Его самого не сильно это заботило. Ему тем более было плевать на цвет собственных глаз.

Он добрёл до нужного проулка, не встретив на пути ни единого раннего прохожего. Иногда бывало, что он встречал компанию друзей, которые отмечали всю ночь и до сих пор не могли отказаться от веселья, урывая последние крохи ночного времени. Иногда видел спешащих рабочих, в особенности врачей — они часто возвращались с ночной смены в это время.

Но сегодня он не встретил никого. И был несказанно этому рад. Хотя, кто знает, была ли это на самом деле радость.

В проулке было темно, зловещие тени от высоких зданий не давали свету проникнуть в такие закоулки города. Пахло отвратительно, что объяснялось целой вереницей контейнеров для мусора. В этих зданиях находилась сеть рыбных ресторанов. Отходы были соответствующими.

Аспид Гарков приподнял подол и пошёл вглубь проулка, внимательно осматривая каждый его закуток. В конце концов он увидел то, что искал. Вернее, кого.

Мальчик лет шести-семи лежал среди плотных чёрных мешков. Его губы посинели от холода, пальцы скрючились в ужасающей форме, видимо, сведённые судорогой, ноги подогнуты под себя в попытке свернуться калачиком и согреться.

Аспид Гарков присел рядом и очень нежно погладил ребёнка по голове.

— Просыпайся, малыш, — ласково попросил он.

Это была его минута истинного наслаждения. Каждый раз, когда он понимал, что отыгрывает свою роль на одиннадцать баллов из десяти, его начинало распирать от гордости. Вот она — его радость.

Мальчик открыл глаза. Ещё не мёртв.

— М-мы… бр-б-а… — Он попытался что-то сказать, но губы онемели и не поддавались.

— Тише-тише, я вижу, ты попал в беду. — Директор с жалостью заглянул ребёнку в заплаканные глаза. — Ну-ну, не надо слёзок. Хочешь, мы сейчас поднимемся и пойдём искать твою маму?

У мальчика стучали зубы, он беззвучно плакал, и Аспиду Гаркову пришлось повторить свою фразу три раза, прежде, чем ребёнок среагировал и кивнул.

— Иди сюда, я тебе помогу, — участливо сказал директор.

Аккуратно взял малыша, который протянул ему синюшные руки, поднял его и прижал к себе. Мальчик обхватил высокого дядю ногами за талию, а сам положил голову ему на плечо и начал плакать. Всё также беззвучно.

Он не заподозрил ничего плохого, просто не успел. Дядя не спрашивал, где именно нужно искать родителей, но мальчик об этом не подумал. Он был в шоке, в панике, и хватался за единственный якорь, который оказал ему помощь.

Каждый раз, когда Аспид Гарков шёл с ребёнком на руках, он думал о своём сыне. Во многих людях схожесть с жертвой заставляет испытывать сострадание и отступаться от своих планов. Но директору это доставляло лишь извращённое удовольствие.

Он привык играть красивую роль. К нему приходили студенты, у многих из них были серьёзные проблемы, а он был их спасителем. Он знал, что его любят и уважают в Академии. Он долго работал над этим образом, тренировался над жестами и мимикой часами. Мужчина получал небывалое удовлетворение, когда видел благодарность в глазах ученика за участие, исходящее от директора.

Аспид Гарков умел общаться с детьми любого возраста. Они доверялись ему безоговорочно. Он любил, и главное — умел этим пользоваться.

Самый верный способ раздобыть ребёнка без лишних подозрений — заманить его в ловушку, а затем вызволить его под видом доброго спасителя. Директор давно знал о прекрасной жиле этого города — детских площадках, детей там собиралось немеренно. Всего лишь нужно было подбросить очень древнее и опасное растение Третьяк, которое дурманило разум жертвы и заставляло идти по специально выложенной дорожке. Запах притягивает жертву. Она движется по нему, даже не понимая, что происходит.

А потом оказывается среди мусорных контейнеров, где её подбирает добрый директор одной из трёх Стродисовских Академий.

Аспид Гарков вновь подумал о своём сыне. Скоро он приучит его жить настоящей жизнью фенрира. Мужчина мысленно порадовался в душе, что у него всё-таки сын, а не дочь. Девушкам-фенрирам не везло в этой жизни, они жертвовали собой ради продолжения рода. Ребёнок-оборотень выбирался из утроба, разрывая мать на куски.

Директор попытался вспомнить, как выглядела женщина, родившая ему сына. И не смог. Он её не запомнил.

Она была орудием достижения цели, не несла в себе никакой ценности, кроме его сына, и он даже не думал о ней, пока она не родила. Он её и не видел почти. Она не вызывала у него никаких эмоций.

У него вообще мало что вызывало эмоции. Он даже не мог сказать, правильно ли обозначает то, что чувствует.

Одно время он мог чувствовать скупую, но выжигающую насквозь ненависть. Она была направлена на женщину, на мужчину, на их дочь. Но потом и это прошло.

Эмоции ушли, оставив в душе фенрира зияющую дыру.

За воспоминаниями о сыне пришли воспоминания о девочке, которую он принял в свою Академию, а потом отправил на верную смерть в другую Академию под видом шпионки. Удивительно, но почему-то всегда, когда он шёл вот так вот по улицам Стродиса с ребёнком на руках, он рано или поздно вспоминал о Майки. Это было как наваждение, проклятье, преследующее его память.

Он знал, что она выжила. Знал, что обосновалась в племени Лунеров — вот ирония. И он знал, что она всё это время грызла себя, пытаясь найти мотивы в поступке своего директора, которому так верила, к которому всегда приходила за советом.

И в такие моменты, когда он думал об этом, ему хотелось рассмеяться в голос. Злорадно и очень, очень громко, чтобы она услышала его даже там, у Лунеров.

Мотива не было.

Он сделал это потому, что сделал.

Нет, вернее, поначалу ему казалось, что мотив всё же был. Мать Майки. Он сделал это из-за неё. Из-за ненависти к ней. Но потом он понял, что ненависти нет. Он совсем ничего не чувствовал, ему было всё равно.

И он понял, что мотива не было.

От этой мысли просыпалось мурлычащее удовлетворение, греющее холодное сердце.

Фенрир, убивающий ради мести — злобен и агрессивен, но фенрир, убивающий потому что хочет и может, ничего при этом не чувствуя, непобедим.

Аспид Гарков по собственному убеждению был непобедим.

Он вспомнил, что сегодня ему ещё предстоит навестить наместника. Нельзя назвать эти встречи бессмысленными, но если бы можно было обойтись без них — он с радостью воспользовался бы этим. Разговоры обычно сводились к тому, что кому-то приходится отдуваться за чьи-то проделки.

Да, Аспид Гарков был приверженцем теории, что за все проступки учеников учитель тоже должен нести ответственность. Убийства, которые сейчас пыталась распутать городская стража, и его вина тоже. Директор привёл в Стродис нежить и не смог её контролировать. Вернее, нет, не так. Он упустил из виду всего одного неуправляемого фенрира. Нарушение прямых приказов не прощалось.

Но последствия уже начались. Вода, в которую был брошен камень, отдавала рябью.

Поэтому Аспид Гарков сказал своим «шестёркам», что пропитание он добывает сам. Он умел заметать за собой следы.

Мужчина дошёл до нужного клуба, взглянул на вывеску «Рикки и Флэш», которая в раннее время суток не подсвечивалась магическими огоньками, и зашёл в логово с мальчиком на руках.

Детское мясо было самым вкусным, и позволяло обходиться без питания намного дольше, чем мясо взрослого человека.

***

Мы стояли с ним во дворе. Окружающая обстановка казалась смутно знакомой, но я никак не могла вспомнить, при каких обстоятельствах бывала тут раньше. Всё вокруг казалось умиротворённым. Это было тёмное время суток, тишина вобрала в себя всё пространство. Не было ни ветра, ни звуков, которые издают животные по ночам. Вдали виднелись очертания небольших домиков. Они были деревянными, старыми, ничем не примечательными. Лишь маленькие огоньки в окнах могли сказать нам, что там живут люди.

— Мел, ты же знаешь, что я тебя не пропущу, — сказал мне Золин.