А вот он такой низости от нее не ожидал – пошатнулся, даже руку к щеке прижал, будто она его ударила. Смотрит волком, в глазах мечутся искры. Поделом тебе, милый друг, поделом.

– Забудь. – она махнула рукой. – Что вы здесь нашли?

– Ничего кроме старых записей и книг. – его голос звучит глухо.

– Здесь воняет смертью. – она втянула носом влажный воздух подземелья.

– Правда? Ничего не чувствую, только сырость. Ты учуяла это благодаря своим особым способностям?

Она окинула его презрительным взглядом и вышла в тоннель. Что с того, что он прав? Да, ее слух и обоняние – это результат произошедших с ней изменений, а еще это не его дело. Свят удивительно бесстрашен для человека, который скрывает от Святого Полка живую тень, которая совсем не похожа на Божественный дар.

Чем глубже в тоннель она заходила, тем отчетливее становилась вонь. Где-то здесь спрятано что-то очень нехорошее, что-то…

– Проклятое пекло! – выругалась она.

Тоннель закончился тупиком – каменной стеной, на которой кого-то распяли. Тело, прикреплённое к кладке железными браслетами, иссохло и стало похоже на вяленую рыбу, но остатки одежды говорили сами за себя.

– Эй! – крикнула Варна, приподнимая орарь15, вернее то, что от него осталось. – Кажется, я нашла вашего диакона!

Когда Свят подошел ближе, его лицо не просто исказилось – его перекосило от отвращения. Он резко сдернул с трупа орарь и бросил его на пол.

– Уходим.

– Кто его убил? – Варна едва поспевает за ним.

– Сейчас узнаем. – тон Светозарного не предвещает ничего хорошего.

Краем глаза Варна заметила как тень Свята отстает от них, то и дело оглядывается, а потом встала на четвереньки и припустилась следом.

Десять лет в компании мертвеца – это достаточный срок, чтобы перестать бояться. В детстве вид этой сущности привел ее в такую истерику, что Гореславу пришлось на руках тащить ее в церковь, орущую и брыкающуюся. Теперь ей интересно, что это за тварь, и почему она привязана к Святу.

Белый плащ мелькал то тут, то там, Свят мчался сквозь толпу, расталкивая нерадивых зевак. Чем дальше они отходили, тем сильнее болело в груди. В какой-то момент Варна поняла, что теряет зрение – перед глазами не плыло, картинка просто меркла, словно на глаза опустилась темная вуаль.

– Свят! – крикнула она, но ее крик утонул в людском шуме.

Сердце бьется так медленно, оно вот-вот остановится. Варна прижала руку к груди и принялась считать его удары. Один, два…пять… Медленно, слишком медленно. Кончики пальцев ледяные, в ногах слабость, она непроизвольно сделала шаг назад, а за ним еще один, и еще, пока плащ Свята не скрылся из виду.

Потом она бросилась бежать. Боль внутри превратилась в адское жжение, как будто кто-то приложил раскаленное клеймо к тому месту, где раньше была ее душа. Проблема в том, что она не знает, куда пошли Нина и Дарий – Вацлав повел их к очередному дому, в котором умерла вся скотина.

Улицы Торжка превратились в расплывчатое пятно, ноги несли ее вперед, но легче не становилось, а это значит, что Дарий не приближался, возможно, каждый шаг разделял их все больше.

Кто-то толкнул ее, но она даже голову не подняла. Тело совсем ослабло, разум затуманился. Ей вдруг показалось, что впереди она видит церковь, их церковь, ту самую, под крышей которой они с Дарием выросли. Постройка из грязного серого кирпича, на стенах потеки, оставшиеся после дождей, невысокая колокольня и крест, отбрасывающий тень на землю у входа.

А потом она увидела его – высокий, худощавый, совсем юный. На нем почему-то сутана16, скрывающая тело от горла до пяток, черная, в ней он выглядит совсем как Мстислав.

– Дарий! – выкрикнула она и остановилась.

Он обернулся, увидел ее и заулыбался, махнул рукой, подзывая ближе. Сколько лет она не видела румянца на его щеках? Слезы сами собой навернулись на глаза, ноги понесли ее вперед, к нему, к дверям, за которыми пахнет ладаном и свечным воском. Белый воротничок на его шее выглядит как ошейник.

Дарий что-то говорит, но звука нет. Варна подергала себя за мочку в надежде, что уши просто заложило, но ничего не изменилось. Он говорит и говорит, а она не слышит его. Дарий склонил голову к правому плечу и улыбнулся странной, пугающей улыбкой. Она заметила, что его резцы длиннее, чем обычно. Внутри неприятно заныло.

«Я в Аду» – вот, что он повторяет, она смогла прочитать это по его губам.

На лбу Дария появились раны, такие же, как у Христа – крошечные порезы от терний.

–…и, сплетши венец из терна, возложили Ему на голову и дали Ему в правую руку трость17. – от этих слов на языке оставалась горечь.

Раны начали кровоточить. Багровые капли стекают по лбу, катятся вниз, по переносице, стекают на брови, с них капают на щеки. Дарий больше не улыбается, его глаза, начинают блекнуть.

– Пожалуйста, – она тянет к нему руки, но не может коснуться, – прости меня.

Сутана истлела, густые темные волосы поредели, глаза запали глубоко в глазницы. Его кожа превратилась в тонкий пергамент и потрескалась. С каждым мгновением разложение становится все заметнее, Варна сама не поняла, когда отвернулась, не в силах выносить это зрелище.

– Варна!

Сквозь морок и боль, расходящуюся по телу волнами, прорвался голос, его голос, настоящий, живой!

Она обернулась – нет больше церкви, только узкая грязная улица, а впереди стоит Дарий, их разделяют несколько десятков шагов. Она чувствует его боль и смятение – эти чувства они тоже делят поровну.

Ноги ватные и не слушаются, но она все равно бежит к нему, а он – к ней. Она вцепилась в его плечи и боль начала отступать, удушье прошло, зрение снова стало ясным. Дарий сгреб ее в охапку и сжал. Их трясет так сильно, что зуб на зуб не попадает, от него пахнет тленом, но этот момент все равно лучшее, что произошло с ними за день.

– Никогда больше, – хрипло заговорил Дарий, – не уходи так далеко.

Она мотает головой, будто ей снова десять лет, давая молчаливое обещание никогда так больше не делать.

Много лет они сражаются с нечистью, что лезет из Черной Пади, смотрят в глаза смерти и чудовищам, порожденными больным воображением ведьм и Зверя, но настоящий животный страх испытывают только при расставании.

«Невозможно лишить человека души и заставить ее бродить по свету вне его тела» – сказал Мстислав, но оказался не прав. Вот она – Варна, а вот он – Дарий, и только вместе они становятся настоящим человеком, таким, каким задумал его Господь.

Ей исполнилось одиннадцать и все вдруг изменилось – Нина позволила ходить в лес за травами, Мстислав торжественно вручил настоящий, выкованный в городе меч. Тихомир стал разговаривать с ней по-взрослому, спокойно, без поучительного тона.

Дарий старше на полтора года, и с тех пор, как он получил свое оружие, мальчишка начал важничать – задирал нос, говорил с Варной, как с ребенком, копируя поведение старших. Ее это ужасно злило, ведь они друзья! Все больше времени он проводил на тренировочной площадке, сблизился с остальными мальчиками и, в конце концов, перестал обращать на нее внимание.

Терпения ей было не занимать – пока она жила с родителями, которых, кстати, почти перестала вспоминать, ей доводилось терпеть побои и жестокость, так что прохлада, исходившая от Дария, ее не пугала. Варна просто еще раз убедилась в том, что все люди одинаковые и доверять кому-то – достаточно глупо и недальновидно.

Слов таких она нахваталась у Нины и Светланы – они занимались с детьми грамотой, учили их читать и заставляли учить стихии и песни. Еще молитвы, конечно же, но этим предпочитал заниматься Мстислав. Тихомир присоединялся к занятиям редко, с каждым годом он все больше сдавал, уменьшался в размерах и только в год своего одиннадцатилетия Варна поняла, что он долго и серьезно болел.