Паша, в то время только взявший под контроль оборот наркотиков в городе, не прогнулся под тогда еще имевшего основательный вес в узких кругах авторитета. Выяснилось, что жену Кузнеца насильно никто на иглу не подсаживал, а то, что тот за женой не досмотрел, его косяк, за который кровь никто проливать не будет.

Кузнец, стиснув зубы, отступил, не став развязывать вражду с новоявленным, но бескомпромиссным прокурором. Так что да, ненависть к наркотикам понятна. И только сейчас Олег подумал, что ее можно использовать. Для дела.

— Что это был за клуб? — уточнил Паша.

— Тот, что на набережной. У городского сада.

Олег с Пашей снова многозначительно переглянулись, понимая друг друга без слов. Главные конкуренты в строительном бизнесе Димы. Причем давние. Конкурировали еще с его отцом, почти полностью передавшим дело сыну. Совпадение? Не факт.

— Я там частенько бываю. Он постоянно в коридорах крутится, — охотно рассказывает Женек, надеясь на послабления, даже не подозревая, на что подписал себя выданной информацией.

— Отлично, — предвкушающий блеск в глазах Паши не предвещал ничего хорошего. — Значит сегодня пойдешь и скажешь, что передумал и хочешь работать у них. Под нашим контролем, конечно же.

— Как? — ошеломленно прошептал, с ужасом понимая, на какую участь его обрекают. — Босс меня укокошит!

— Не пойдешь, и я сделаю это быстрее. Как ты сказал? Выпустит кишки? Могу устроить, — пресек невнятные блеяния Олег, вцепившись в замершего мужчину взглядом, на поверхности которого, не скрываясь, бурлило неприкрытое обещание расправы. — Ну, дай мне повод.

С трудом сглотнув вязкую слюну, Женя опустил голову, выражая полное согласие со всем, что от него потребуют.

Цепкие руки потянули мое напряжённое в попытках вырваться тело по направлению к помещению, где по задумке должен был располагаться консьерж, которого отродясь тут не было. С надеждой на удачу, по велению которой именно в эту минуту кто-то будет выходить из квартиры или заходить в подъезд, я отчаянно мычала в руку, что так неаккуратно и грубо зажала рот вместе с носом, частично перекрывая дыхание. Не повезло.

Тяжело дышащее тело позади, хозяин которого явно прикладывал немалые усилия, удерживая брыкающуюся меня, толкнул плечом дверь, вваливаясь в кладовку вместе со мной, чтобы в следующий миг оттолкнуть в сторону старого потрёпанного стула, на который я с глухим вскриком по инерции приземлилась, во все глаза уставившись на спину мужчины, закрывающего дверь.

Звук поворачивающегося ключа не последовал, что радовало. Эта мысль мелькнула на краю сознания, пока я в шокированном состоянии, обхватив себя за плечи руками, пыталась отдышаться и настороженно рассматривала силуэт в тусклом дневном свете, льющемся из небольшого окна под потолком. До боли знакомый силуэт. Родной.

— Саша? — остолбенев, прошептала вмиг онемевшими губами, в первое мгновение находясь под властью смятения, сковавшего по рукам и ногам. Впрочем, ступор стремительно слетел, сменяясь справедливым негодованием. — Ты сдурел?! Что за шутки такие?! Я же чуть не поседела!

Молниеносно вскочила, возмущенно размахивая руками и истерически крича, чего, по правде говоря, по отношению к брату позволяла себе крайне редко.

Сашка известный любитель пошутить. Особенно надо мной, его сестрой. Мне приходилось испытывать на себе массу приколов, рожденных в его изобретательной голове. Но это… Это уже слишком. Особенно в свете последних событий.

Только сейчас осознала всю степень ужаса, накрывшего с головой несколько минут ранее, когда ощутила гигантскую волну облегчения, что разом смахнула незримые оковы, расслабляя натянутые до предела нервы. Поспешное облегчение.

— Сядь! — меня грубо толкнули назад, вынуждая вновь приземлиться на стул.

— Какие, нахуй, шутки? — зловещий шепот, что тут же перетек в громогласный крик. — Ты, блядь, что наделала?! Какого хера ты вернулась вчера утром?! Ты хоть представляешь, что они со мной теперь сделают?! У меня время до вечера! Где товар?!

Пальцы жестко сомкнулись на моих предплечьях, хозяин которых, крича, принялся остервенело трясти мое несопротивляющееся тело, перешедшее в состояние безвольного желе. Голова, казалось, могла оторваться от той силы, с которой ее мотало из стороны в сторону. Одна рука особенно грубо впилась в гематому на плече, но боли не было. Я не чувствовала ровный счетом ничего. Ни страха, ни злости, ни паники. Ничего, кроме оцепенения.

Когда бешеная встряска прекратилась, я лишь во все глаза уставилась на человека напротив. На одного из самых родных и близких для меня из людей. По крайней мере, так было до недавнего времени. Или же мне так казалось? Потому что сейчас я словно смотрю на незнакомца. На того, в чьих исказившихся от ярости чертах не угадывалось улыбчивое лицо моего брата. Ничего из увиденного не принадлежало ему. Ни красное лицо, покрытое испариной, будто после длительной лихорадки, ни глубокие тени, залегшие под глазами, ни впалые щеки, ни неистово бьющаяся жилка на шее, ни рассеянный взгляд. Ничего. Руки, моментом ранее сжимавшие мое тело, мелко дрожали, периодически подергиваясь.

Я, лихорадочно бегая глазами, подмечала каждую деталь. Каждую мелочь, что теперь так ярко привлекала внимание и настойчиво шептала: «Приглядись! Ну же!». И я пригляделась, собирая воедино пазл, состоящий из маленьких кусочков, щедро разбросанных жизнью за эти два дня. Пригляделась, чтобы в следующий миг потрясенно ахнуть, когда болезненная догадка пронзила насквозь, впиваясь в самое уязвимое место моего сердца. Туда, где была семья.

— У тебя ломка, — ошарашенно прикрыв рот рукой, неверяще выдохнула. Саша, застыв, несколько секунд не отводил от меня глаз, не мигая.

В это мгновение, как мне показалось, его взгляд прояснился и из него исчезла туманная поволока. Всего пару ударов сердца, после которых незнакомец вновь завладел моим братом, выдавая кривую ухмылку.

— Да, — кивнул и оперся руками о колени, нагнувшись, — у меня ломка. А знаешь почему? — последовал очередной срыв. — Да потому что ты, дура, не могла приехать на день позже! Всего лишь день! — он неистово трясет указательным пальцем перед моим лицом. — Все было бы хорошо! Все было бы как раньше! Мне нужен был один вечер! Один, что сбыть товар! А теперь на мне долг! Ебучий долг, который я должен вернуть до вечера, и отсутствие дозы! Послушал, блядь, родителей! Повелся, что ты уехала на несколько дней!

— Что происходит? — прошептала растерянно, отрицательно покачав головой. — Ты же работал. У тебя картины, заказы. Откуда наркотики?

— Да что ты понимаешь?! — безысходность и отчаяние в сорвавшемся голосе выбило весь воздух из моей груди, разодрало душу, вынимая наружу оголенные нервы, по которым безжалостно полоснули потухшие глаза. — Вы все ни черта не знаете об искусстве! Не понимаете и не понимали никогда! Никто даже не представляет, какого это, когда ты в плену вдохновения! Это вам не бумажки перебирать и не укольчики ставить! А жить на что-то надо!

— Ты же сам уехал. Мы никогда тебе в помощи не отказывали!

— А мне надоело! Надоели ваши подачки, ваши взгляды жалостливые. Да, уехал. Не получилось ни хрена! Никому мои картины не были интересны! Никому! Все плевались в их сторону и кидали презрительные взгляды! И я вернулся. Только в соседний город, потому что ваше сочувствие, будто я неудачник, уже вот у меня где! — провел ребром ладони по шее. А я… Я лишь находилась в прострации, не понимая, как? Как я могла не заметить, что творится в жизни родного мне человека?

— А наркотики… Наркотики дали моим картинам новую жизнь! Они заиграли! Расцвели! Их начали покупать! Все было великолепно! И продолжалось бы так, если бы я сюда не вернулся. Повелся на бабки, идиот!

Он принялся ходить взад-вперед, зарывшись пальцами в волосы, натягивая те, будто стремился вырвать с корнем.

— Где наркота? Куда ты ее дела? — резко переключился, дернувшись. Вновь захват, глаза в глаза и тон, достойный сумасшедшего.