Киевский опыт многому научил Юрия Андреевича: ведущие футболисты «Зенита» после возвращения тренера из Киева ходили даже как-то жаловаться президенту клуба на деспотизм Морозова. А потом они горой стояли за своего «Деда».

«Лобановский, — говорит известный российский тренер Борис Игнатьев, хорошо знавший обоих специалистов, — верил Морозову как самому себе. На мой взгляд, их просто нельзя разорвать, воспринимать порознь. Юрий Андреевич действительно был человеком из штаба Лобановского, единомышленником. И, по большому счёту, говоря об успехах сборной второй половины 80-х, неправильно говорить, что это была сборная только Лобановского. Это была команда, которую он сотворил вместе с Морозовым. Я часто бывал в ту пору в Новогорске на базе сборной и видел, как тандем этих тренеров разрабатывает программу подготовки, реализовывает её. Просто Лобановский был главным, но Морозов — всё-таки не рядом, а вместе. Знаю, что у них было много творческих споров. Но когда обрушилась опала на Лобановского, именно Морозов прямо и открыто поднялся на защиту Валерия Васильевича.

Когда после Португалии в 83-м году штаб сборной был отстранён от работы с невероятно глупой формулировкой, мы, тренеры, ещё раз осознали очевидную мысль: футболом должны руководить люди, которые пришли из футбола, а не кабинетные “грамотеи”. Только они могли придумать такую обидную и несправедливую формулировку. Помню, Лобановский сказал тогда, конечно, не для печати: “Мы с Морозовым уйдём в окопы, без работы не останемся. Только, боюсь, сборная окажется не в тех руках”. Это было смелое заявление, но жизнь доказала справедливость этих слов. Она, жизнь, всё расставила на свои места буквально через два с половиной года. Оказалось, что без Лобановского и Морозова сборной у нас попросту нет. Она действительно затормозилась в своём развитии, отстала от ведущих команд. Тренеры вернулись и доказали абсурдность обвинений в свой адрес. А те, кто их уничтожал, — кто их знает сейчас? Кто помнит?..»

Бесков и Морозов познакомились весной 1967 года в Самарканде, где Константин Иванович находился вместе с московским «Динамо», а Юрий Андреевич — в составе научной группы «Зенита». Бесков интересовался тем, что делает Морозов; Морозов подробно обо всём рассказывал. Бескова привлекли рассуждения Морозова о придуманной им методике записи игровых действий футболистов и методике экспресс-контроля соревновательной и специфической тренировочной деятельности (по этой части параллельно работали Лобановский, Базилевич, Зеленцов с одной стороны и Морозов — с другой, ничего друг о друге пока не зная).

Когда Бесков поддался на уговоры Андрея Петровича Старостина и взялся в 1977 году за возвращение «Спартака» из первой лиги в высшую, он пригласил Морозова. Морозов к тому времени полтора года — 1975-й и половину 1976-го — проработал с Лобановским и Базилевичем в сборной. Зная о различиях в подходах Бескова и Лобановского к тренировочному процессу, Морозов поначалу от предложения Бескова отказывался. Константин Иванович был настойчив.

«Но на сборах, — вспоминал Юрий Андреевич, — где Бесков ставил игру, базировавшуюся на ювелирной технике, коротких и средних передачах, я стал активно пропагандировать функциональную подготовку, полярные тактические решения, а если коротко — то футбол “по Лобановскому”, который мне импонировал в большей степени. Бескову показалось, что Морозов переступил рубеж, отделяющий второго тренера от первого. Я почувствовал это и в один прекрасный день сказал ему: “Константин Иванович, готов сотрудничать, но не беспрекословно выполнять указания”. Николай Петрович Старостин возражал против моего отъезда из Сочи, хотя в душе понимал, что тандема единомышленников из нас с Бесковым уже не получится. Я не мог пойти против собственного “я” и уверен, что правильно сделал». Поводом для разрыва стало возражение Морозова, сделанное в присутствии других людей, относительно тактического варианта, предложенного Константином Ивановичем. Подобные вещи Бесков не прощал.

Конечно, Морозов был среди тех, кого Лобановский позвал на Восток поработать вместе с ним. В Эмиратах Юрий Андреевич возглавлял клуб «Шарджа», в Кувейте — олимпийскую сборную, но недолго, всего один год, потому что так и не смог привыкнуть к местным условиям и, как ни отговаривал его Лобановский, решительно вернулся домой. После него, к слову, олимпийскую команду Кувейта возглавил Олег Базилевич.

Когда в конце марта 2002 года у «Зенита» возникли проблемы с местом для тренировок (в Санкт-Петербурге не позволяли заниматься погодные условия, а лететь куда-то за границу — не было денег), Лобановский договорился с Григорием и Игорем Суркисами, и «Зенит» по-братски был принят на базе в Конча-Заспе для проведения совместного тренировочного сбора с киевским «Динамо». Содержание тренировок Лобановский и Морозов обговаривали заранее, проблем не возникало, потому что оба тренера мало того, что понимали друг друга с полуслова, так ещё и пользовались примерно одинаковыми тренировочными методиками.

«Ну, вы и буржуи!» — восхищался Морозов, вспоминая старенькую зенитовскую базу в Удельной, потрясающим тренировочным комплексом в Конча-Заспе: многоэтажным жилым корпусом со всей необходимой «начинкой» — уютными номерами для футболистов, тренажёрными залами, бассейном, медицинскими кабинетами, барокамерой с горным воздухом, рестораном, спутниковым телевидением, классом для теоретических занятий, семью тренировочными полями, крытым манежем с полем нормальных размеров... Экскурсию по базе для Морозова проводил Лобановский, невероятно гордившийся «творением Суркиса», как он называл этот фантастический центр. Морозов рассказывал мне, что не припомнит, чтобы Лобановский так гордился чем-то ещё, имеющим отношение к футболу.

Вечера они проводили в 510-м номере, который после кончины тренера так и остался своего рода мемориальным. Выпивали? А почему бы и не погреть в руках бокалы с хорошим коньяком двум старым друзьям? Они не догадывались, конечно, что это последняя их встреча на грешной земле. В день рождения Юрия Андреевича, 13 мая, Валерий Васильевич скончался вечером в запорожской больнице... После звонка Ады («Нашего дедушки больше нет...») я сразу позвонил Андреичу. Он заплакал.

Днём раньше его «Зенит» играл в Москве финал Кубка России с ЦСКА. Незадолго до этого Юрий Андреевич перенёс инфаркт, врачи были против его появления на зенитовской скамейке запасных, а перед тем как лететь в Киев на похороны Лобановского, он их и спрашивать не стал. Полетел с сыном Сергеем. «Даже если бы ему запретили, — говорит Сергей Юрьевич, — он бы всё равно полетел. Взяли с собой сумочку с лекарствами».

В Ленинграде Лобановские в конце 70-х — первой половине 80-х всегда останавливались в гостинице, названной в честь города. Каждое утро, вне зависимости от погоды, Валерий совершал пробежку. Маршрут пролегал по Пироговской набережной через Литейный мост на набережную Кутузова, по ней — до Кировского моста, потом — по Петровской набережной мимо домика Петра I и «Авроры» — в гостиницу.

Сергей Морозов вспоминает, как ездили в Пушкин и Павловск с Олегом Борисовым. В Царскосельском лицее Лобановский осмотрел комнатки с фанерными перегородками, подумал, покачал головой и с непроницаемым лицом сказал: «Смотрите, кто здесь жил! Пушкин жил, Горчаков, Кюхельбекер... И нормально ведь жили. А к нам приходят футболисты — сразу трёхкомнатную квартиру им давай...»

Многие удивляются, когда узнают о принадлежности великого русского артиста Олега Борисова к клану людей, не равнодушных к футболу. Собственно болельщиком, в привычном понимании этого слова, назвать его сложно. С такими болельщиками из мира искусств, как, скажем, Дмитрий Шостакович, Борисова сравнивать не стоит. Шостакович регулярно посещал матчи, вёл таблицы чемпионата, пополнял список бомбардиров, писал письма на футбольные темы — своего рода отчёты об играх; в его кабинете висел портрет Матвея Блантера, сочинившего «Футбольный марш». Для Шостаковича игра была зрелищем, наблюдая за ней он сопереживал всем её участникам. Борисова интересовал внутренний мир футбола, в который он был введён Валерием Лобановским и Олегом Базилевичем.