Сейчас, когда туман ушел, и я признала правду, ощущения были странные — словно передо мной разверзлась бездна, через которую был натянут тонкий канат. Мое сердце то стучало как бешеное от адреналина, то замирало от неизвестности и осознания, что я могу сорваться в эту пропасть от любого неверного движения, но меня будто тянуло магнитом пройтись по этому канату. И это были не эмоции или защита психики от того положения, в котором я очутилась. А осознанное желание, как новая цель моего ветра.

Размышляла бы я сейчас так же, если бы попала в руки тому же Хангу или другому человеку? Нет. Я бы сошла с ума. Это была единичная реакция именно на Коула, словно он был для меня не чужим человеком. И это было странно. Очень странно. Как и тогда, когда я спала на его бедре и не почувствовала этого.

Оправдывала ли я цинизм Коула? Нет. Он не скрывал своей натуры и был со мной честен, будто сразу желая расставить все точки над “i”, чтобы я лишний раз не питала иллюзий на его счет. Но сейчас, желая узнать этого человека, я перестала реагировать на отталкивающие меня штрихи, также как и перестала реагировать на резкие черты его внешности.

С Ильей всё было совсем по-другому. Он был положительной личностью, сразу мне понравился, а Галка называла его “милашом”. Я помню его первые прикосновения, наш первый поцелуй, нашу первую ночь, и все равно, меня так не накрывало. И дело было не в похоти, а именно в ощущении близости. Несмотря на то, что Илья всегда чутко реагировал на мои желания в постели, я словно постоянно настраивалась на него, убеждая себя, что он тот единственный и любимый.

От мыслей меня отвлеки тихие отзвуки мужского баритона где-то на первом этаже, и я застыла у окна. Определенно, это был голос Коула, и, судя по тому, что больше никто не говорил, он либо разговаривал по телефону, либо отдавал очередные распоряжения молчаливому персоналу.

Послышались его уверенные шаги на второй этаж, и я машинально сжала кулаки, то ли опасаясь, что он сейчас ко мне зайдет, то ли, напротив, готовая принять вызов судьбы и шагнуть на канат. Однако Коул прошел мимо моей комнаты, и апартаменты вновь погрузились в ночную тишину.

“Видимо, он нашел мне замену и утром меня отправят в Питер, как не пришедшийся впору подарок”, - аккуратно выдохнула я, но тут же чуть не подпрыгнула от звука сообщения, пришедшего по Скайпу.

“Как Гонконг? Твоя мама спрашивает, не собираешься ли ты домой? Когда проснешься, жду от тебя весточку…” — прочитала я послание от Гали и вздохнула. Мои родные волновались.

И опять меня накрыли противоречивые чувства. Желая пройти по канату над бездной, я совсем не думала о том, что будет с мамой, если я сорвусь. Да. Возможно это выглядело эгоистично и неблагодарно. Но с другой стороны — я хотела жить своей жизнью, а не маминой, это была моя дорога, мои желания, мои ошибки, и я хотела попробовать все то, что сама себе наметила, нащупывая не только свой путь, но и свои пределы.

“Я не сплю. Но уже собираюсь. Еще не привыкла к новому часовому поясу. У меня все нормально. Пусть мама не переживает. И ты тоже”, - ответила я сестре и поймала себя на мысли, что если мне уже завтра суждено вернуться в Питер, то я, несмотря на радость освобождения, буду немного разочарована, воспринимая возвращение домой, как упущенную возможность пройти через бездну и познать свои возможности.

До утра я так и не уснула, чувствуя, как нахожусь под стеклянным колпаком, который удерживала рука человека по имени Смерть. Ощущая это странное затишье, я то прохаживалась по комнате, то садилась на кровать, то вновь подходила к окну и рассматривала уже подернутый дымкой утреннего смога Гонконг.

Я кружила по комнате, превращая её в маленький песчаный смерч, и была настолько поглощена противоречивыми мыслями, что когда в восемь утра послышался стук в дверь, этот негромкий звук ударил по вискам металлическим колоколом.

На пороге появилась молчаливая горничная, и на этот раз в её руках не наблюдалось ни чистого халата с полотенцами, ни подноса с едой. Она, как обычно, любезно мне поклонилась и указала на выход.

“Видимо, меня вновь приглашают на завтрак, но теперь чтобы поговорить… — предположила я и посмотрела на свой халат. — Нет. Новости о своей дальнейшей судьбе я не буду встречать в таком виде”.

— Сейчас только переоденусь, — произнесла я и, пока горничная молча продолжала стоять, взяла из своего чемодана джинсы и трикотажную футболку, посчитав их приемлемыми для завтрака, и направилась в ванную комнату.

Ровно через десять минут я вновь поднималась на террасу, где завтракал Коул, а мое сердце в очередной раз сжималось от страха неизвестности.

Как я и предполагала, Коул завтракал на террасе с тем же видом на бассейн и утренний Гонконг.

Он, как и в первый мой визит сюда, был после душа одет в черный халат, и сейчас поглощал все ту же лососину на гриле. В первый момент мне даже показалось, что я вернулась в прошлое на пару дней назад, и по спине прошел озноб от хладнокровности, исходящей от этого человека.

Мне вдруг вновь стало неуютно, то чувство близости, которое я испытывала к Коулу, забилось куда-то в дальний уголок души, но я попыталась успокоиться и не отводить взгляда от этого человека.

Он прошелся объективом темных спокойных глаз по моей одежде и лицу, будто снимал кинокамерой, и указал подбородком на стул рядом. Официант подал мне суп из мидий, и я вновь испытала чувство, будто вернулась на два дня назад.

Скорее для вида взяв ложку, я молчала, ожидая, что Коул первый заведет разговор о моей дальнейшей судьбе, и, вероятно так бы и произошло, но утреннюю, подернутую дымкой, тишину нарушил телефонный звонок.

— Всё остается в силе, — ответил Коул и внезапно растянул губы в улыбке, слушая собеседника. — Только не говори, что от ти до грина ты уложишься в 72 удара. Или ты тренировался весь день на рендже? — Пауза. Коул усмехнулся и продолжил: — Готовь свой ламбо. Я уже выделил под него место у себя в автопарке… — опять усмешка, и я, бросая взгляд на Коула, в очередной раз отметила, что он всего лишь играл голосом. Глаза его были неподвижны и холодны. — Ок. Там разберемся с твоим гандикапом…

Судя по всему, звонил Боб, с которым у Коула была договоренность поиграть в гольф, а я досадовала, что этот разговор оттягивал мое освобождение.

— Да, она будет со мной, — между тем продолжил Коул, отпивая из бокала воду, и я машинально кивнула, уверенная, что он имел в виду ту, другую девушку-блондинку, видимо, тоже из коллекции.

“Сейчас меня посадят на самолет, и я вернусь домой…” — облегченно выдохнула я и даже немного расслабилась.

Между тем официант освежил мой бокал с водой, а Коул, завершив разговор, обратился ко мне.

— Приведи себя в порядок. После ланча будь готова. Тебя отвезут в гольф-клуб.

— Разве вы меня не отпускаете? — от неожиданности выпалила я, внимательно всматриваясь в его неживые глаза. Коул, казалось, не удивился моему вопросу, однако и не посчитал нужным отвечать. Молча вытерев льняной салфеткой рот, он встал из-за стола и спокойной походкой направился с террасы на выход, показывая тем самым, что разговор окончен.

И вновь я почувствовала, будто перенеслась на два дня назад. Как и в то утро, я смотрела на удаляющуюся фигуру Коула, но теперь не могла понять другого. Если у него не было цели отпускать меня, то почему он сделал рокировку с той, другой девушкой?

От неприятного ощущения еще одной грани цинизма Коула я нахмурилась, остатки непонятной близости с этим человеком забились еще глубже, и я мотнула головой, принимая реальность.

Если ночью я думала, что у меня была хоть небольшая вероятность выбора, то теперь я отчетливо понимала — выбора у меня никогда не было, меня уже толкнули на канат, и я стою на пуантах En avant и баланисую в воздухе над черной пропастью.

Отпив воды, я попыталась успокоиться и понять, почему Коул отправил меня тем вечером в отель, а не пошел дальше. Опыта в таких вопросах у меня было очень мало, и мне не хватало сестры, которая всегда могла дать мудрый совет и объяснить логику поступков того же Ильи или своего бывшего мужа. Но я понимала, что, может быть, жизнь выталкивала меня на самостоятельный путь, и наступило время учиться разбираться в людях без подсказок.