— Я понял, — коротко кивнул Вида. — Я и не боюсь чужой ненависти, лишь не хочу множить своих врагов.
— Это хорошо, — одобрил его Хараслат. — Мне такие и нужны. Дурных да горячих здесь тьма, а вот тех, кто чуть что не лезет в драку, в отряде не хватает.
Вида зарделся. Похвала от такого воина как Хараслат, дорого стоила.
— Пошли! — вдруг позвал его Хараслат и вышел из шатра.
Вида последовал за ним.
Хараслат окинул взглядом шатры, копошащихся оградителей и сказал, оборачиваясь к Виде:
— Это твои люди, хардмар! Твои братья. Помни об этом. Ибо именно они спасут тебя от смерти в тот миг, когда даже боги отвернутся от тебя.
Он похлопал Виду по плечу и вернулся к себе. А Вида, повинуясь возникшему порыву, громко позвал:
— Оградители!
Лишь несколько человек обернулись на его зов. Вида выкрикнул на одном дыхании:
— Среди вас есть те, кто взял в руки меч лишь недавно, и чьего умения не хватит в бою! Я могу обучить вас управляться с мечом! Любой, кто желает изучить ольвежский бой, пусть станет моим учеником!
Среди оградителей раздались презрительные смешки и даже те, кто в начале внимательно слушали его речь, отворотились и недоуменно пожали плечами. Все уже давно позабыли, что это приказ Виды не напиваться и подготовить коней в ту ночь, когда двести воинов бились с рийнадрекцами, их спас. Новый хардмар как был, так и остался здесь чужим.
Вида еще постоял, ожидая ответа, но потом понял, что оградители посчитали его глупым чудаком, которого не нужно слушаться. Он отошел к своему шатру и сел на топчан. Ох, и задал же ему Хараслат задачку! Как приручить этих нелюдимых и жестоких людей? Как заставить их не просто подчиняться, а уважать?
Рядом раздались шаги, и Вида поднял глаза — перед ним стоял Ракадар.
— Я слыхал, что ты набираешь оградителей, чтобы обучить их ратному делу? — заикаясь, спросил Ракадар. Он ругал себя за то, что обратился к этому господинчику и еще больше за то, что боялся отказа.
— Набираю, — ответил Вида, вставая.
Ракадар было хотел еще что-то спросить, но Вида не дал ему договорить:
— Завтра поутру. Я разбужу, коли не встанешь — спим-то мы в соседних шатрах.
И Ракадар, едва кивнув, отошел от своего хардмара.
Лишь ночное небо посветлело, как Вида вместе с Ракадаром вышли из шатра. Койсоец суетливо поправлял на себе ножны и старался не смотреть на своего учителя. А Вида все еще не мог решить, как ему относиться к своему ученику — презрение к рабам было в нем столь сильным, что его нельзя было выкорчевать за один раз, но разум говорил, что в отряде они равны и негоже ему кичиться и задирать перед Ракадаром нос. Он теперь не Вида Мелесгардов — второй сын и первый обходчий в лесу, он такой же безымянный, бессемейный, нищий и замаравший себя позором, как и все остальные оградители.
Ракадар настороженно сопел и искоса глядел на Виду.
— Пришли, — сказал Вида, когда шатры остались позади. — Коли готов, так и начнем.
Койсоец звякнул мечом и направил его острием в самое сердце хардмара.
— Неправильно, — одернул его тот. — Если будешь его так держать, то тебя проткнут насквозь быстрее, чем ты успеешь моргнуть.
И он показал Ракадару, как встать и как обхватить рукоять меча.
— Хараслат учил нас иначе, — сказал Ракадар.
— Хараслат, может, и учил, — ответил Вида, вскипая от мысли, что бывший раб решил с ним спорить о том, о чем ничего не знал. — А только теперь учу тебя я!
И урок продолжился. Только к завтраку Вида отпустил Ракадара, и сам поплелся за своим учеником, про себя вопрошая богов, как ему вынести все эти наказания. Почему никто не пожелал учиться у него, кроме койсойца, который оказался еще и на редкость упертым? Почему его назначили хардмаром этих людей, не признававших над собой никакой силы и разума?
Днем они больше не виделись, а к вечеру еще несколько оградителей, прослышав про занятия, тоже решили обучаться диковинному ольвежскому бою. Они понравились Виде куда как больше несговорчивого раба, и поэтому на следующее утро он позабыл о Ракадаре.
Вида учил прилежно и с великим желанием, показывая такие мудреные удары, что оградители воочию убедились в том, что новый холеный господин, взявшийся в отряде невесть откуда, вовсе не неумелый зазнавшийся увалень, не знакомый с тяготами боя и походной жизни. То, как обращался Вида с мечом, как выпускал его на свободу, словно дикого зверя, окончательно убедило оградителей, что перед ними — настоящий воин.
— Послушай, Вида, — сказал ему как-то один из его новых учеников, Денови, — о тебе тут спрашивали из харда Валёна. Говорят, что и они не прочь пойти к тебе. Возьмешь?
Вида задумался. Ему льстило то, что оградители рассказывали друг другу об уроках и, вестимо, хвастались своим учителем. Но, с другой стороны, он понимал, что согласившись взять хардмаринов Валёна, он очень обидит их хардмара, а ссориться с ним он совсем не хотел.
— Пусть приходят, — кивнул он. — Да пока зрителями. Если Валён не будет против, то я начну учить и их.
— Но ведь они не в твоем харде! — подал голос Ракадар, который был возмущен тем, что Вида собрался учить и других.
Вида резко обернулся к нему:
— У нас тут один отряд, а не воюющие промеж собой войска. Для меня нет воинов своих и чужих!
И он продолжил занятие, не глядя в сторону Ракадара.
С каждым новым днем учеников у него становилось все больше, приходили из харда Валёна и даже самого Хараслата и изо всех сил старались обучиться тому, чем так мастерски владел Вида. И хотя многие до сих пор не признавали его, подсмеивались и презрительно смотрели, когда он проходил мимо, Вида начал обретать друзей и верных хардмаринов.
Ширалам и Фистар долго не хотели предавать Хараслата, который обучил их всем воинским премудростям, но вскоре сдались и они. Их распирало от любопытства, а когда они увидали то, как другие умело и ловко уворачиваются от ударов палок, служивших учебными мечами, им тоже захотелось сей же миг попробовать свои силы.
Вида радовался и гордился тем, как быстро его хардмарины осваивают то, на что у многих уходят месяцы учения. Да только быстрее всех схватывал не Денови, старательно размахивающий мечом, не Ельма со своим братом Ельвой, не Ширалам с Фистаром, а ненавистный койсоец. И Вида не мог не восхититься Ракадаром, даже против своей воли. Бывший раб превосходил остальных в силе, ловкости и выносливости. Вида однажды даже позавидовал его прыти, когда койсоец легко увернулся от ударов сразу троих оградителей, двигаясь так быстро, что никто не мог нащупать в нем слабое место.
И Вида начал понимать, что презрение к Ракадару вытекает из него, как вино вытекает из дырявой бочки. С детства Вида помнил, что боги делают воинами не всех, а только тех, кто благороден и чист сердцем. И раз койсойский раб был настолько хорош в ратном деле, то, быть может, сердце его ничуть не хуже Видиного, хоть он и вырос не в роскошном дворце, а в вонючем прогнившем Койсое. Но Ракадару он об этом не говорил, боясь привязаться к койсойцу еще сильнее.
Однажды, когда урок был в самом разгаре, Ракадар, забывшись, больно ударил своего противника палкой под колено, что тот, взвыв от боли, повалился на землю.
— Что ты делаешь? — заорал на него Вида, мигом подскочив к лежавшему на земле Асде — хардмарину Валёна.
— Я случайно, — начал оправдываться Ракадар, отступая на шаг назад.
— Ты дурной и опасный! — не унимался Вида. — Это урок, а не настоящий бой! Убирайся с поля и жди, пока я тебя позову! А ты, Асда, вставай и передохни, — обратился он к лежащему на земле хардмарину.
Асда прохромал к зевакам, которых пока не брал к себе Вида, но которые исправно приходили посмотреть на его уроки.
Вида повернулся к остальным, желая продолжить урок, но заметил, как Ракадар, бросив свою палку на землю и сгорбив плечи, спешно удаляется от остальных. Вида понял, что обидел своего собственного хардмарина, заступившись за чужого, и на миг возненавидел сам себя.
