Он чуял, что ступил на тот путь, с которого уже не придется ему свернуть, и сомнения его рассеялись.
Дойдя до лобного места, куда начал сгонять оградителей Ракадар, он влез на пустую бочку и обвел взглядом свой стан.
— Слушайте все! — грянул он, не дожидаясь, пока все соберутся. — Слушайте меня! Я, Вида из Низинного Края, говорю вам!
Он остановился и перевел дух. Еще можно было повернуть назад. Можно было остаться Видой Мелесгардовым. Если он о чем-то сожалел, то только в тот миг мог все вернуть.
Никогда!
— Слушайте все мой приказ! — крикнул Вида. Сердце его колотилось, словно пойманная в сети рыба, но он знал, что правда стоит за ним. — Оставить границу!
Ракадар прокричал его приказ остальным.
— Оставить границу! — повторил Вида.
Лица оградителей, жадно внимавших каждому его слову, были в многодневной пыли и копоти, которую не смыть простой водой. Жалкие, нищие люди, не имеющие никого в целом свете, кроме него, Виды.
— За то, чего у нас нет! — закричал Вида, что было мочи и голос его разнесся по равнине. — За то, что никто не отнимет у нас! Уходим! Уходим прочь! Мы оставляем границы!
Глаза его горели огнем. Он не стал частью этих людей, он всегда и был с ними, с самого рождения, и останется до самой смерти. Это его хард, его братья! Это те, за кого он, не раздумывая, отдаст жизнь. Пусть и не родовиты и не благородны они по крови, но зато сила их в другом — в вечной дружбе, в бесстрашии и истиной, неподкупной преданности. И он не даст убить своих людей ни Персту, ни господарю, ни самим богам. Он вырвет их у смерти, отстояв их жизни, каждого!
— Ежели Персту Низинного Края нет до нас дела, то и мы позабудем о его покое! Мы не уличные просилы, которые живут милостью богатых господ, мы воины, стерегущие мир на границе! Каждый из вас воин! Каждый — герой! И ни один Перст этого мира больше не лишит вас куска хлеба! Я клянусь вам в этом! Я — Вида из Южного оградительного отряда и ваш хардмар!
Никогда еще его голос не звучал так страшно и грозно, никогда в его теле не было столько сил, а в сердце столько решимости. В тот миг он мог сокрушить горы, а небо поменять местами с землей. Оградители притихли и молча глядели на него. Так они и стояли — один против них, но за них разом.
— Я приказываю вам оставить границы! Вы больше не оградители! А сам я иду в Низинный Край, чтобы стребовать с Перста все то, что он задолжал моим братьям. И любой из вас может пойти со мной, чтобы поглядеть в глаза тому, кто посылал вас на смерть! Оставить границы!
Он замолчал. Сердце его колотилось так сильно, что он слышал его удары.
Оргадители продолжали молчать, ошарашенные, оглушенные этим неожиданным приказом. Приказ Виды выбил у них землю из под ног.
— Что скажете? — выкрикнул Вида, озадаченный таким долгим молчанием.
Он переводил взгляд с одного лица на другое, и не мог прочесть их мысли. О чем думали его хардмарины? Что решили?
И вдруг из самой гущи раздался крик:
— Уярин! Заступник!
И все остальные, словно давно ждали этого голоса, вторили, подняв к небу свои мечи:
— Уярин! Уярин! Уярин!
И это новое имя, данное Виде не отцом с матерью, а его людьми, птицей взлетело в небеса.
— Уярин! Заступник наш! — кричали оградители, потрясая мечами. — Веди нас, Уярин! Умрем за тебя!
Ракадар вытащил меч самым последним. Глаза его разъедали слезы, которые все никак не хотели проливаться.
— Уярин! — крикнул он и прижался к земле.
Может, и прав был Вида, говоря, что не для того они народились на этот свет, чтобы страдать до последнего вздоха? Может, и впрямь боги заготовили и для них подарок, да только о том позабыли?
Ширалам, который стоял поодаль, сунул меч в ножны и заревел:
— Пойдем за тобой, куда скажешь, Уярин! Да поведут тебя боги!
И снова, а потом и много раз оградители повторяли эти слова, а воздух звенел от гула нестройных голосов. А сам Вида, который с того самого дня стал зваться Уярином, не сдерживая слез, смотрел на свой народ. Он вспомнил свой сон. Так вот кого он должен был спасти! Вот кто тянул к нему руки! И как он раньше не понял этого? Ведь это оградители вернули его в этот мир, ибо только он мог помочь им.
Он проговорил про себя новое имя — никогда прежде он не слышал, чтобы кто назывался иначе, нежели нарекли его отец с матерью. Теперь он не Вида, теперь Уярин.
— Похоронить мертвых. Собрать шатры, — бросил он и пошел к себе.
Вида знал, что Перст возненавидит его еще больше, но его это уже не заботило.
— Персту придется поговорить со мной. Ему не удастся отсидеться в Аильгорде, — поклялся Вида, оглядываясь назад.
Он написал письмо Персту, в котором сообщал, что оставляет границы и вместе со своим войском идет в Низинный Край. Писал он на обратной стороне Перстова послания, ибо последний клочок бумаги израсходовал уже очень давно:
“Я иду спросить с тебя за твои злодеяния, Перст. Я иду поглядеть тебе в глаза.
Вида Уярин, ныне хардмар свободных воинов”.
Он запечатал письмо и отправил одного из последних почтовых голубей в Аильгорд.
В полдень к нему в шатер зашел Фистар.
— Уярин! — сказал он. — Пожитки собраны. Все имущество погружено в телеги. Мы готовы уйти.