Они шли всю ночь, когда вдруг случилось то, чего уж совсем никто не ждал. Васпир, сейчас шедший впереди, вдруг остановился и, страшно вращая глазами, прохрипел:

— Там кто-то плачет. Младенец.

— Кругом эти младенцы! — выругался Ях. — Какой еще младенец, осел ты безмозглый?

— Так сам погляди, — позвал его Васпир. — Лежит да плачет.

Он осторожно пошел на крик ребенка, который едва прорезал утреннюю тишину.

— Вот он! — победно воскликнул Васпир, нащупывая младенца и тотчас же отскочил назад, сбив с ног старика, который шел за ним.

— Ты трусливый червь! — взревел Ях. — Неужто ты испугался дитя?

— Там он не один, — заикаясь пропищал тот, — там мамка его. Холодная.

Ях, кряхтя, поднялся на ноги и отряхнул свое платье.

— Бывает и такое, — согласился он. — Когда мамки мрут.

Карамер бережно взял ребенка, хотя никогда прежде не видал он новорожденных и не знал, как с ними обращаться. Васпир суетливо кружил вокруг него, раздавая советы да заглядывая в глаза младенцу, который теперь уже взаправду раскричался от шума и толкотни.

— Было трое на моей шее, а теперь и четвертый прибавился. Да за что же так наказывают меня боги? За какие мои грехи?

— Но ведь мы возьмем его с собой? — тревожно спросил Карамер, зная, что Ях может приказать оставить младенца на дороге.

— А кто будет его кормить? Кто будет поить? Али ты вдруг начал кормить грудью, болван?

Кадон загоготал, держась за живот.

— Мы отнесем его в город, — ответил Карамер, изо всех сил желая отвесить Кадону хорошего пинка. — А там и оставим на добрых людей. Чай, найдется в Опелейхе женщина, которая сама лишь недавно…

Карамер недоговорил, надеясь, что Ях и так все поймет. Старик косо посмотрел на него и ничего не сказал. Однако Васпир, который меньше всех любил Карамера, вдруг поддержал его:

— С ребеночком всяко веселее, — неуверенно предложил он. — Я-то, помнится, всегда с детьми ладил. Очень уж они меня любили. Все вились вокруг меня да просили рассказать им сказок да вырезать еще игрушек из дерева. До каторги-то я очень уж умелым был плотником.

— А сейчас ты неумелый баран! — обозвал его Ях. — Но уж коли наказали меня боги, то я должен испить до дна свою горькую чашу. Бери ребенка с собой, и пусть мне зачтется это доброе дело.

Карамер менялся с Васпиром каждые триста шагов. Нести ребенка, да еще и с непривычки, было тяжело, и оба быстро устали. Кадон, который вовсе не питал к детям никаких добрых чувств, лишь брезгливо морщился, когда видел красное лицо найденыша и его безволосую голову.

— Мерзость же земная! — сплюнул он и присоединился к Яху.

А Карамеру некстати подумалось о том, что Ях вдруг перестал их понукать. Уж не знал ли он, кого встретят они на дороге? Мысль была дикой и глупой, но в предрассветном тумане показаться могло и не такое.

Так, раздумывая, Карамер укачивал младенца, бормоча себе под нос, как вдруг нащупал что-то твердое в его тряпках.

— Тут что-то есть! — вскрикнул Карамер. К шее ребенка была привязана веревка с тяжелой подвеской на конце, которая теперь съехала ему на спину.

— Что там еще? Надеюсь, что эта глупая баба, которая легла помирать прямо на дороге, оставила нам кошелек с золотыми монетами, чтобы мы так не нуждались в пути.

Карамер снял веревку и пригляделся:

— Ях! Погляди! Это перстень.

Глаза Яха загорелись огнем.

— Ну-ка покажи! — повелел он.

Карамер осторожно повернул к нему перстень, который приятно тяжелил ему руку.

— Видно, что драгоценность, — заметил Ях, отпихивая от себя Васпира, который топтался рядом с ним. — Уйди же с глаз да долой, али не видишь, что мешаешь мне смотреть? — рассердился он.

— Тут и письмо! — продолжил сообщать о своих находках Карамер. — Только я грамоте не учен, прочесть не смогу.

— Выйдем на светлое место, — проворчал Ях, пряча перстень в карман. — Я, может, и вспомню какие буквы.

Васпир теперь нес младенца, а Карамер думал про себя, кем же была та мертвая женщина на дороге, которая оставила вместе со своим ребенком такое богатство. Ведь кольцо, которое присвоил себя Ях, было очень большим и дорогим. Неужто украла? Но тогда зачем же она не продала его, а обрекла на смерть и себя, и малютку?

Наконец, солнце взошло.

— Дай прочту! — сварливо приказал Ях, который теперь плелся позади всех.

Карамер протянул ему крошечный свиток.

— Да прольется над нами дождь! — громко прочел Ях. — Что же, кажись, боги смилостивились над нами!

— Это еще почему? — спросил Карамер, совершенно сбитый с толку такими речами.

— Потому, что ты дурень и лапоть! — прогремел старик. Он достал из кармана перстень и блеснул им на солнце: — Глядите, дурни, ибо больше такого вовек не увидите!

Карамер не шибко разбирался в драгоценных камнях, но и он понял, какое сокровище показал им Ях — огромный алмаз, прозрачный, словно лед и чистый, будто роса поутру, сиял и переливался на ладони Яха.

— Кольцо без имени, а это значит, что мы можем его продать и заплатить какой доброй бабе, чтобы приглядела за этой крошкой, — и он ткнул младенца пальцем в живот. — А после того, как набьем карманы золотом, я распрощаюсь с вами навсегда и заживу жизнью веселой да привольной.

Все трое разинули рты, а Кадон громко икнул.

— Колечко-то я припрячу. Придется нам есть поменьше, а идти подольше, пока доберемся мы до Опелейха, но уж мысль, что по милости богов я избавлюсь от трех нахлебников, придает мне сил!

Васпир заерзал на месте, стараясь привлечь внимание гневливого старика:

— Разреши сомнения!

— Ну что тебе? — вспылил Ях.

— А вдруг нам не повезет и мы вовсе не озолотимся?

Ях разразился такой бранью, что даже Кадон закрыл уши, чтобы не слышать сего непотребства.

— Помилуйте, боги! — воздел он руки к небесам. — Как думаешь, чурбан, сколько стоит это кольцо даже без камня?

Васпир пожал плечами, не желая снова попасть впросак и быть за это обруганным.

— На деньги, вырученные с продажи, можно купить целый дом со всей утварью!

Васпир присвистнул:

— Дай погляжу, — попросил он, наклоняясь к самой ладони Яха.

— Гляди, только не вздумай касаться своими грязными руками, — предостерег его Ях.

Карамеру подумалось, что руки самого Яха были ничуть не чище, чем у Васпира, но сказать он ничего не сказал.

— Что же! — сказал Ях. — Мы должны идти, ибо чем скорее мы прибудем в столицу, тем скорее я прогоню вас от себя и заживу привольно и достойно. В мои годы уже не дело месить ногами дорожную грязь да клянчить еду у чужих людей.

И он, ущипнув найденыша за щеку, пошагал вперед, бодро размахивая своим посохом.

— Постой, Васпир, — вдруг остановился Кадон и голос его подозрительно задрожал. — Ежели все будет так, как говорит Ях, то больше не будем мы с тобой вместе?

Васпир, казалось, об этом не думал, но слова Кадона поразили его в самое сердце:

— Как не вместе?

— Ну так и не вместе, — объяснил ему Кадон, разводя руки в стороны. — Будет у нас золото и деньги, и не будет нужды идти вместе, а значит мы и расстанемся.

Эта мысль безмерно опечалила Васпира и он опустил глаза. Карамер, глядя на двух висельников, испытывавших такую привязанность друг к другу и не желавших расставаться даже в богатстве, чуть не захохотал, но потом сдержался, памятуя о кулаках Кадона.

— Я буду помнить тебя вечно, Васпир, — пообещал Кадон, роняя слезы в дорожную пыль.

— Я тебя тоже не позабуду, — уверил его Васпир, беря за руку и крепко ее пожимая.

— А я огрею вас своей палкой! — заревел Ях, возвращаясь к ним. — Ежели не бросите вы молоть всякий вздор. Нашли время, когда клясться в дружбе и верности.

А Карамер счастливо улыбнулся — он вдруг понял, что Ях скорее отдаст драгоценный перстень первому встречному, чем прогонит Кадона и Васпира от себя.

От тряски, голода и чужих незнакомых голосов найденыш то и дело заливался таким горьким отчаянным плачем, что у Карамера сжималось от жалости сердце. Кадон лишь молча скрипел зубами, стараясь не показать Яху своего великого раздражения.