77-я минута. 3:5. Комбинация, приведшая к голу, началась после углового, поданного с левого края Бесковым.

Игорь Нетто: «Гол, который он забил “щёчкой”, вырвавшись вперёд, забил под острым углом, послав неотразимый мяч под штангу, до сих пор у меня в памяти. Это был образец непревзойдённого мастерства...»

После счёта 3:5. Леонид Иванов: «Югославы прижаты к воротам. Бобров громко кричит: “Все вперёд! Они устали!”».

90-я минута. 5:5. Угловой. Подавать со своего правого фланга побежал Василий Трофимов. Константин Бесков его остановил: «Тут я ему и говорю: “Разреши, я подам”. — “Давай, раз тебе так везёт”, — ответил Трофимов. Я перехожу на правый край, устанавливаю мяч возле углового флажка, коротко разбегаюсь, навешиваю на штрафную площадь, и Александр Петров сквитывает счёт!»

Фридрих Марютин: «Особенно мне последний мяч запомнился. Трофимов, по-моему, угловой подавал, а Сашка Петров мне кричит: “Ты ростом маленький, отойди — я на твоё место!” И головой забивает!»

Дополнительное время. Александр Нилин со слов Василия Трофимова записал: «Трофимов выдал от лицевой линии отличный пас Бескову. Тот бил с шести метров и попал в штангу. Мяч отскочил к Николаеву. Николаев без подготовки сильно пробил...»

Михаил Якушин: «Множество голевых моментов не использовала сборная СССР. Один из них до сих пор стоит перед глазами. Бесков с линии площади ворот спокойно бьёт, как мы говорим, “щёчкой”, наверняка, а мяч попадает... в штангу. И происходит это буквально за минуту до конца игры».

Константин Бесков: «Позиция у меня была всё-таки не голевая. Уж очень под острым углом к воротам я оказался. С этого места успеха можно было добиться лишь ударом с подкруткой, подрезав мяч. Такой удар я и выполнил своей травмированной правой ногой, но, к сожалению, мяч попал в штангу».

Удар Николаева с нескольких метров в дополнительное время парировал вратарь Беара.

Валентин Николаев: «Бил вроде бы правильно, но удар получился “поясной”, а надо было бы пониже — тогда бы вратарь не взял».

Автандил Гогоберидзе: «Николаев, оставшись один, метров с 6-7 попал прямо во вратаря. Удар был настолько сильный, что рикошетом от груди вратаря мяч вылетел за пределы штрафной площадки».

Фридрих Марютин припомнил, что на матче присутствовала сборная Венгрии и болела за советскую сборную: «Венгры страстно хотели сыграть с нами в финале. И обыграть! В товарищеских-то играх мы их чесали... А венгры-то покрепче югославов были. В самом расцвете. Англичан разодрали...»

Переигровка состоялась через два дня, там же в Тампере. Ей предшествовали два заслуживающих внимания события.

Первое — футбольное. Сначала посмотрим на него глазами тренера Михаила Якушина: «На следующий день после первой встречи с югославами в жаркий полдень мы провели тренировку. Была ли в ней нужда? Безусловно. Но для того, чтобы сбросить усталость, надо было легонько побегать, побаловаться, как говорится, с мячом. А мы, тренеры, чуть переборщили с нагрузкой, да и сами футболисты не проконтролировали своё состояние... Переусердствовали, словом, и те и другие. Неудачным и тяжёлым получилось это занятие накануне ответственнейшей игры. Для меня, во всяком случае, эта тренировка стала уроком на всю жизнь...»

Анатолий Башашкин рассказывал: «Мы мечтали отоспаться, но нас почему-то разбудили рано и повели на зарядку. На наши недоумённые вопросы отвечали: “После зарядки позавтракаете и спите дальше”. Улеглись после завтрака спать, как вдруг часов в 12 будят: “На тренировку!” Опять недоумеваем. Подошёл я, помню, к Владимиру Васильевичу Мошкаркину, он вроде как начальником команды у нас был, и спрашиваю: “Почему поспать не дали?” А он в ответ: “Ты что? У югославов выиграть не хочешь?” Махнул я рукой и пошёл тренироваться».

Второе из анонсированных событий — политического свойства. Его представим по мемуарам Николая Романова: «В день матча с югославской командой приехал посланник Советского Союза в Финляндии В. 3. Лебедев... Я сразу заметил, что он чем-то взволнован и встревожен. Виктор Захарович рассказал, что только что получена телеграмма из Москвы от И. В. Сталина по поводу футбола...

Мне было известно, что в Москве отношение к футболу особое, тем более к предстоящему повторному матчу с Югославией. Телеграмма это подтвердила...

На собрании я полностью зачитал примерно двухстраничный текст телеграммы... Всем футболистам было ясно, чего от них ждут. Конечно, телеграмма ещё больше поднимала ответственность каждого за исход матча, но, к сожалению, на игроков она оказала слишком сильное психологическое воздействие и вместо уверенности породила нервозность».

Можно сравнить и ощущения игроков. Об атмосфере в стане соперников рассказывает Райко Митич: «До сих пор все говорят, что на вторую встречу нас настраивали особо, но, по моим воспоминаниям, кроме рассказа о том, что Тито слушал по радио репортаж о первой встрече, никакого специального нажима на нас не оказывали.

Помню ещё, что накануне повторной игры Златко Чайковски допоздна водил нашу команду по парку, где мы жили, и внушал всем, что мы сильнее сборной СССР и потому должны победить. Он сумел настроить игроков».

В советской сборной, как мы уже знаем, всё обстояло иначе. Автандил Чкуасели вспоминал: «Я хорошо помню, что до начала матча нам, игрокам, показали телеграмму от Сталина: “Мы в вас верим, вы должны победить”. Да, нам напоминали, и довольно часто, что матч надо выиграть во что бы то ни стало. Это на нас действовало не столько ободряюще, сколько угнетающе».

Волею судеб именно Чкуасели оказался в центре внимания при рассмотрении причин неудачи в переигровке.

Молодой тбилисец, который обычно играл на позиции левого крайнего нападающего, вряд ли мог себе представить, что будет призван в основной состав.

Глубоко проанализировал эту ситуацию Аркадий Галинский. Оказывается, в день матча врач команды Алексей Найдёнышев и Константин Бесков подтвердили, что динамовец готов сыграть инсайдом. Это известие обрадовало Аркадьева, но вводить в состав Марютина он на сей раз счёл нецелесообразным. Иными словами, тренер, имея возможность поменять по сравнению с первым матчем местами Бескова с Марютиным, делать этого не стал.

«Аркадьеву хотелось, чтобы в переигровке у футболистов был гораздо больший, нежели в первом матче, простор для атакующей игры в центральной полосе, — продолжал Галинский. — И следовательно, требовалось максимально растянуть вдоль фронта югославскую защиту и полузащиту. А этого можно было достичь только путём равномерного “посева” пяти нападающих по всей ширине поля.

Тогда-то Аркадьев подумал о Чкуасели и, переговорив с ним, убедился, что молодого футболиста перспектива участия в переигровке ничуть не смущает. Впрочем, прежде чем объявить о своём решении, Аркадьев держал совет с Якушиным, а затем — в его присутствии — с Бобровым, Бесковым, Николаевым и Трофимовым. Возражений против кандидатуры Чкуасели не выдвинул никто».

Далее Аркадий Галинский раскрыл план тренеров, суть которого состояла в том, что своей активностью на фланге Чкуасели должен был связать действия правого защитника — лучшего в обороне югославов — Бранко Станковича.

«Оказывается, Аркадьева привлекало умение Чкуасели действовать по “желобку”, — пояснил Галинский. — Это означало, что без крайней надобности он не станет смещаться в центр, а следовательно, уведёт и своего визави к боковой линии».

Однако ставка на форварда из Тбилиси себя не оправдала. Фридрих Марютин поделился наблюдениями: «Я на скамейке сидел, смотрю: Чкуасели на первых же минутах ка-а-к по флангу прошёл, отличную передачу сделал! И всё. Встал на бровке. Скамейка близко, грузины — запасные — ему кричат: “Давай, беги!” — а тот в ответ: “Не могу, трясёт меня...” И играли десять человек».

Именно это как причину поражения в матче с югославами и инкриминировали затем Борису Аркадьеву. В ход шли разные аргументы, вплоть до того, что Чкуасели плохо владел русским языком и не понимал подсказок тренеров.