– Очнулся! – восторженно воскликнула Любочка и поспешно обернулась, намереваясь кого-то позвать, и очень удивилась, когда её глаза упёрлись в белый халат. Медсестра говорила только для Лента, для Любочки она молчала. Молчала и странно бездействовала, глядя на пришедшего в себя пациента.

Но Любочка, нужно отдать ей должное, сориентировалась, как всегда, быстро:

– Ну что же вы стоите? Позовите доктора! Докто́р! Силь ву пле, докто́р!

Лент мог бы вмешаться, но не хотел мешать Любочке заботиться. Он только утвердительно кивнул и проводил медсестру глазами.

– Я прилетела первым же рейсом, Лаврентий Петрович. Эти англичане устроили в конторе такой переполох, что мне ничего не оставалось, как собраться и приехать. Не доводилось мне сталкиваться с таким напором, скажу я вам. И должна признать, что до сих пор нахожусь под впечатлением от работы наших международных коллег. Вы ведь даже Алевтине не рассказали где вас искать, а они в два счёта вычислили. Да вы не волнуйтесь, – предупредила она его комментарий, – мне всё оплатили, встретили, довезли. Европа!

– Спасибо, Любочка, – всё же высказался Лент. – Право, не думаю, что вам непременно стоило ехать. В крайнем случае, могли прислать Алевтину.

– Могли, – улыбнулась она, – и даже собирались, но у Алевтины не то что визы, у неё и загранпаспорта не нашлось. Так что вашей сиделкой на этот раз буду я.

Всё верно, Алевтина не любила путешествий – говорила, что за свой долгий век устала от них несказанно. Лент не спорил, его устраивало, что, возвращаясь домой, он всегда находил кормилицу на вкусно пахнущей кухне.

Любочка заправила за ухо локон строгого каре, попытавшийся омолодить её лицо, высыпавшись на щёку, и поправила офисный костюм. Правда что ли, прилетела, в чем была? Похоже на то.

– А где же ваши вещи, Любовь Артемьевна? – её никто так не называл, разве только совсем незнакомые люди. Но ей это нравилось, Лент знал. Как нравилось и поддерживать лёгкую дистанцию с сотрудниками их скромного детективного агентства, которых никто не именовал по отчеству, кроме Любочки. Она и Лента никогда не звала Лентом, только Лаврентием Петровичем.

Любочка коротко кивнула на сумку-саквояж у своих ног с перекинутым по верху плащом и строго вопросила:

– Ну, и как же вас угораздило?

Этого Лаврентий Петрович сказать ей не мог. Как не мог объяснить и того, что в скором времени их сыскную контору придётся прикрыть. Впрочем, с этой информацией торопиться не стоило – отпускать от себя Любочку он в любом случае не собирался, куда бы его ни распределили, а необходимость перемен он объяснит ей по факту.

Если его отец не изменил своим пристрастиям, то придётся Ленту вспоминать не только французский, но и английский, и готовится к тяжёлому интеллектуальному труду на ниве интриг и склок международной дипломатии. Что ж, поиграем!

Что интересно, подобной азартной мысли никогда бы не промелькнуло в его былом зелёном мозгу, тогда как нынешний, синий, как нарочно, мыслил криво, кренделями, и в подобном режиме чувствовал себя вполне уютно, успевая параллельно фиксировать биржевые котировки, пролетающие по обеззвученному телеэкрану бегущей строкой.

– Так что случилось, Лаврентий Петрович? Где болит? Выглядите вы, к слову, прекрасно. Я всегда подозревала, что чудес не бывает только у отечественной медицины. – Покрутившись в кресле, Любочка подумала, о чём бы ещё спросить, и предложила ему воды. Он согласился и предоставил ей возможность повосторгаться западными порядками по ещё одному поводу – в палате оказался супер-навороченный кулер, регулирующий температуру воды – тогда как сам он задумался над вопросом «где у него болит».

Не болело нигде. И это было странно. Его телу давненько не приходилось ощущать подобной лёгкости, всё же возраст. Возможно, Любочка была права, и чудеса западной медицины действительно существовали. Однако он не сомневался, что существовали они не бесплатно, и стандартный пакет синих, то есть аналог первоклассной клановой страховки, играл в этом процессе немаловажную роль.

Пожалуй, в собственном организме Лента не беспокоило ничего, кроме разгорающегося вулканом беспокойства за девушку Мину. Это чувство было новым, вернее, хорошо забытым старым. Да, он беспокоился о той, кому довелось столкнуться с яростью разочарованного Демона, но беспокоился не просто так, а особенно: как раньше беспокоился об Анне. Стало остро неуютно – ему срочно требовалась информация, и верная боевая подруга Любочка, даже будучи ходячим архивом родного сыскного агентства, помочь ему сейчас не могла.

Запустив по привычке руку в шевелюру, он приготовился застрять пальцами в жёстких завитках и хорошенько раструсить посиневшие мозги, чтобы не расслаблялись, но пальцы проскользнули сквозь шёлк послушных длинных прядей на удивление быстро, и он с недоверием воззрился на русый локон без признаков седины. А глаза уже зацепились и никак не хотели отрываться от ладони, его ладони, но не грубой и обветренной, каковой она должна быть, а неприлично гладкой и ухоженной для его возраста и профессии.

Любочка поставила стакан на тумбочку, рядом с телефоном, и достала блокнот:

– Пройдёмся по платежам, Лаврентий Петрович?

От ежедневной процедуры кредитного контроля, процесса неизбежного для любого частного предпринимателя, он не уклонялся даже в командировках. Если личный контакт оказывался невозможным, Любочка аккуратно снабжала его краткими отчётами по электронной почте. Однако на этот раз его внимание никак не желало фокусироваться на должниках, он рассматривал стакан воды и незнакомый айфон. Точно не Любочкин. Его контора снабжала сотрудников дешёвыми трубками Нокиа.

Отметив некоторую закономерность среди прозвучавших имён, и рассеянно предложив Любочке замкнуть пару кредиторских задолженностей на одну дебиторскую – пусть сами разбираются внутри клана, – хотя этого он, конечно, не сказал, помощница ничего не знала ни о каких кланах, – он неожиданно и довольно строго попросил её выйти, и лишний раз порадовался её умению не задавать вопросов – второму божьему дару после умения заваривать кофе в джезве. Объясняться времени не было. Информация требовалась срочно, и он надеялся, что чужой телефон совсем не напрасно лежит на тумбочке у изголовья его кровати.

Как раз в тот момент, когда Любочка плотно прикрывала за собой дверь, в ответ на вызов единственного сохранённого номера, из трубки донеслось уверенное:

– Сын!

– Отец… – раздражение пришлось сдержать. Нужно привыкать, теперь их связывают не только узы крови, но и устав клана. – Что с девушкой, отец?

На том конце засмеялись. Всё как всегда. Лёгкость по отношению к проблемам, не имеющим прямого касательства к его собственным, то есть к интересам ныне отставного советника Британской Короны Питера Скорза, давно перестала обижать его единственного сына.

– Только очнулся и уже девушка? Лаврентий, ты неисправим.

Расшаркиваться в любезностях и ничего не значащих ремарках для поддержания светского разговора Ленту не хотелось, но что-то внутри принимало правила новой игры, и он ответил отцу в тон:

– Возможно, и тебя она заинтересует. Я, знаешь ли, нашёл очаровательной её квартирку под крышей, а особенно дыру в мембране, открытую никем иным, как самым настоящим чёрным.

Пауза была короткой, но Лент почувствовал, что отца он заинтересовал:

– Ты видел его своими глазами?

– Ближе, чем тебя когда-либо. – Ему хотелось кричать и требовать, но единственно верным способом общения с его отцом было подначивание, так называемый дружественный стёб, хотя никто так и не объяснил Ленту, что общего между стёбом и дружбой. Собственно, в случае с его отцом, значения это как раз и не имело. Главное, заставить родителя задуматься.

– А она? Она тоже его видела?

Знать бы! Но как ни хотелось Ленту ответить «не знаю», делать этого не стоило. Такие вопросы нужно просто пропускать, что он и сделал.

– Как я попал в Нёйи-сюр-Сен, отец? – разговор был самым обычным, без видео сопровождения, но Лент мог поклясться, что отец равнодушно пожал плечами: