Я прокручивала в голове эпизоды из нашего детства, сотни раз, когда ставила интересы брата выше собственных, поступаясь своими желаниями. И, черт, нет! Я офигенная сестра! И уж точно не заслуживала всех тех слов, которыми он смел наградить меня! Да, он был не в себе. Да, у него была ломка. Но объяснить это обиде, засевшей внутри, не так-то просто.

Олег каждый день снабжал меня подробными отчетами о брате. Сначала его подвергли мощной дезинтоксикационная терапии, подключив к капельнице. Олег утверждал, что Сашка очухался довольно быстро, перестав буянить. Переданные мне раскаяния не оставили в душе ничего кроме горечи, поэтому их, как и последующие, я оставила без ответа. Сегодня не стало исключением.

— Я связывался с врачами. По их прогнозам, твой брат пережил ночью последнюю ломку. Ожидается, что приступов больше не будет. Несколько дней за ним понаблюдают, прокапают и отпустят домой, — перебирая мои волосы, вскользь проговорил Олег, уяснив за последние дни мое настроение.

— Я рада, — чистая правда. Новость о каждой ломке, пережитой Сашкой в четырех стенах палаты, отзывалась ноющей болью внутри. Я могла игнорировать, злиться и обижаться на него сколь угодно, однако любить от этого меньше не стала.

— Завтра можем навестить его, — провел рукой по внутренней стороне бедра, медленно поднимаясь вверх и явно пытаясь запутать мои мысли, чтобы вырвать нечаянное согласие, которое Олег по непонятным мне причинам упорно пытался добиться.

— Нет. Не хочу, — не поддавшись чувствам, мягко освободилась из его рук, поднимаясь на ноги. Злость почти стихла, оставив после себя лишь легкое желание надавать по ушам нерадивому младшему братцу с надеждой, что мозги на место встанут, хотя я отчетливо понимала, что не сделаю это.

Мне просто было морально тяжело решиться встретиться с ним после того, как в тело моего брата вселился безумец, готовый вытрясти из сестры душу. Я боялась не увидеть больше в его глазах прежнего Сашку, потому что не была уверена в том, что наркотики не изменили его необратимо.

А еще совершенно не представляла, как начать разговор. Неловкость неизбежна. Так или иначе, стена, пусть и хрупкая, выстроилась между нами. Смогу ли я когда-то доверять ему как прежде? Ведь однажды он доверие предал…

Олег, как и всегда, поддержал игру «Этого разговора не было», переключившись на картину, которую я снова держала в руках, всем видом показывая, что продолжать беседу на эту тему не планирую. А он не настаивал. Последние дни он вообще был предельно аккуратен и острожен со мной. Я буквально чувствовала витавший в воздухе контроль, через который проходило каждое слово, сказанное им.

— Откуда картина? — поинтересовался, останавливаясь позади меня. Его руки скользнули на мою талию, прижимая к груди.

Это то, что осталось в Олеге неизменным. Стремление касаться меня. Всегда. Везде. Как можно чаще. Он просто не мог держать руки при себе, когда оказывался рядом. И, боже, мне это чертовки нравилось!

— Мама сегодня передала. Сашка нарисовал мне подарок на Новый год, — добавила тише.

— Он талантливый парень, — нет, это не ложь, чтобы мне угодить. Олег всегда говорил только то, что думал. Без увиливаний, лицемерия и фальши. Никак иначе. Даже ради меня. И я ценила в нем это.

— Да, — кивнула, — он рассказывал, что его картины начали покупать. Хотя вот этот жанр я не совсем понимаю. Все в одном цвете…

— Не хочу расстраивать тебя, Колючка, но… — пауза, за время которой я развернулась к нему лицом, обеспокоенно отыскав его прямой взгляд. — За последние несколько месяцев он не продал ни одной картины.

— Получается, соврал? — очередное разочарование. Горько.

— Ммм, — задумался, — не совсем так. Он сказал неправду, но в эту ложь он искренне верил.

— Не поняла, — растерянно закусила губу, прижимая картину к груди.

— Ложные воспоминания. Одно из побочных эффектов наркотиков. Сознание подкидывало желаемое за действительно. Подмененная реальность, по сути.

— Какой ужас, — выдохнула, сжимая картину сильнее. — А сейчас? Он все еще верит в это?

— Нет, — улыбнувшись, Олег покачал головой, притягивая к себе снова, — сейчас с его памятью все хорошо. А что касаемо цвета. Когда он принимал очередную дозу, весь мир для него окрашивался в оттенки синего. Это достаточно редкий эффект, но бывает.

— Хочешь сказать, что это, — взгляд на полотно, — он нарисовал под наркотиками? — спросила еле слышно, уже зная ответ.

— Да, — подтвердил Олег.

Зажмурившись, выдохнула, резко протягивая картину Филатову.

— Убери, пожалуйста, — попросила хриплым голосом.

— Ань…

— Убери ее от меня! — голос сорвался, выдавая мое состояние с головой.

Я не хотела, не желала видеть изображение себя, нарисованное братом под действием препаратов, что медленно губили его организм. Прикрыть бумагой, тканью, чем угодно. Убрать в самую дальнюю комнату. И никогда! Никогда не доставать!

Сдавливающие тиски грудь ослабли, и я смогла выдохнуть, когда тяжесть деревянного подрамника с руки исчезла, и раздался звук удаляющихся шагов.

Спустя несколько дней меня с головой накрыла потребность увидеть брата. Только вчера я все еще противилась этой встрече, полагаясь на профессионализм врачей, которые, я была уверена, сделают все возможное и невозможное, если учесть, насколько Олег может быть убедительным.

Но сегодня утром, в один момент, меня будто пронзило понимание того, что Сашка остался один на один со своей проблемой. И я, его сестра, прячусь за четырьмя стенами, когда он нуждается во мне.

Разве не для этого существует семья? Разве не должны близкие поддерживать друг друга в любых обстоятельствах, вне зависимости от возраста и пола? Да, он мужчина. Но он не Олег. Не один из его друзей. Нет. Сашка никогда не был бойцом, и случившееся с ним это доказывает. Один раз он уже поборолся в одиночку с давлением жизненных обстоятельств. Исход известен. Игла. Поэтому я, отбросив страхи, сомнения и обиды, выехала в больницу. Буквально сорвалась, поддавшись импульсивному желанию.

За время работы я привыкла ко многому: снующие по коридору или лежачие больные, запах лекарств и толпы родственников, которых нередко душат слезы при виде страданий близких. Однако к атмосфере в наркологической клинике оказалась не готова. Поначалу меня ничего не смутило. Наоборот. Ухоженность и чистота — первое, что бросилось в глаза после того, как я переступила порог в сопровождении своих неизменных охранников. Стены, выкрашенные в салатовый цвет, и белоснежный пол явно предназначались для особо буйных пациентов, словно это могло им помочь.

Доктор, скорее всего предупрежденный о моем визите, встречал у входа, доброжелательно улыбаясь. Этакий добрый дядюшка, который спрашивает, хорошо ли ты себя вел сегодня, и при положительном ответе раздает конфеты.

— Анна Николаевна? — кивнула, после чего пожала протянутую руку. — Козлов Юрий Александрович, — машинально бросила взгляд на бейдж. «Заведующий стационарным отделением». — Рад, очень рад с вами познакомиться!

— Взаимно. Безумно не удобно вас отвлекать от работы, но не могли бы вы проводить меня к Саше? — перешла к делу я.

— Обязательно! И провожу, и отвечу на все интересующие вас вопросы. Можете не беспокоиться, работа без меня никуда не уйдет!

Задорный смех поддержала лишь легкой улыбкой, почувствовав жуткую неловкость. Слишком очевидным для меня было то, что подобное внимание и расположение куплено за деньги, которые платит Олег. Уверена, что немаленькие.

— Как все же хорошо, что вы пришли. Александр каждый день о вас спрашивает, ждет.

— Правда? — с толикой стыда уточнила я, стискивая лямку сумочки. Доктор, сделав приглашающий жест рукой, прогулочным шагом направился вперед.

— Конечно! Сами увидите, как он вам обрадуется! Для людей, проходящих реабилитацию после… сложного жизненного периода, поддержка близких — один из способов терапии. Стоит сказать, действенный способ.