Как отмечал находившийся неподалёку на скамейке запасных Анатолий Исаев, в тот момент на Боброва было просто страшно смотреть: он сильно ободрал плечо и лицо, на котором сочившаяся кровь перемешалась с гаревой крошкой.

Сдержавшись, чтобы не кинуться на обидчика, Бобров наградил Лермана крепким словцом и вышел на второй тайм на взводе, хотя до перерыва был малоактивен.

На 50-й минуте Симонян, прорвавшись по левому флангу, послал мяч вдоль ворот к ближней штанге, куда устремился Бобров. Противодействовать ему бросились Лерман и вратарь Макаров, но Всеволод каким-то непостижимым образом просунул ногу между ними и коротким касанием, напоминающим щелчок, переправил мяч в сетку.

На 84-й минуте Симоняну удался прорыв по правому краю. Он переадресовал мяч в центр, где его принял Бобров. Обыграв своего сторожа Лермана, Всеволод оказался против сменившего Макарова в воротах Лемешко. Вратарь двинулся навстречу, но, попавшись на ложный замах, распластался на траве, а Бобров мягко послал мяч над ним.

Описывая в книге «Под покровом творимых легенд» со слов Анатолия Исаева события киевского матча, Владимир Пахомов предположил, что Лерман действовал тогда против Боброва с особым ожесточением с задней мыслью. Будто бы он видел в нём бывшего игрока ЦДКА и выместил злобу, которую затаил на этот клуб за то, что ему, приглашённому армейцами в 1947-м в Чехословакию, так и не дали там сыграть.

На наш взгляд, эта конспирологическая версия вряд ли верна. Во-первых, прошло уже много лет, а во-вторых, Паша (так его звали в обыденной жизни) Лерман всегда отличался жёсткой, на грани фола игрой, таких на спортивном жаргоне именуют «костоломами».

В журнале «Физкультура и спорт» даже появилась эпиграмма на него:

Вас по грубости рекордной трудно превзойти,

Знать, у Вас с советским спортом разные пути.

Те два очка, набранных при помощи Боброва, позволили «Спартаку» сохранить такой отрыв от тбилисского «Динамо» на финише.

«Абсолютно гениальный футболист был. Наверное, самый гениальный из всех, с кем я сталкивался», — резюмировал о Боброве Анатолий Исаев.

В другой книге — «Спартаковские исповеди» — Анатолий Исаев, дополняя Симоняна, рассуждал по-своему: «Когда ВВС расформировали, Бобров вроде бы закончил — какое-то время нигде не играл. И вдруг они где-то в июне вместе с Толей Башашкиным в “Спартаке” оказываются! Приняли его в команде потрясающе — авторитет-то гигантский. И спартаковцем он себя почувствовал настоящим, хоть большую часть карьеры в ЦДКА играл. Подходил он нам идеально.

Сыграл он за “Спартак”, к сожалению, всего четыре официальных матча. Много травм было, а в 1954-м ему вообще в футбол играть запретили. Руководство так решило, чтобы сберечь его для хоккея. Ноги-то у него постоянно опухшие были, он их всё время перебинтовывал. За какой вид спорта ни брался — всё хорошо делал. Говорил: “Талант в футболе — талант во всём”.

Анатолий Салуцкий был конкретен: «Защитники-костоломы продолжали нещадно бить Всеволода Боброва, норовя попасть именно по больной ноге. К большому сожалению, бесследно пропали футбольные щитки этого выдающегося спортсмена, которые могли бы стать украшением любого спортивного музея, напоминая о мужестве их владельца, и одновременно являясь вещественным доказательством стиля игры некоторых защитников того времени, укором для них.

Эти щитки из красной губчатой резины с проложенными в середине бамбуковыми реечками Бобров привёз из английского турне 1945 года. Потом он играл только в них — до самого своего последнего матча. И эти щитки имели в конце футбольной карьеры Всеволода такой страшный вид, будто они изрешечены осколками от снарядов: бамбуковые палочки были раздроблены, резина искромсана».

Своими впечатлениями в книге Анатолия Мурадова делился близкий друг Боброва Евгений Казаков: «Как-то зимой — это было ещё в ВВС — мы встретились с Всеволодом на процедурах: я потянул голеностоп, а он маялся со своим коленом. И оказались в соседних кабинках. Я пришёл раньше, лежу с парафином на ноге, и входит он. С палочкой, хромает. Говорит, что сделали ему новокаиновую блокаду и послали сюда на процедуру. Ну, раздевается, ложится рядом...

Я глянул на его колено — вы не поверите: колена не было, была сине-красная вздутая подушка, нога просто не сгибается. С такой ногой положен месяц постельного режима. Я ему говорю: “Как же ты ходишь?” А Бобров мне: “Ходишь! Мне вечером играть”. А они в тот день должны были играть с динамовцами. Я не поверил: “Ты же не сможешь!” — “А кому играть? — говорит. — Надо”. Я в ответ: “Ты бы ногу пожалел”.

Но с ним бесполезно было спорить, если он что-то решил. Я всё же поехал на “Динамо” вечером, посмотреть. Выезжают на разминку, и он со всеми. Разминался, правда, как-то вяло: раза два объехал площадку, потом побросал Мкртычану метров с двух, но тоже как-то нехотя, словно через силу. Ну, вижу, не может играть человек — тяжело. И он уехал со льда.

А потом вызывают команды на поле, смотрю, Бобров выводит своих. И такое показал! Конечно, с такой ногой он полноценно отыграть не мог, поэтому силы экономил, но зато когда взрывался, творил чудеса: как и раньше, один проходил с шайбой через всю площадку и забрасывал. Сам всю игру и сделал».

Несколько бывших футболистов ЦДСА и ВВС избрали военную стезю, поступив в различные военные академии. Валентин Николаев и Юрий Нырков сдали приёмные экзамены в Академию бронетанковых войск им. И. В. Сталина (позднее — им. Р. Я. Малиновского). Самолюбие майора Николаева было задето тем, что политорганы не утвердили его в качестве капитана команды МВО, и ему пришлось передать повязку Ныркову. Это событие, к счастью, не нарушило отношений давних друзей. Николаев стал слушателем инженерного факультета академии, а Нырков — командного.

Правда, вскоре Ныркову пришлось взять академический отпуск. В 1954 году была воссоздана футбольная команда ЦДСА, и Юрий Александрович ещё один сезон помогал в её становлении. Николаев искушение футболом преодолел и сосредоточился на учёбе, а вот его партнёр прежних лет Владимир Дёмин попытался быть полезным команде, но из этого мало что получилось. Вернулись к родным пенатам и другие: Анатолий Башашкин, Александр Петров, Сергей Коршунов, Виктор Фёдоров, Анатолий Порхунов, Борис Разинский, Василий Бузунов.

Впоследствии, став олимпийским чемпионом, Башашкин поступил на тот же факультет Академии бронетанковых войск, что и Николаев, а Фёдоров последовал за Нырковым. Примечательно, что Николаев и Башашкин уволились в отставку полковниками, а выпускники командного факультета Нырков и Фёдоров генерал-майорами.

Наставлял всех поступавших в Академию бронетанковых войск служивший там начальником кафедры физподготовки Борис Михайлов, много лет отыгравший за команду ЦДКА по русскому хоккею. Свою «миссионерскую» деятельность Борис Митрофанович продолжил затем и в Академии химзащиты им. С. К. Тимошенко, куда в качестве преподавателей привлекал известных армейских спортсменов, среди которых одно время был и Евгений Бабич.

Глядя на своих бывших одноклубников, решил не терять времени даром и Всеволод Бобров. К тому же в начале осени он ушёл из «Спартака». Вместе с Александром Стригановым они стали слушателями Военно-воздушной академии в подмосковном Монине (позднее она стала носить имя Ю. А. Гагарина). Но Стриганов к той поре уже расстался со спортом, а Бобров не намеревался прощаться с хоккеем.

Хоккеисты ВВС оказались в нелёгком положении. Они поступили в распоряжение Анатолия Тарасова, хорошо представляя себе сложность отношений между новым и прежним тренерами. И если для кого-то это не имело значения, то некоторым — Евгению Бабичу, Виктору Шувалову, Александру Виноградову и Григорию Мкртычану — представлялось весьма существенным.

Поскольку в руках Тарасова оказались фактически две команды, было принято решение, что из невостребованных хоккеистов будет воссоздана команда ЦДСА по хоккею с мячом. Её формированием занялся Владимир Меньшиков.