтобы их долгий путь никогда не заканчивался.

Но когда вдали показались высокие городские стены, какими могла быть обнесена лишь столица, Карамер понял, что они пришли.

— Смотрите, дурни, — воздел указательный палец Ях, подходя ближе. — Перед вами славный град Опелейх! Путь наш окончен.

Ни Васпир с Кадоном, ни Карамер никогда не видели больших городов и уж точно там не жили. Они испуганно глядели на Яха, словно ожидая, что старик вдруг переменит свое решение и поведет их в обход шумного людного Опелейха.

— Чего стоите, остолопы? — разъярился Ях. — Али ноги отнялись?

Не дожидаясь ответа своих непутевых друзей, он первый прошагал к воротам.

— Ты куда, старик? — преградили ему путь стражники, увидев его старое выцветшее платье. — Нищим нынче вход в город закрыт.

— Это почему же? — сощурил глаза Ях, обдавая первого стражника ледяным презрением. — Неужто старику откажут в праве вернуться в родной град?

— Ты жил здесь? — недоверчиво спросил стражник.

— Жил-жил, — подтвердил Ях. — И собираюсь еще пожить. А ты, коли прогонишь меня, то очень скоро пожалеешь.

— Жалкий старик! — взревел стражник, взбешенный угрозами Яха. — Я размозжу твою голову об эти самые камни!

— Только сначала убедись, болван, что никто не знает о том, что жена начальника городской стражи часто ходит к тебе тогда, когда ее муж доблестно стережет ворота!

Сказав это, Ях ехидно улыбнулся, а несговорчивый стражник словно окаменел.

— Проходите, господин, — слабым голосом просипел он, диковато и виновато оглядываясь по сторонам. — Не признал, господин.

И Ях, посмеиваясь, прошел в город, махнув своим спутникам, чтобы следовали за ним.

— Ты бывал здесь прежде? — осмелился подать голос Карамер, оглушенный звуками тысяч глоток. — Куда мы идем?