Считается, что о решении этом Лобановский объявил весной, за несколько месяцев до турнира. Это не так. Мне, например, он рассказал о решении уйти из сборной почти сразу после возвращения с европейского первенства, в конце июня 88-го. Но то была частная беседа. Публично же впервые он объявил об этом 3 ноября 1988 года в своей статье «Взгляд с гребня», опубликованной в газете «Советская Россия», предложившей Лобановскому ответить на некоторые письма читателей. В числе прочего у него спросили, удобно ли ему «сидеть сразу на двух стульях». — «Всегда было неудобно, — ответил Лобановский. — Утешает, что точно известно, когда это кончится, — в 1990 году. Тренеры сборной у нас не заключают контрактов с Госкомспортом, но такова у меня, можно сказать, джентльменская договорённость с руководством. Я бы не выполнил своего профессионального долга, если б воспользовался отсутствием документа, заменяющего контракт, и подал бы в отставку до чемпионата мира. Глубоко убеждён: тренерский состав сборной должен работать не менее четырёх лет и отчитываться именно по итогам мирового первенства. Так что потерпите. А уж перемены у руля сборной будут обязательно».
«Помимо Михайличенко, игрока для сборной крайне необходимого, — рассказывал Лобановский о кадровых проблемах перед итальянским чемпионатом мира, — из средней линии выбыл Яковенко. Он получил травму в полуфинале Кубка страны с ЦСКА. Нам казалось, что после серьёзной травмы, настигшей Яковенко годом раньше, он пришёл в себя. Полузащитник начал, как он это умеет, безостановочно и осмысленно передвигаться по полю, появляясь в самых неожиданных для соперника точках. Медицинские показатели подтверждали это наблюдение: данные Яковенко свидетельствовали о том, что постепенно он приблизился к своему лучшему состоянию.
К этому следует добавить: нас беспокоили неопределённость состояния Заварова, долгое время не игравшего, ситуация с Добровольским, для которого тренировочный сбор перед чемпионатом мира фактически стал восстановительным после травмы периодом, повреждение у Бессонова.
Михайличенко, Яковенко, Заваров, Добровольский, Бессонов — ключевые футболисты из средней линии. Необходимо было искать оптимальные сочетания полузащитников. С ними или без них. Полностью или частично.
При всех возможностях проводить в советское время весьма длительные централизованные сборы нам так и не удалось стабилизировать состав. По разным причинам. По причине травм в том числе».
После расшифровки результатов тестирования тренеры внесли некоторые коррективы в программу подготовки и 24 мая приступили к заключительному этапу тренировочной работы. Тестирование, к слову, подтвердило визуальные наблюдения, о которых Лобановский поведал в Ганновере игрокам: одни из них находились в удовлетворительном состоянии, другие — чуть ниже удовлетворительного. Была ещё и третья группа, весьма, стоит заметить, малочисленная — её представители пребывали в хорошем состоянии. После шести дней напряжённой работы провели новое тестирование — положительные сдвиги нельзя было не заметить. На заключительном этапе московского сбора ни у Лобановского, ни у его коллег не было по работе претензий ни к одному из футболистов.
После Израиля советская команда провела два тренировочных матча в ФРГ — с молодёжным составом «Шальке-04» (7:0) и «Ганновером» (4:0). В Германии к тем, кто выезжал в Тель-Авив, добавилась ещё одна группа футболистов, прилетевших из Москвы. Играли все. После «Ганновера» Лобановский попросил помощников собрать игроков для небольшого разговора. Сказал, что состояние большинства из них оценивается тренерами не более чем удовлетворительно, а некоторых — и того меньше, и попросил футболистов сосредоточиться на той работе, которую предстояло выполнить за время, оставшееся до чемпионата мира, и забыть обо всех локальных неудачах первой половины сезона.
Между поездкой в Германию и началом сбора в Новогорске тренеры отпустили футболистов. Фактически на двое суток: со второй половины 21 мая до второй половины 23 мая. У них не было сомнений в том, что это необходимо было сделать. Во всяком случае, с точки зрения психологии. «Если бы мы из Шереметьева, — говорил Лобановский, — отвезли игроков на базу и не выпускали бы их с её территории до дня отлёта в Италию — 4 июня чартерным рейсом, — то вполне могли стать свидетелями психологического срыва».
Лобановскому с коллегами было не до отдыха. Они провели свободный день не вместе, но постоянно созванивались — друг с другом, с врачами, с представителями научной группы, — дабы определиться окончательно по каждому кандидату на 22 места в составе сборной. Лобановский с Симоняном отправились в Госкомспорт СССР на неизбежную перед каждым серьёзным турниром процедуру: сначала проходило заседание тренерского совета с участием ряда тренеров клубов высшей лиги, потом — полуторачасовое заседание бюро исполкома Федерации. Вопросы на обоих собраниях обсуждались одни и те же: состав, степень выполнения программы подготовки, характер заключительного этапа. Лобановский напомнил, что матч с Израилем должен был, согласно предварительной договорённости, состояться 28 мая, а не 15-го. Тренерам ничего не оставалось делать, как перекраивать план подготовки. Они не могли отказываться от этой игры — перед чемпионатом мира днём с огнём нельзя найти свободной квалифицированной команды для тренировочного матча. Быть может, из-за внезапных перемен и игра у команды вышла скомканной.
4 июня утром команда за 20 минут добралась из Новогорска в Шереметьево, откуда на Ту-134 отправилась чартерным рейсом в Пизу. В Италии сборная подчинилась турнирным будням: аккредитация во Флоренции, переезд в Чокко, определение основного состава, выезд в Бари, первый матч с румынами...
Синьор Моруччи, владелец комплекса в Чокко, сказал, что рассчитывает на пребывание здесь советской команды не меньше месяца. Его бы устами...
В каждом из трёх матчей группового турнира в составе сборной СССР выходили на поле по 13 футболистов. Говорят, будто тренер надеялся «только на игроков киевского “Динамо”». Но цифры не сходятся. Во встрече с румынами на поле было 6 игроков других клубов, с аргентинцами — 8, с камерунцами — 7.
Лобановский вполне мог дать профессиональную оценку вратарям. Он, например, понимал, что Александр Уваров на данный конкретный момент был сильнее Рината Дасаева и должен занять место в воротах в первой же встрече в Бари с румынами. Но полагал, что опыт и авторитет Дасаева должны превзойти уровень надёжности Уварова, и настоял на кандидатуре Дасаева, против которого были Никита Симонян и Юрий Морозов. Сергей Мосягин поддержал Лобановского, мнения разделились поровну, но главный в такой ситуации имел, в соответствии с достигнутой «на берегу» договорённостью, два голоса.
Когда Лобановский говорил о том, что команде по силам оказаться в полуфинале, он исходил из её потенциальных возможностей. «Нам, однако, не удалось к матчу с румынами выйти хотя бы на 80-процентный уровень готовности, — констатировал он. — В Германии четыре года назад к первой встрече вышли, а в Италии — не сумели. Но и при этом вполне могли сыграть с Румынией хотя бы вничью. С Аргентиной же битва была не на жизнь, а на смерть. С обеих сторон, понимавших, что проигравший фактически из Кубка мира выбывает. И судья, как показали события матча, хорошо всё это осознавал. Как это Аргентина выбывает? С Марадоной? Да вы что!..»
Карл-Хайнц Хайманн, издатель авторитетного немецкого еженедельника «Киккер», опубликовал список повлиявших на результат ошибочных решений арбитров в матчах с участием советской сборной на последних крупных турнирах. «Список, — прокомментировал Хайманн, — получился довольно длинным — от матча с бразильцами в 1982 году в Испании до игр на чемпионате мира в Италии. В нём, естественно, и отборочный матч чемпионата Европы 1983 года в Лиссабоне с Португалией, и ошибки Фредрикссона в Мексике во встрече против бельгийцев. Это верно: в важных международных матчах советским командам очень часто приходилось страдать от судей. Но было бы неправильно всю вину сваливать на них».
