Я едва заметно кивнула, и теперь, когда напряжение немного притушилось, вновь возникло это странное чувство, будто рядом с этим человеком у меня отключались все базовые инстинкты.

Он был так же близко от меня, как и тогда, в курительной комнате. Я ощущала его холод, который уже меня не страшил, а в его темных глазах плескалась бездна, которая манила к себе.

Уже не так стесняясь, я аккуратно положила руку на его грудь, где виднелась татуировка, прикрытая полой халата, и, чувствуя под пальцами прохладную кожу, аккуратно выдохнула.

Все произошло внезапно. Как атака кобры на жертву. В один мой вдох, меня развернуло на сто восемьдесят градусов и вжало в стеклянную стену так, что я не могла пошевелиться.

Первой моей реакцией была попытка вырваться, но я тут же услышала “даже не думай” и в следующую секунду почувствовала пальцы Коула на клиторе. Меня вновь пронзила острая молния похоти, но не успела я хоть как-то отреагировать, как ощутила, что Коул, сжав мой живот, уже насаживает меня на член.

Это было сумасшествие.

Это было неистовство.

Это было помешательство.

До полного опустошения.

До распада на молекулы.

До утробного рева.

Бешеный ритм Коула заставлял мою похоть сворачиваться внизу живота болевым сгустком, а Его бешеная неистовая энергетика вытряхивала из меня последние остатки жизни. Моя щека, вжатая в стекло, пылала то ли от холода, то ли от трения, и я, чувствуя, как по позвоночнику стекают капельки холодного пота, терялась в этом безумии, не понимая своих ощущений от утробного наслаждения до нестерпимой боли.

— Я больше не могу! — кричала я и била ладонями по стеклу, пока Коул, гортанно рыча, раздирал меня огромным членом, не обращая внимания на мои мольбы.

Сжимая мой живот холодными пальцами, иногда он пропускал воздух сковзь зубы, и казалось, что сейчас он остановится, но все шло по кругу, а я, уже не чувствуя грани между удовольствием и болью, пыталась выжить в этой кромешной тьме Марафона со Смертью. Коул, рыча, продолжал неистово меня трахать, и казалось, сама Смерть сейчас выбивала из меня душу вместе с болью и похотью.

— Господи, пощади! — уже по-русски хрипела я, устремляя взгляд сквозь стекло, но меня никто не слышал. И лишь ночной Гонконг взирал на меня снизу вверх яркими огнями и был единственным немым свидетелем моего безумия. Сбивая пальцы в кровь, я цеплялась за стекло, пытаясь достучаться до города, но он молча наблюдал за моим падением в бездну, оставаясь безучастным к моим крикам.

Я проснулась рано, по крайней мере, мне так показалось. Ладонь почувствовала прохладу камня, и я открыла глаза. Наткнувшись сонным взглядом на черную подушку и мраморное изголовье, я вспомнила, где я и в чьей постели, и резко повернула голову, натягивая одеяло до подбородка.

Не обнаружив Коула в кровати, я провела взглядом по пустой спальне и прислушалась к тишине. Вероятно, хозяин склепа уже уехал на запланированную накануне встречу, и я аккуратно выдохнула. За окном уже встало солнце, проглядывая через верхушки небоскребов, и будто говорило — что бы ни случилось вчера, сегодня будет новый день.

“Может, все это сон…” — вздохнула я, все еще пытаясь свыкнуться с новой реальностью, однако, сев на постели, почувствовала, что события прошлой ночи мне не приснились и не почудились — низ живота заныл, и память выдала мне живые картинки вчерашнего. Яркие огни Гонконга, равнодушно взиравшего на мою агонию, а затем, в продолжение, черные дорогие простыни, скользким льдом сжигавшие мое тело.

Меня гнули, вязали в узел и выворачивали наизнанку в таких позах, о которых я даже не подозревала, и каждое мгновенье этого Марафона со Смертью казалось вечностью, будто меня проверяют не только на выносливость, но и на гибкость.

После секса, ожидая, когда Коул освободит ванную, я собирала остатки сил, не понимая, как доплетусь до душа на непослушных ногах, но, вымотанная до предела этим испытанием на прочность, вырубилась.

“Надо помыться”, - дернула я головой, чувствуя запах Коула, но вновь удивилась реакции своего тела. Нужно было признаться честно — мне не было противно ощущать на себе его мужской мускусный аромат, и, проснувшись, я не помчалась тут же в ванную.

Я тяжело вздохнула, откидываясь спиной к мраморному изголовью, и холод камня, так же, как и холод рук Смерти, меня не отталкивали.

“Странные ощущения, учитывая, что вчера ты кричала от боли и похоти”, - вздохнула я и сжала виски ладонями, пытаясь избавиться от этого противоречия. Повторять такое я не желала.

Я никогда не понимала женщин, которые не особо стремились контролировать свои сексуальные эмоции без чувств. Мне казалось невозможным идти на поводу собственных желаний без любви к мужчине и особенно без обратного чувства от него. Однако в реальности получался какой-то абсурдизм Камю, который призывал принять абсурд, как познание человеческой свободы.

Я ведь не могла любить Коула, он использовал меня и не скрывал этого, но вчера меня накрывало от оргазмов так сильно, как никогда в жизни. Зависая над пропастью, я летела в бездну, и была не в состоянии контролировать свое тело. Тело мне не принадлежало, потому что оно находилось в полной власти Смерти.

Такого никогда не случалось с Ильей, к которому я испытывала чувства и который всегда был очень предупредителен и отзывчив на мои желания в постели.

“Дюнина, что с тобой творится”, - прижала я колени к груди, морщась от саднящих ощущений. Моя жизнь, всегда такая правильная и разложенная по полочкам, сейчас летела в пропасть вместе с моим упорядоченным прошлым, и я злилась на себя, злилась на Коула, злилась на весь мир, не в состоянии понять новые ощущения и уничтожить противоречие.

“Он просто застал тебя врасплох. Ты никогда не была с таким опытным и взрослым мужчиной. Теперь ты все сможешь контролировать”, - успокаивала я себя, но то ощущение свободы, стремительного полета без страховки и каких бы то ни было лимитов прочно засело в памяти и теперь не давало мне покоя.

— Это все неправильно, — покачала я головой, сжимая пальцы, но тут же добавила: — Но я выстою. Я сильная.

Внезапно послышался стук в дверь, и я, вздрогнув от неожиданности, машинально натянула одеяло до подбородка. На пороге появилась вчерашняя горничная с бокалом сока на подносе, и я, чувствуя неимоверную жажду, тихо её поблагодарила. Я ожидала, что она сейчас уйдет, но женщина, поздоровавшись, внезапно заговорила на хорошем английском, чем ввела меня в ступор — мне казалось, что весь персонал Коула был немым.

— Завтрак будет подан после утреннего массажа. Массажистка будет ждать вас в ванной комнате.

— Зачем мне массажистка? — не понимающе уставилась я на нее.

— По распоряжению мистера Коула.

Вновь чувствуя себя экземпляром из коллекции, который натирали теперь уже после использования, я хотела сказать “не нужен мне никакой утренний массаж”, но вовремя себя осекла, понимая, что эмоции в данной ситуации будут плохим союзником.

— Спасибо, — кивнула я, а женщина, поставив поднос передо мной, продолжила:

— Вам что-нибудь еще нужно до завтрака?

— Нет, — покачала я головой, но чувствуя болезненную тяжесть в низу живота, все же добавила: — Принесите, пожалуйста, обезболивающее, если можно.

Ванную комнату трудно было назвать комнатой. Огромное пространство, выложенное все тем же черным мрамором, вмещало в себя не только массивную мягкую мебель, просторные отсеки с хаммамом и сауной, но и круглый, выточенный из черного камня бассейн-джакузи, не менее трех метров в диаметре.

Молодая азиатка, которая, видимо, прошла через другой вход, уже ждала меня у специального стола, а горничная, подойдя к уже наполненому бассейну, активировала режим гидромассажа на тот случай, если я захочу еще поплескаться в этом мраморном аквариуме вместо душа.

Меньше всего мне хотелось сейчас принимать массаж, но, лежа на столе под профессиональными ладонями массажистки, которая обрабатывала каждый участок моего тела от макушки до пяток, я с удивлением чувствовала, как с каждой минутой ко мне приливали силы и заряд бодрости.