Даже если бы мы не знали о лёгком характере и весёлом нраве ряда игроков сборной (а мы об этом знаем), всё равно невозможно предположить, что среди 20 сильных, честолюбивых молодых мужчин нет ни одного, кто согласился “погадать на чемпиона”, — тем более что гадания эти имеют чёткий аромат шутки. Трудно предположить, что общительный Дасаев отказался бы от интересного интервью, а ироничного Протасова вывело из себя его собственное остроумие.

Дело, судя по всему, не в коллективной угрюмости, вдруг поразившей весь спортивный коллектив. Дело в давних нравах. В обожествлении конечного результата как апофеоза отчётности. В примитивно толкуемом правиле “победителей не судят”. Судят. И в спорте — тоже. Сборная Голландии проиграла нам (речь о матче на групповом этапе. — А. Г.). Могла выиграть. Это видели все. И все видели, что голландец Гуллит, бывший на поле лучшим, не злился, не психовал, что сразу после свистка судьи его обращение с соперниками было и приветливым, и улыбчивым.

Такие победы не зависят от улыбки случая. Такой гол не засчитать нельзя.

Несколько читателей, позвонив в редакцию, предложили поискать корни невыразительной игры с ирландцами (опять же на групповом этапе. — А. Г.) в жёсткой зарегулированное™ нашей сборной, в её оторванности от общей атмосферы праздничного общения, в идеологической “перекачке”.

А если бы Дасаев отбил тот мяч? Или Протасов забил в ответ два? Если бы, наконец, команда провела бы весь матч блистательно и переиграла ирландцев наголову? Тогда что, запрет на общение с журналистами (и, следовательно, запрет на общение с читателями) был бы оправдан?

Есть ещё одно объяснение того, как появляются у нас “неулыбающиеся команды”. Оно прямо вытекает из того энтузиазма, с которым В. Маслаченко поведал о запрете на общение.

Совершенно ясно, что никакого энтузиазма опытнейший комментатор не испытывает и испытывать не может. Наоборот, он глубоко завидует своим английским, голландским и прочим коллегам, у которых есть возможность для нормальных контактов с тренерами и игроками национальных команд.

Тогда отчего же эта песнь неулыбчивости? От страха. Уже не раз спортивные лидеры показывали, что у них есть реальные возможности оказать влияние не только на состав сборных, но и на команды пишущих и передающих. Торжествовал принцип: выиграют — ликуйте, проиграют — критикуйте!

Мы хотим, чтобы выиграли. Мы готовы пожертвовать бессонными ночами. И ещё многим. Но не гласностью. Победа гласности дороже всех побед».

Демагог из «Известий» назвал тактику команды Лобановского, поразившую специалистов из Италии, Германии, Англии, Франции, других стран, «пассивной, осторожной и, можно даже сказать, трусливой».

На следующий день после победы на групповом этапе над Англией в спортивной программе западногерманского телевидения брали интервью у Лобановского. «Вы как тренер, — сказал репортёр, — добились больших успехов, много раз выигрывали звание чемпионов СССР, побеждали в Кубке кубков, Суперкубке, но всё время выглядите каким-то неприступно суровым, не улыбаетесь даже...» В ответ — улыбка Валерия Васильевича и шутливый комментарий: «Если бы улыбка тренера на что-то влияла, я бы улыбался постоянно...»

Второе место в Европе — при игре, получившей на континенте очень высокую оценку, — журналист Аркадий Галинский назвал — просто поразительно! — «выдачей карася за порося» и поиронизировал над тем, как «специально организованная группа болельщиков» якобы встречала в Шереметьеве Лобановского и его команду скандированием: «Мо-лод-цы!» Всё бы ничего, но самолёте вице-чемпионами Европы приземлился в Киеве. И там команду действительно приветствовали болельщики, всеми правдами и неправдами — никто их об этом не оповещал — узнававшими, когда сборная прибудет в Борисполь.

Президентствовал тогда в Федерации футбола СССР Борис Топорнин, известный юрист из Академии наук, «брошенный» на футбольную отрасль — общественником — ЦК КПСС. Лобановский давно не встречал столь грустного человека, каким выглядел после финала чемпионата Европы в 1988 году в Германии Топорнин. Поправив фалды клубного пиджака, он хмуро поглядел на Лобановского в подтрибунном помещении мюнхенского олимпийского стадиона и задал вопрос, который в тот момент занимал его больше всего: «Чем будем оправдываться?» Возраст Топорнина, советское юридическое образование вынуждали его помнить о полетевших после второго места в Кубке Европы-64 головах, о снятии Бескова, о выволочках в ЦК, о партийных взысканиях, сопровождавшихся инфарктами.

В 1964 году, впрочем, ситуация усугублялась политическими мотивами поражения в финале от Испании. Оно случилось в Мадриде, на переполненном стадионе «Сантьяго Бернабеу». Одним из зрителей был генералиссимус Франко, появление которого во время трансляции по советскому ТВ сопровождалось непристойной паузой.

От гнева Никиты Хрущева, устроившего футбольную разборку за сто с небольшим дней до собственного исчезновения с политической сцены, не спас даже вполне приемлемый для решающего матча на чужом поле счёт — 1:2. В день финала Хрущев находился с визитом в Скандинавских странах, ему доложили о проигрыше команде «испанского каудильо», и Хрущев распорядился полностью поменять тренерский состав сборной СССР. Правда, расформировывать команду, как это было при Сталине в 1952 году после поражения на хельсинкской Олимпиаде от сборной Югославии, не стали.

— Что с вами, Борис Николаевич? — ответил Лобановский Топорнину. — Почему на вас лица нет? Вам надо радоваться. Идите в раздевалку, поздравьте ребят. Вдумайтесь только: они — вторые в Европе!

После финала игроки отправили Дасаева к руководству сборной — с просьбой разрешить им посидеть за столом, как полагается в таких случаях. Разрешение получили от Симоняна. Первый тост подняли за Лобановского.

Буряка глубоко задела — и не могла не задеть — несправедливость, проявленная по отношению к нему 16 мая 1982 года, когда в матче с харьковским «Металлистом» Берников нанёс киевскому полузащитнику — и это накануне чемпионата мира! — серьёзную травму в первом тайме, жёстко въехав подошвой бутсы в левую ногу. Буряк почувствовал острую боль, у него потемнело в глазах, но до перерыва он кое-как доковылял. В раздевалке Лобановский призвал динамовцев не беречь, как он сказал, «ноги для сборной», а после того, как Буряк показал распухшую ногу врачу и тот сообщил Лобановскому, что необходима замена, в сердцах бросил услышанную футболистом несправедливую, а потому обидную фразу: «Мы потом с симулянтами разберёмся!»

«Симулянта» тем временем на «скорой» доставили в ближайший травмпункт, а потом на Подол, к известному специалисту-травматологу Виталию Николаевичу Левенцу. Левенец посмотрел снимок: «Перелом клиновидной кости в трёх местах». — «Насколько это серьёзно? — спросил Буряк. — Я смогу восстановиться к чемпионату мира?» И услышал ответ: «Да какой чемпионат, сынок? Загипсуем, а через месяц-полтора посмотрим».

«Не знаю, — говорил Леонид в интервью журналисту Эдуарду Липовецкому, — может, сегодняшний Буряк поступил бы по-другому, но тогда я ушёл. Как оказалось, лишил себя возможности совершить ещё один круг почёта с Кубком кубков в руках и сыграть свой прощальный матч в Киеве. Блохин же поступил мудрее — остался».

Вступая в должность главного тренера киевского «Динамо» в 2005 году, Леонид Буряк сказал, что каждый футболист мечтает возглавить команду, за которую он играл раньше, и заметил, что для него не прошло даром время, проведённое рядом и с Лобановским, и с Севидовым. Только похвалы, что и говорить, заслуживает футболист, вспомнивший тренера, в «Динамо» его пригласившего. При Севидове, однако, Буряку довелось сыграть в составе динамовской команды всего 26 матчей. Остальные 278, проведённые в футболке клуба, — при Лобановском. При Валерии Васильевиче и в список 33-х лучших игроков страны Буряк стал попадать, и в сборной СССР стал одним из ведущих полузащитников.